Следуй за серым хомяком

Томас О’Коннелл каждый день пьет чай в 6 часов вечера. Чай, разумеется, фруктовый. А еще, разумеется, в его квартире никогда не горит верхний свет, и старый проигрыватель вновь и вновь крутит старый винил с «К Элоизе» Бетховена. Стол всегда накрыт на троих – и неважно, что двумя постоянными гостями являются Есенин и Филя: хомяки, однажды спасенные О’Коннеллом из зоомагазина, где они были обречены доживать свой век в грязной клетке в самом углу витрины, сжавшись в комок и жалобно попискивая каждый раз, когда дети покупателей подходили слишком близко и начинали колотить по стеклу так, что, как казалось хомякам, начинается землетрясение. Томас каждый раз наливает чай в маленькие чашечки из набора посуды для кукол. Хомяки, правда, не пьют чай, но с удовольствием грызут орехи и печенье, специально мелко натертые для них. О’Коннелл всегда сидит во главе стола. Есенин и Филя – по его левую и правую руку. Чаепитие обычно проходит в молчании. Томаса это, в принципе, вполне устраивает. Молчать у него всегда получается лучше, чем разговаривать. О’Коннелл любит шляпы-цилиндры (кажется, общее их количество в его шкафу переваливает уже за тридцать) и не выходит из дома. Чай и другие необходимые вещи всегда можно заказать по интернету. Хомяки становятся последним, что Томас покупает, находясь при этом за порогом своей квартиры. В ней, кстати, пахнет лавандой и какими-то восточными ароматами. Марк Девилиш живет в квартире с говорящим номером 666, а еще каждую ночь он видит сны о мирах, в которых никогда не был, и людях, которых не встречал. Он не любит белый цвет (белизна в его памяти навсегда останется привязанной к белым больничным стенам), метро и звуки грома. Когда гром гремит так, что, кажется, сейчас выломает единственное маленькое хлипкое оконце, находящееся на лестничной клетке, Марк зябко ежится и прибавляет шагу, спотыкаясь о ступеньки. В их доме лифт почему-то не работает никогда. Лестница освещается лампочкой, одиноко болтающейся на длинном шнуре и оставляющей на бетоне ступеней скудные пятна света. Все, разумеется, из-за курьера магазина, в котором О’Коннелл заказывает продукты. Слушая болтовню курьера об ужасной погоде сегодня, Томас молча расписывается в нужных местах на бланке доставки, забирает пакеты (они весьма тяжелые и полиэтиленовые ручки больно впиваются в ладони), кивком благодарит курьера и ногой в дурацком тапочке в виде кролика захлопывает дверь. Видимо, из-за сквозняка она захлопывается не до конца, потому что во время чаепития, когда гром опять начинает свой оглушительный рев, Филя пищит от ужаса и выскакивает из-за стола, не поблагодарив за чай и орехи. О’Коннелл даже готов простить ему это вопиющее нарушение этикета, потому что в этот момент вспоминает, что, кажется, дверь незакрыта, и что-то сжимается внутри, утверждая, что именно туда хомяк и рванулся. Томас успевает влететь в коридор как раз вовремя, чтобы увидеть, как серое пятно стремительно пересекает порог. Марку остается один пролет, когда раскаты грома начинаются с новой силой. Девилищ морщится и прибавляет шаг, когда навстречу ему выскакивает маленькая тень. В тусклом свете Марк едва успевает опознать нечто, похожее на хомяка, и берет нового знакомого в руки, чтобы убедиться в своей догадке. Незнакомец действительно оказывается хомяком, а Марк разворачивается спиной к пролету, отделяющему его от его квартиры, и заходит на ближайший этаж. Гром бушует так, что такое впечатление, будто на город сбрасывают бомбы. Хомяк попискивает, когда Девилиш останавливается у ближайшей к нему приоткрытой двери, и Марку кажется, это одобрительное попискивание значит, что грызун проживает именно здесь. Чуть больше он убеждается в своей догадке, когда в щель дверного проема показывается сначала рыжая прядь волос, потом кусок разноцветного цилиндра, а после этого, наконец, дверь приоткрывается достаточно, чтобы Девилиш мог увидеть рыжего парня в чудной шляпе и тапочках в виде кроличьих мордочек. Пару секунд они просто смотрят друг на друга, пока Филя активно выражается на своем хомячьем диалекте, а из приоткрытой двери доносится Бетховен. Марк протягивает О’Коннеллу хомяка, и Томас благодарно кивает. И пробует улыбнуться. Громовый раскат звучит снова, и, наверное, что-то отражается на лице Марка, потому что О’Коннелл приотворяет дверь еще больше, молчаливо приглашая нежданного гостя. В квартире темно, тепло и пахнет благовониями. О’Коннелл жестами просит Марка следовать за ним. Когда из маленького коридора они оказываются в единственной комнате, посреди которой стоит большой стол, накрытый на троих, и Марк неуверенно переминается с ноги на ногу, Томас достает еще одну чашку и наливает чай. И приносит из недр комнаты четвертый стул. Они пьют чай и «К Элоизе» как раз заканчивается, когда их взгляды снова встречаются. Томас снова пробует улыбнуться, а Девилиш улыбается в ответ. Хомяки чинно сидят друг напротив друга, поедая орехи. Марк думает, что все становится чудесатее и чудесатее. Но ему нравится. Почему-то это все напоминает ему какой-то из его снов, хоть он и не может точно вспомнить, какой. Когда на пороге появляется еще один обитатель этой маленькой квартиры, в которой каждый день превращается в бесконечное чаепитие, Девилиш даже не удивляется: большой черный кот садится у входа в комнату и, Марк готов поклясться, добродушно (и немного хитро) улыбается. Томас аккуратно подливает всем присутствующим еще чая.