Водопад

— Нет, Кили. Этим было все сказано. Кили возмущенно открыл рот, намереваясь выразить свое крайнее неодобрение, даже самую настоящую пылкую ярость. Как это так — брат не соглашается с ним? Как такое вообще возможно? — Почему это? — спросил он, сверля Фили грозным взглядом янтарных глаз, в которых сейчас полыхал гнев. — Почему нет? Давай, скажи мне, укажи на все недостатки моей прекрасной идеи, скажи, что тебе чихать на мои мысленные старания, бессонные ночи, которые я провел, придумывая хоть что-нибудь подобное! Что не так? Что вообще может быть не так? Почему ты смеешься?  — Я сказал лишь два слова… — улыбался Фили, крутя в руках сосновый прутик. — И ранил меня ими до глубины души! — насупился Кили. — Отчего ты все время так? — Как? — Так… так! Младший из братьев развернулся и демонстративно направился прочь. Он чувствовал себя настолько обиженным, что даже не улыбнулся остальным членам Отряда и не пошутил насчет Бофура, распевающего песни. Хмурой тенью присев в сторонке, он огрызался на беспокойные вопросы окружающих, все ли с ним в порядке. «Иначе и быть не может! — зло отмахивался он. — Это же я, Кили, озорник и проказник! Я должен все время всех веселить!». В конце концов даже Торин, вечно занятый заботами об Отряде и обычно не обращающий внимания на племянников, подсел к младшему и спросил, что с ним творится. Вначале Кили и ему дерзнул погрубить, однако потом, получив строгий выговор, остыл и со вздохом пожаловался на «плохого старшего брата, который ничего не разрешает ему делать». Несмотря на то что их Отряд продвигался через дикие земли довольно уверенно, однажды Кили стало скучно. Поначалу он не понимал, чего ему не хватает, — вроде бы Двалина они с Фили дразнили, на свой страх и риск, Торину вплетали ромашки в волосы, когда он спал, прятали многочисленные рукописи Ори и платки мистера Бэггинса. Гномам и хоббиту уже порядком надоели эти шуточки, потому они просто научились не замечать их, а заодно и самих братьев. Вот поэтому в один прекрасный и многообещающий момент лучник понял, что им с Фили необходимо сотворить нечто большее, чем простой розыгрыш — так их и заметят сразу (особенно Торин), и весело всем будет. Принявшись ломать голову над тем, что же выдумать на этот раз, Кили ходил задумчивый и на удивление тихий, соображая, придумывая, размышляя. Как назло, голова была совершенно пуста, словно котелок после толстяка Бомбура, если их оставляли наедине. Очередная стоянка несказанно обрадовала Кили, принеся неожиданность: быстренько улизнув из-под внимательного дядиного взгляда, он обнаружил водопад неподалеку от места их привала. Первой мыслью было с разбегу плюхнуться вниз, нырнув с головой; но Кили подавил сие желание и кинулся к брату. Тот тихо обомлел от предложенного: младшему захотелось проверить, как долго можно висеть, держась одними руками, на ветке дерева, что стояло над самым водопадом. Фили, надо бы заметить, всегда соглашался на мелкие проделки вместе с братом, а вот здесь категорически сказал «нет». Нет и точка. Естественно, Кили обиделся: ему затея казалась донельзя восхитительной, а главное, безопасной. «Ведь я же не собираюсь туда прыгать!» — в сердцах бросил он, горячо споря со старшим братом. Действительно, он не нырнет в водопад, как задумывал, а всего лишь спустится с дерева и вернется к остальным гномам. Ничего дурного с ним не случится. Этот вечер показался Кили невероятно длинным и нудным, особенно после того, как он выслушал красноречивое предостережение дяди не соваться на водопад и совет поскорее мириться с братом. Фили, тихо присев рядом и с интересом слушая их разговор, произнес, что они и не ссорились. Кили предпочел не замечать этот шаг к примирению, а надулся еще больше и отвернулся от родичей, уставившись в столб дерева. Торин махнул рукой, раскурил трубку и, бросив через плечо «разбирайтесь сами», удалился. Фили попробовал растормошить младшего, но у него ничего не вышло, — Кили гордо отворачивался от него, хмыкал и фыркал в ответ на его терпеливую речь о том, как опасно может быть путешествие на водопад. — Зачем вообще нужны старшие братья? — тихо буркнул лучник, когда брат на мгновенье отвернулся. — Чтобы отговаривать от глупостей таких, как ты, Кили. — Услышал все-таки. — Позволь спросить, не ты ли в детстве прятался за моей спиной от грома, сердитого дяди Торина и дразнящих тебя мальчишек? Тогда было: «Фили, спаси меня!», а сейчас что? В детстве Кили часто подвергался насмешкам сверстников, потому что у него, как передразнивал Фили, «бороды не было, Дурин с ней!» По общепринятым меркам, младший мог считаться настоящим уродом. Всем известно, что борода для гнома — самое дорогое сокровище: ей и клянутся, ее и отрезают за особо тяжкие грехи, и ее же берегут, как зеницу ока. У маленьких гномят борода появлялась еще с двух-трех месяцев от рождения, и это было большим семейным праздником. А у Кили не было столь пышной растительности на лице, как у других, из-за этого его обижали и обзывали самыми едкими прозвищами. Он свыкся бы с тем, что он не такой, как все, если бы любимый старший брат вовремя не оказался рядом. Он узнал про издевательства, подловил обидчиков и долго разбирался с ними в подворотнях, — иной раз даже приходилось пускать в ход угрозы отвести к самому королю Синих гор Торину, или несильно стукать кулаком. Когда, наконец, Фили возвратился домой, Кили мог вздохнуть свободно. Спустя некоторое время о его не выросшей бороде даже не заикались. А впоследствии, все мальчишки завидовали лучнику, что у того есть такой храбрый брат, Кили ходил, сияя улыбкой, а сам Фили спал по ночам спокойно. — Кили, нельзя тебе к водопаду. Там небезопасно. Вернее, небезопасно проводить твой опыт. — Я думал, ты меня поддержишь. — У Кили даже дыхание участилось от волнения или обиды. — Тем более я уже ходил туда. Ты же мой брат! — Да, однако я не могу позволить тебе утонуть, ты понимаешь. — Ты говорил, что будешь со мной всегда и везде! Разве твои слова ничего не значат? Я ведь верил! Ты обещал поддерживать меня, разве нет? — Дался тебе этот водопад, — раздраженно пробормотал старший. — Как тебе объяснить, что он непредсказуем? — Ты что, предаешь меня? — захлопал мокрыми глазами младший. — Кили, ты будто дитя малое, честное гномье слово. В день твоего рождения я поклялся защищать тебя, что сейчас и делаю. Быть с тобой всегда и везде и не давать совершать необдуманные поступки — это разные вещи. Как я помогу тебе, если мы вдвоем свалимся вниз со скал? — Мы не свалимся, — умоляюще сказал Кили. — Ты поможешь мне? Я всего лишь разочек заберусь на одно дерево, а затем спрыгну к тебе, и мы вместе пойдем к остальным. Я обещаю держаться крепко за ветви и не глазеть по сторонам, а ответственно выполнять задуманное. Я буду осторожен. — Ты ведешь себя не так, как подобает принцу, — вспыхнули глаза Фили. — Ты никогда никого не слушаешь. При свете костра его взгляд казался еще более серьезным. Он, в отличие от младшего брата, прекрасно понимал, что риск был велик: одно неверное движение скользкой от воды рукой — и можно полететь вниз. — А я не хочу быть принцем! — вскрикнул Кили, опрометью поднялся и отскочил в сторону. — Уже и подурачиться, посмеяться нельзя! Всегда нужно слушаться либо тебя, либо Торина, делать то, что не нравится! — Хорошо, делай то, что тебе нравится, но на водопад не смей ходить, — устало ответил старший. — Ради твоей же безопасности. — Я… я… — Кили возмущенно нахмурил брови. — Я и не хотел старшего брата! Никогда! Он сердито ушел куда-то в лесную глушь, не оборачиваясь. Старший брат с минуту просто сидел пораженно и не знал, что ему делать, однако, когда подошел дядя и спросил, помирились ли они с Кили, ответил: — Мое терпение тоже ведь не железное. И замолчал, вглядываясь в танцующее пламя багрового костра, что слал огненные краски далеко в ночь. Торин покачал головой и отправился за хворостом, — если племянники и ссорились, то редко, и почти сразу же мирились, бегая друг за другом и прося прощения. Именно по этой причине он позабыл об их размолвке. Обремененный заботами о безопасности, тепле и сытости всех гномов и хоббита в Отряде, Торин не привык заострять внимание на чем-то мелком и незначительном. Однако позже выяснится, что Кили обиделся крепко и надолго. Гном широким шагом пробирался через густой лес, со злостью расчищая себе дорогу мечом. Он вырубал целые кусты, ломал ветки и рушил муравейники сапогами, поминутно бурча на дядю, брата, титул принца и многие прочие вещи, связанные с королевскими делами. Он даже не думал о возвращении: не в его духе было обидеться, а потом первым лезть к брату с извинениями. Так что Кили твердо решил, что не попросит прощения. Тем временем ночь заволокла почти все черным непроглядным мраком, — темнота была слепая, даже бледная красавица-луна не появилась сегодня на своем законном месте высоко в небесах. В немом молчании застыли могучие кроны деревьев, выставив в стороны ветки и безмолвно покачивая листьями. Только их темные силуэты Кили и видел, судорожно пытаясь вспомнить, какая дорога ведет обратно в лагерь. Лучник когда-то слышал, что по деревьям можно найти верное направление, но знания, как это делается, у него не было. Что ж, надо было слушать Балина, мысленно вздохнул он. Идя теперь тихонько, словно боясь потревожить сон некого исполинского чудовища, он вертел головой во все стороны и шепотом успокаивал самого себя. Он говорил, что в каком-то маленьком лесочке, через который они шли совсем недавно, невозможно заблудиться; он скоро отыщет нужную тропу и вернется к остальным. «Это ерунда, что сова кричит», — пробормотал Кили, не без страха шарахнувшись от ночной хищницы, приглядевшей себе новую жертву. Спустя мгновение в траве раздался сдавленный писк, а победный совиный ах эхом прошелся между мрачных деревьев. Взметнувшись вверх, сова зажала добычу в лапах и неспешно полетела прочь. Кили поежился; он вдруг на минуту представил себя той маленькой несчастной мышью, которую в любой момент могут убить сверху. Где-то вдалеке тоскливый волчий вой печально вознесся к выплывшей на небо луне. Тихо зашумели деревья, нагоняя тусклую дымку смятения. Кили не испугался, но ему вдруг захотелось поближе к веселому огню, разбрасывающему цветные искры, к Торину, от которого просто нескончаемым потоком воздуха шла уверенность, к Фили, всегда готовому поднять настроение и успокоить. Младший уже жалел, что наговорил лишнего брату — сейчас он хотел оказаться рядом с ним и послушать его очередную придуманную на ходу байку. А затем попросить у него прощения и крепко-крепко обнять. Он еще долго бродил по лесу в отчаянных поисках дороги в лагерь, а когда, наконец, каким-то образом очутился у знакомых очертаний поваленного дерева, перевалило уже далеко за полночь. С трудом раздвигая ветки слабыми от усталости руками, Кили обдумывал, что скажет Торину и как оправдается перед остальными. В конечном итоге, он вышел на ту самую поляну, на которой рассорился с Фили. Его удивило то, что почти все спальные мешки были пусты — лишь Ори и Бильбо, протянув ноги, сидели без сна. Они сперва не увидели его, потому Кили удалось прокрасться к своему мешку без приключений. Не успел гном сесть на землю и взять подушку, как его отчаянно схватили за плечи и потащили поближе к огню. — Кили!.. — Фили смог вымолвить только это. Он во все глаза глядел на брата, беззвучно шевелил губами и всхлипывал. Разве что слезы не текли. — Где все? — Пошли тебя искать, — ответил Фили. Он чуть ослабил хватку, и Кили вырвался, отступив на шаг от брата. — Тогда я пойду и сообщу им, что… — начал он, но брат затряс головой: — Нет, Кили, я тебя больше никуда не отпущу, слышишь? Никогда, братишка, никогда! Я так волновался, ты не можешь себе представить! Младший открыл было рот, чтобы извиниться, и уже почти бросился брату в объятья, как вдруг передумал. Он вспомнил, что они поссорились. Гордость чуткой птицей затрепыхалась у него в сердце, и Кили вздернул подбородок. — Спасибо за волнение, — бесстрастно проговорил он. Фили и вправду так перепугался за брата, что не обратил внимания на его ироничные, слегка отдающие горьким равнодушием слова, только, суетясь, усадил его на бревно у огня и дал в руки чашку с чаем. — Согрелся? Ох, Кили, мы все так переживали за тебя… Торин собрал нас и разделил на две группы: одна сейчас в лесу ищет тебя, а мы вот… — Старший показал рукой на Ори и Бильбо, радостно глазеющих на них. — Кили, больше никогда так не делай. — Я всего лишь гулял в лесу, — фыркнул тот, сунул чашку с недопитым чаем Фили и удалился к своему спальному мешку. Однако заснуть ему не удалось. Понемногу из-за деревьев начали появляться остальные гномы, которым Фили тут же сообщал радостную новость: Кили вернулся. Торин явился последним. Он сразу же кинулся к младшему племяннику, убедился, что тот не ранен, а потом принялся его отчитывать. Сорвавшись на крик, он даже не заметил, как к ним подошел Фили. Старший вступился за брата, защищая его и возмущаясь повышенным дядиным голосом. Они горячо заспорили, причем Торин как-то даже позабыл о присутствии Кили. Пользуясь этим, тот быстро юркнул в походную палатку и, с трудом отвоевав себе место среди успевших задремать Бомбура и Бофура, провалился в беспокойный сон. Засыпая, он слышал ругань Торина и сердитые речи брата, говорившего, что Кили заблудился не нарочно. Во сне лучнику чудилось, будто он снова разгуливает в лесу, а брат приходит и с упреком говорит: «Да не виноват он, не виноват! Разве можно по своей воле в той глуши потеряться?» Кили высунул нос из палатки не раньше полудня. Первым намерением было спросить, почему его никто не разбудил, и собираются ли они идти дальше, однако, наткнувшись на умиротворенные взгляды окружающих, он расслабился. Если его никто не упрекает и не торопит, значит, все в порядке. Он узнал, что Торин объявил длительную стоянку, так как у них почти закончились припасы, и нужно хорошенько поохотиться, чтобы пополнить их. Было решено, что на охоту отправятся вечером. — Торин все порывался будить тебя, да Фили не давал — говорил, поспать тебе надо, — сказал Бофур, протягивая еще слегка сонному лучнику поджаренную солонину с хлебом. — Они оба вчера из-за тебя грызлись. Вернее, сегодня. Кили ничего не сказал, только принялся жевать и задумчиво подсчитывать камешки в траве. Он избегал смотреть сородичам в глаза, но они, похоже, и так на него не сердились. Сердился ли Торин — сказать было невозможно, поскольку его гордый королевский взгляд был, как всегда, непроницаем. Зато на Фили Дубощит даже смотреть не хотел: они держались подальше друг от друга, и лишь иногда, если их одинаковые синие глаза пересекались, Торин одаривал старшего племянника раздраженным взглядом, а тот глядел на дядю исподлобья. Характер Фили являлся зеркальным отражением характера Торина, а уж тот был настолько упрям, что однажды простоял целых три часа в очереди за хлебом. Под дождем. Фили тоже шел на уступки редко, но всегда уступал, если дело касалось брата или кого-то из друзей. Он не показывал своего упрямства при Кили, хотя тот прекрасно знал это и, будучи в плохом настроении, пытался вывести брата из себя, впрочем, у него мало что выходило. Зато если Торин возмущался, то никому не было пощады. Кили взял свой лук со стрелами и, собравшись с духом, подошел к дяде. — Я хочу на охоту, — осторожно произнес он. — Вечером, — ответил тот бесстрастно. — Впрочем, я еще погляжу на твое поведение. — Ты разговариваешь со мной, как с маленьким! Я уже вырос и теперь могу сам решать, что мне делать! Торин поднял руку, и Кили замолчал. Все-таки слова, вбитые ему с детства, что сперва нужно слушать старших, еще не забылись окончательно. — Вчера мы прочесали почти весь лес, разыскивая тебя, Кили. Не думаю, что тот, кто умудрился заблудиться в самой чаще ночью, достаточно повзрослел. Зачем ты вообще пошел туда, позволь спросить? Если ты отправился неизвестно куда в пылу гнева, это не доказывает твою взрослость. — Оставь его, дядя, — неожиданно подал голос Фили, сидевший неподалеку от них. — Кили испугался, нечего тревожить его неприятными воспоминаниями. Дубощит внимательно посмотрел на старшего племянника и мрачно усмехнулся. — Я, кажется, не давал тебе слова. — Когда дело заходит о брате, я всегда беру слово, ты же знаешь, — не остался в долгу Фили, подвигаясь ближе и скрещивая на груди руки. — Неужели вы с Кили останетесь столь неопытными и наивными гномами? Твоего брата могли вчера и не найти. Я могу посчитать поступок Кили опрометчивым. — Насколько я помню, мой брат пришел сам. Не надо вспоминать прошлое, Торин, от него все равно никакого толку. Что случилось, то и случилось. — Хорошая порка не помешала бы твоему брату! Я могу напомнить ему, что он нарушил правило Отряда и сунулся, куда не просили! — Это я виноват, что не уследил за ним! — Нет, Кили сам пошел в лес! Между двумя самыми упрямыми гномами вновь разгорался спор, и его виновник, видя, что о нем опять все забыли, решил отправиться к водопаду. Он тихо отошел от спорящих дяди и Фили и уже было рванулся в выбранном направлении, но ему не дали уйти: Двалин, заприметив его, строго пообещал оторвать уши, если Кили куда-либо пойдет без брата. Кили твердо усвоил еще с детства, что Двалину точно ничего не докажешь, потому насупился и покорно вернулся на свое место. По крайней мере, до трех часов дня он умирал от скуки, слушая спор Торина и Фили, который становился все нелепее и бессмысленнее. Его даже побоялись отпускать в лес за хворостом, вспоминая его недавнюю прогулку в одиночестве. И Кили просто не понимал, куда себя деть и чем заняться. Сначала он приставал ко всем с расспросами, надолго ли затянется их привал, далее усиленно интересовался Одинокой горой, спрашивая, дойдут ли они до нее к осени. Пытался шутить, однако у него не получалось. Складывать мелкие камешки в кучку носком сапога ему вскоре надоело, рисовать на земле прутиком больше не вызывало никакого интереса. Он начал мысленно подсчитывать, сколько дней осталось до его дня рождения, но тут же подумал, что, скорее всего, поздравлять его никто не будет, учитывая весь их Поход в целом и нехватку времени. Кили расстроился. Матушка всегда пекла вкусный брусничный пирог к его дню рождения, их дом преднамеренно наполнялся гостями, которые дарили подарки. Всем было очень весело, и даже никто не сердился на именинника, если он нечаянно разбивал вазу или ронял кувшин с водой. Однажды они с Фили отпросились на ярмарку выбирать подарок ко дню рождения Кили. Правда, у младшего как-то само собой получилось подраться с другим гномом из-за набора стрел, так и блестящих новизной. Естественно, стрелы хотели оба, — Кили даже не заметил, как толпа вокруг них расступилась, давая место для драки. Хорошо, что во время того, когда незнакомый гном рассчитывал нанести толчок точно в живот лучника, перед галдящей публикой предстал Фили и перехватил удар. У него получалось вести дипломатические разговоры лучше своего брата, поэтому он относительно быстро договорился с тем гномом, объяснив, что у Кили скоро праздник. После того гном уступил стрелы уставшему, но счастливому противнику. Кили радовался так, что не обращал внимания на разбитую губу и синяк под глазом — конечно, за это ему потом здорово досталось от мамы. Зато со своим «бывшим врагом» они стали чуть ли не лучшими друзьями и потом часто виделись в свободное время. Фили после неоднократно напоминал брату, что наиболее правильный вариант — решать скандалы языком, а не кулаками. Вконец Фили с Торином рассорились так, что оба отправились развеяться в разные стороны: наследник древнего рода Дурина ушел прямиком в лес, а Дубощит скрылся по направлению к ручью. Кили попытался возмутиться — почему брата, мол, в лес пускают, а он должен на простой поляне крутиться, однако дядя бросил на него уничтожающий взгляд и процедил: «Позже разберемся». Всем опять было не до него. Он закатил глаза, показывая свое отношение к происходящему и, выбрав с кучи хвороста несколько прочных и длинных веток, принялся мастерить себе стрелы. Краем глаза он видел, как остальные разбрелись по поляне — Бомбур разлегся прямо на траве, посапывая и хмыкая; Бофур собрал вокруг себя круг из шестерки гномов, желающих послушать его байки, и теперь рассказывал их со счастливым выражением лица. Ори затаился в тени большого крепкого дуба и сосредоточенно глядел на лист бумаги, лежавший перед ним: гном хотел, наверное, записать очередную историю для своей летописи. Кили подумал, что его лесные похождения обязательно попадут туда, и от этого ему стало смешно. Он чуть приободрился и вызвался идти к реке за водой, но его вновь не пустили; он рассердился, прикрикнул на Нори, за что получил в бок от Двалина. Потирая не сильно уж и ударенное место, Кили обижался на всех, в частности на наставника, но вскоре ему надоело. Еле дождавшись прихода брата, он первым схватил свой лук и нетерпеливо закрутился на месте волчком. — Пойдем на охоту! — Сейчас, Кили, сейчас пойдем. Иногда Кили несказанно раздражало это спокойствие брата, его неспешность и привычка десять раз подумать перед тем, как что-то сделать. Не тот ли это Фили, что еще день назад смеялся над их общими проделками? К великой радости Кили, на сборы не ушло и получаса. Кроме них с Фили вызвались идти Двалин, Глоин и Бифур. Торина нигде не было видно, и ждать его не стали. Их маленькая компания и так быстро, уверенно продвигалась по лесу, расставляя силки и негромко переговариваясь. — Ты уже решил, что больше не будешь ходить на водопад? — поравнявшись с Кили, спросил брат. — Было бы весьма неприятно нырять за тобой. Тот только фыркнул и отвернулся, сделав вид, что высмотрел вдали какую-то зверушку. Он все еще не желал общаться с братом так, будто ничего не произошло. Извиняться он тоже не хотел, однако Фили и не нужны были извинения — он без того дал младшему свое прощение, еще в ту минуту, когда Кили вышел из леса. Была бы его воля, Фили бы больше не брал сюда брата, но что поделать — тот и так целый день провел почти в одиночестве, пока они с Торином ругались. Кили вдруг остановился. Фили повернулся к нему. — Ты бы нырнул за мной? — вдруг спросил младший. Уголок его рта слегка подрагивал в подобии саркастической улыбки. — Да, — пожал плечами старший. Конечно, он бы нырнул, если б понадобилось. Что за вопрос? — Даже если мы в ссоре? — Даже если мы в ссоре. Больше Кили не затрагивал эту тему. Он, казалось, забыл обо всем: носясь по лесу с жизнерадостным видом, он снова смеялся, в шутку передразнивал Двалина у того за спиной, наклонялся и рвал целые букеты можжевельника, не говоря зачем. Потом он, конечно же, выбросил их в первый попавшийся овраг. Ему предоставили возможность выбирать направление, и теперь он зорко вертел головой влево-вправо и время от времени забегал вперед. Глоин тихо ворчал, что так они все скоро заблудятся, однако Кили довольно хорошо разбирался на местности, что было странно, учитывая то, что вчера он потерялся в этом же лесу. Хоть они и петляли, будто убегающие зайцы от лисы, младший указывал рукой в ту или иную сторону, и они опять выходили на нужную тропинку. Иногда Кили останавливался, доставал стрелу из лука, натягивал тетиву, и стрела певуче парила в воздухе, а затем вонзалась в ствол выбранного дерева. Счастливый вид прирожденного лучника говорил сам за себя. Возможность стрелять придавала ему какую-то неведомую силу, вдохновляющую все вокруг. И все бы хорошо, только вот Двалин вовремя спохватился и сурово воззрился на него. — Эдак все стрелы понапрасну истратишь, — укоризненно произнес он. — Новые смастерю, — отмахнулся Кили, не отрываясь от своей драгоценной стрельбы. — Я же не виноват, что дичи не попадается. Наверное, она вся испугалась моего мастерства и спряталась в чаще леса. — Ну, знаешь ли, хвастовство до добра не доводит, — подал голос Бифур, давно уже бурчавший по поводу воспитания Кили. — Ты ведь можешь ненароком и промахнуться. — Ха, как бы ни так! Я ни за что не промахнусь. Если только сам всевидящий Махал не соизволит спуститься с небес на грешную землю, и… В то же мгновенье рядом с Кили громко хрустнула ветка, и от неожиданности у него дрогнула рука. Очередная стрела со свистом пролетела мимо соснового ствола и затерялась в кустах. За крепкое словечко по-кхуздульски Кили получил оплеуху от Двалина. Остальные засмеялись. — Хватит уже меня бить! — возмутился лучник, сердито глядя на наставника из-под смоляной челки. — Я, между прочим, прямой наследник Короля под Горой! Я займу дядин трон! — После меня, — напомнил ему Фили. — Какая разница! Это не дает тебе, Двалин, никакого права причинять мне телесную боль! — За такие слова тебя надо прямиком к дяде отвести — скажи «спасибо», что я тебя еще пожалел, — буркнул тот. — Убедился теперь, что хвалебные оды распевать самому себе нехорошо? Кили не ответил. Он больше не выпускал стрелы из лука без надобности, но, к счастью, им попадалось немалое количество мелкого зверья, так что скучать ему не приходилось. После удачного выстрела в дикого оленя, пробегавшего мимо, к лучнику вернулось хорошее настроение, которым тут же заразилась вся их маленькая компания. Распевая песни, они двинулись в обратный путь, и, поверьте, в этот раз лес показался Кили гораздо более гостеприимным и веселым. В лагере их ждали оставшиеся восемь гномов и хоббит. Они все, кроме Торина, который просто сидел и задумчиво посматривал на друзей, уже закончили с приготовлениями к ужину — почистили походный котел, вымыли тарелки, ложки, ножи и вилки. Нетерпеливой кучей набросившись на принесенное мясо, гномы потащили его к разведенному костру. Пламя радостно, словно ожидало этого долго, заполыхало в сумеречном полумраке, угли завели свои обжигающие песни. Вскоре к ним присоединились веселые разговоры, удовлетворенные мурлыканья себе под нос и оживленный хохот. Лишь Торин не участвовал в этом роскошном для Похода ужине. Прикрыв свои пронизывающие синие глаза, он медленно выпускал дымовые колечки из трубки. Пару мгновений дым клубился над ней, но потом развеивался, или же Торин отводил трубку в сторону, и кольца поднимались все выше и выше. Они удалялись от уже присыпанной пыльцой ночного мрака земли, легко кружились в порывах тихого ветра, танцуя вальс. А далее, как по команде или мановению чужой руки, начинали лететь дальше от Торина. Дым от них пролетал мимо ярко-оранжевого пламени костра, стремился находиться выше самых высоких деревьев-гигантов, стоящих в молчании и охраняющих покой пепла снов. И вместе с дымом летели далекие воспоминания — у каждого разные, но по-своему одинаковые. Задумчивый взгляд вечности окутывал землю; между ней и небом прошла та тонкая ночная грань, соединяющая два мира — мир снов и мир жизни. Постепенно болтовня стала тише, однако не смолкла совсем, а лишь затаилась, не желая тревожить спящую красоту. Сладкие грезы сновидений приняли некоторых в свои объятья, многие продолжали шепотом обсуждать дальнейшие планы, строить и выдвигать предположения. Кто-то пытался шутить, но его шуткам никто не внимал: заслушавшись звуками огня и засмотревшись на плывущий по воздуху, как парусник, дым, гномы окунулись в воспоминания. Кили подсел к Торину, с какой-то излишней внимательностью начал следить за движением колечек. Не открывая глаз, Торин тихо поинтересовался: — Что-то не так? — Я… кто… что не так? — Обычно вы с братом засиживайтесь у огня до поздней ночи, рассказывая смешные случаи из жизни и приукрашая их шутками собственного сочинения, — хмыкнул дядя. — Что же изменилось сегодня? — Фили заснул раньше времени, — отшутился Кили. Но, поразмыслив, серьезно добавил: — Ничего, просто захотелось подумать. Торин не ответил. Затягиваясь, он выпустил изо рта пару особенно больших колец, которые тут же подхватил легкий ветер, унося прочь. — Ты на меня сердишься? — Надо бы, — вздохнул Торин, глянув на племянника, — да на тебя сердиться без толку. Выпороть тебя не помешало бы, — задумчиво добавил он. Кили мысленно простонал, вопрошая, почему его все грозятся наказать поркой. — Мы испугались, — вел дальше Дубощит. Его спокойный и тихий голос был совершенно уравновешен, однако чуть приоткрытые глаза изучающе сверлили племянника. Тот ежился от этого взгляда. — Фили места себе не находил, Балин еле уговорил его остаться в лагере на случай, если ты вернешься сам. — А что мне… — начал Кили, но сразу же осекся, подумав, что дяде отнюдь не следует знать об их с братом ссоре. — Вернее, правда? И… ты испугался? — Да, я тоже испугался, — без выражения произнес Торин, но во взгляде его что-то переменилось. — А почему ты тогда начал кричать? — не понял Кили. — На меня Фили, например, даже не прикрикнул по возвращении. — Потому что носится он с тобой, как с писаной торбой — не дай Махал уронить, — фыркнул дядя. — Фили вообще слишком сильно о тебе заботится. — Скажешь тоже. — Он с тебя пылинки сдувает. Я со своим братом был строже: надо же было хоть кому-то его воспитывать. Бедный дядя Фрерин, мелькнуло в голове у Кили, но вслух он, конечно, говорить ничего не стал. Посмотрев на Торина, он сделал самое невинное выражение лица, на которое только был способен, и спросил: — Так ты прощаешь меня? Дядя Фрерин бы простил! — поспешил прибавить он, видя, что брови Торина опасно сужаются на переносице. — Именно, мой второй дядя не сердился бы на меня, ведь правда? — Ну, раз уж мы заговорили о Фрерине… — Расскажи о нем. Кили прекрасно знал все истории о другом дяде наизусть еще с детства, но никогда не был против слушать их по второму, а то и по третьему разу. К сожалению, ему не повезло увидеть Фрерина: тот погиб в битве еще до рождения младшего племянника, как и отец Кили, и многие храбрые воины. Торин не часто говорил о нем, а если и говорил, то с долей иронии, постоянно сравнивая Кили с Фрерином. Он пытался так преподать очередной смешной случай с его младшим братом, чтобы Кили учился на ошибках последнего, но тот только хохотал и обещал повторить шутку. Поэтому вовлекать в воспитательный процесс Фрерина было бесполезно. — Он бы разбаловал тебя до такой степени, что даже я был бы бессилен что-либо изменить, — ответил Торин раздраженно, но в его голосе проскользнула едва заметная теплота. — Вы бы с ним на пару проказничали. — Было бы здорово, — мечтательно протянул Кили. — И проказничать, и другими делами заниматься. Торин, а он бы водил меня в кузню? А он бы учил меня владеть мечом? Проводил бы тренировки? Читал бы сказки на ночь в детстве? Оправдывал бы перед мамой за мою очередную шалость? Ой, Торин, а мы с ним были бы похожи? Ну, характером, внешностью, привычками? Или нет? Ты говорил, у него были рыжие волосы, и борода росла исправно (Кили едва слышно вздохнул), это так? Так мы похожи или нет? — Похожи, Кили, похожи, — снова затянулся Торин, вспоминая брата. У того тоже была привычка тарахтеть без умолку и задавать много вопросов. Наверное, его младший племянник позаимствовал нрав Фрерина. Его брат только из лука не стрелял и рыжую гриву подчас расчесывал, в отличие от Кили. Однако, по сути, это являлось единственным несходством между ними обоими. Зато Фили в отца пошел — такой же снисходительный и тактичный, старающийся не вступать ни в какие споры, но в то же время преданный семье и народу. Фили может утихомирить, успокоить всех, прекратить любую перепалку без применения кулаков. Если бы еще немного целомудрия и рассудительности, был бы настоящим наследником. Хотя, Фили и так уже умный не по годам. Что самое важное, он не дает брату совершать больших глупостей. Кили, возможно, даже сам не понимает, как ему повезло со старшим братом. — Торин… — тихо позвал его племянник. Кили не выдержал и устроил лохматую макушку у него на плече, рассеянно глядя вдаль. — А дядя Фрерин пошел бы с нами возвращать Одинокую гору? — Разумеется, — отозвался Торин, стараясь не пускать на Кили серые струйки дыма. — Почему? — А ты бы пошел вслед за братом? — Да. — Вот и он тоже, — слегка грустно усмехнулся Дубощит. — Вы с ним очень похожи. — Торин знал, что племяннику важно это слышать, особенно от него. — Ты такой же храбрый, хоть порой и ведешь себя, как ребенок. — Я храбрый, — довольно, хотя и чуть сонно повторил Кили. — Дядь, а зачем нам эта Гора?.. Знаешь, мне было хорошо и в Синегорье. Я ничего такого не имею в виду, но, действительно, почему бы тебе не стать королем в Эред Луин? А то все Эребор да Эребор… Может, это и хорошо, что там много золота, но ведь ты сам говорил, что гораздо важнее безопасность семьи, да? А то если мы погибнем… Кто-нибудь другой сядет на трон вместе тебя, дядя, будет править Горой и распоряжаться золотом. Конечно, я понимаю, что ты не можешь не попытаться вернуть потерянную родину, но я думал, что Синие горы стали тебе настоящим домом. Мне они стали, к примеру. И разве мы с матушкой и Фили — не твой дом? Зачем идти куда-то далеко-далеко, если можно остаться с нами? С ней, дядя. Мама ведь не хотела нас с Фили отпускать, хотя мы бы все равно пошли… Разумеется, пошли — не сомневайся! За тобой хоть в огонь, хоть в воду. А Фили еще отговаривал меня, мол, братец, опасное это дело. Только вот я сказал — ни-ни! Я последую за Торином, и погибну в бою, утону в реке, сгорю в огне, свалюсь со скалы, но останусь с ним до конца. Правда, дядь?.. Ха, Фили такой наивный… Он всегда такой. А чего вы спорили? Уже помирились? Не люблю, когда вы кричите друг на друга — хочется под землю провалиться, вот честно. Вы больше не будете из-за меня ругаться? Да, дядя? А к Горе-то своей не спеши, подождет она денек-другой лишний. Никуда не денется, дойдем мы до нее. Обещали же тебе, что вернем ее, значит, вернем… Кили зевнул и начал дремать под собственную речь. Торин ласково коснулся его вечно спутанных волос и легонько подтолкнул: — Иди, в котомке одеяло — укроешься, а то здесь ночи холодные, не как в Синегорье. — Сейчас, поднимусь только… — Горе луковое, что же мне с тобой делать? — Пороть уже поздно, — полусонно пробормотал Кили. — Ворчать тоже. Верно я говорю, дядя? — Спокойной ночи, верно. Будем призывать на помощь Двалина, — усмехнулся Торин напоследок и принялся выколачивать трубку. Кили сел возле медленно догорающего костра, но не стал подкидывать дров. Обернувшись, он заметил, что все спали, и лишь Торин невидящими глазами смотрел на Туманные горы, которые были уже близко, очень близко — казалось, пройдешь еще пару миль, и предстанут они пред тобой во всей красе. Но это было, конечно, не так — до гор лежал пока долгий и запутанный путь. Завтра они вновь соберут все палатки, распределят посуду между ними всеми, Бомбур закинет на плечи мешок с оставшимся съестным, и их Отряд опять пустится в дорогу. Сколько дней или даже месяцев им еще идти? Сколько раз они остановятся на привал? Как много лесов они обойдут вдоль и поперек, что увидят в поле? Кили всегда хотелось знать ответы на эти вопросы, но сейчас он заскучал по Синегорью. И в юной голове возник новый вопрос. Зачем они идут биться за то, чего никогда не видели? Ладно, Торин — он вырос в Эреборе, помнил и рассказывал о величии подгорных залов, захватывающе описывал коронацию Трора, где собрались почти все народы Средиземья, с наслаждением повествовал о тех спокойных, мирных временах, когда королевству ничего не угрожало. А Кили с братом? — Запомни, что я тебе скажу, племянник, — раздался тихий дядин голос, будто угадавший его мысли. — Всегда будь со своей семьей. Защищай своих, поддерживай во всем, приходи на помощь, забыв все обиды. Твой долг — следовать за королем, но семья каждому гному дается лишь раз в жизни. Один раз я потерял почти ее всю — не повторяй моих ошибок, Кили. Защити свою семью. Кили всерьез задумался. Сон слетел с него в один миг, словно перо с подушки; он размышлял о многих вещах, на которые в Синих горах просто как-то не хватало времени. Уже и Торин лег на сырую землю, забывшись коротким беспокойным сном; вдали прокричала сова, выходящая на охоту. Кили вытащил из котомки легкое прохудившееся одеяло, завернулся в него и лег напротив брата. Неяркие всполохи догорающего костра играли у того на лице, скользящий шепот ветра чуть шевелил светлые волосы, покачивал смешные усы-косички. Сам Фили бесшумно посапывал во сне, едва заметно хмурясь. Младший долго глядел на него в задумчивости, а затем просто так, но с какой-то обидой прошипел: — Врешь ты все, не нырнул бы — ты ж воду не любишь! Стараешься избегать ее! Да и зачем нырять за тем, кто наговорил тебе гадостей? А я и не жалею, знаешь ли! У него отчего-то выступили на глазах слезы, и он поспешил отвернуться. В конце концов, его брат никогда ничего ему не разрешает. Водопад — не исключение. А там красиво — ради одной только дивной красоты Кили ходил бы туда еще и еще. Этот безобидный опыт на дереве он бы проделал и без посторонней помощи, ведь висеть на толстой ветке не кажется таким уж страшным. И если брат не хочет посмотреть на него, то и не надо. Они все равно рассорились. «А ты бы нырнул за братом, если вы не в ладах между собой?» «Наверное, — засыпая, думал Кили. — Вернее… не знаю. С одной стороны, может быть, а с другой…». Рассвет был ранним — настолько, что Кили даже оглянуться не успел, как Торин начал подходить лично к каждому и будить: словами или пинками, зависело от готовности «избранной жертвы» подниматься. Все-таки какая-то толика жалости осталась в этом суровом гноме: к своему младшему племяннику он подошел последним, за что Кили был ему искренне благодарен. За завтраком лучнику даже удалось присесть рядом с дядей и поинтересоваться, рано ли они выдвигаются в путь. Торин ответил, что через час-другой, когда все соберутся и будут готовы. Немного позднее был объявлен сбор вещей, и гномы занялись делом. Лишь Кили прихватил свой лук, стрелы, плащ и отправился туда, куда Фили запрещал ходить: к водопаду. Он просто-напросто не мог устоять, чтобы не попрощаться со своим заветным местом, ну, а заодно и проверить, долго ли можно продержаться на ветке, повиснув над мощным потоком воды. У гнома уже дух захватывало от мысли, что вскоре он повисит над самим водопадом, поглядит во все стороны и свистнет пташкам в небе. Ради этого стоит пробираться через колючие заросли тернового куста, растущего на пути к долине, ползком продвигаясь вперед, оставляя ссадины на локтях и листья в волосах, вне всякого сомнения. Когда он впервые вылез отсюда, то был похож на пещерного тролля, — приходилось потом долго отмываться в чистой, немного прохладной воде. Преодолев, наконец, неприятное препятствие, Кили, не раздеваясь, бросился в реку, ныряя с головой. Минутой позже он пожалел, что не разделся. «Сначала делаем, потом думаем», — сказал бы Фили, если бы сейчас был рядом. Искупавшись и разложив свои вещи на солнце, Кили уселся под большим серым камнем, опираясь на него спиной. Утренний холод пробирал его до костей, да и переодеться было не во что — гном твердо решил, что с купанием на сегодня достаточно. Вместо этого он, подтянув под себя ноги и стараясь стучать зубами не слишком громко, поднял взгляд. Когда он говорил себе, что здесь красиво, то даже представить не мог, как это слово поверхностно описывает долину. Нет, она была пропитана не только красотой, но и, казалось, волшебством, чудесами. Кили ни разу не встречал места, где было столько зеленой травы — всеми оттенками кристально-изумрудного цвета, она покрывала мягким ковром землю, камни, скалы. Кое-где через траву пробивались робкие головки цветов, скрашивая ее тонами ярко-желтого, оранжевого, красного и белого. Ласковый ветер шумел в верхушках высоких деревьев, стройно вытягивающихся к светлому небу, полыхающему пеленой розоватого зарева. Просторы долины могли поразить воображение любого; на небольших, но бесчисленных холмах росли ярко-зеленые кусты, васильки и лютики. Но краше, чудеснее всего был водопад — мощными шумными потоками вода тяжело падала с высоких скал, настолько высоких, что разглядеть на них даже то самое дерево, что заприметил Кили, было трудно. Шум стоял такой, что не было слышно утреннего пения птиц, дыхания ветра. Да что там ветра — Кили не мог перекричать самого себя, сколько не пытался: вода заглушала его звонкий юный голос, и его звук утопал в ней так, как эхо теряется в пещерных сводах. Гном уже было засомневался, стоит ли влезать так высоко и ловить ртом разряженный, наверняка, воздух, переживать минуты страха свалиться вниз, но внутренний голос упрямо повторял обратное. Кили будет осторожен. Он сейчас быстренько заберется на дерево, посидит там чуток и спустится в долину. В конце концов, гномы — смелый народ, не страшащийся высоты. Разве дядя не назвал его вчера храбрым? Где-то в глубине души здравый рассудок захлебывался отчаянными криками: «Кили, не надо! Не смей, ты же упадешь! Свалишься, как пить дать!», но его обладатель не внял тому предостережению и с воодушевлением бросился к водопаду. Тем временем Фили, укладывая дорожную сумку, косо поглядывал на Торина и соображал, что говорить, когда тот подойдет ближе проверить, все ли вещи у него собраны. Они с Торином, похоже, еще не помирились. Но в такое замечательное утро кричать друг на друга из-за Кили очень уж не хотелось. — Ну, и долго ты будешь сверлить меня столь пристальным взглядом? — повернулся к нему дядя, усмехаясь. — Я, кажется, не статуя. — Я вижу, — буркнул первое, что пришло в голову, Фили. Он бросил отворачиваться, раз его уже так просто раскусили, и теперь смотрел на Торина прямо. — Так что, объявляется перемирие? Поверь, мне сейчас не до обид и ссор с племянниками. — А Кили? — Он, надеюсь, многое понял. Да и потом, если из-за него каждый раз ругаться — сил не хватит. — Это верно. Кили… он такой. Фили охотно пожал протянутую навстречу дядину руку и, слегка улыбаясь, отправился точить мечи. Словно гора с плеч свалилась. Его настроение стало таким приподнятым, что он, не глядя, весело произнес: — Эй, Кили, может, и ты прекратишь дуться? В самом деле, это просто будто какая-то детская оби… Он обернулся на полуслове и понял, что брат не крутится у него за спиной, как обычно. Его вообще нет. Фили встал, пошел к остальным, взглядом высматривая среди рыжих, черных, белых бород и волос темную каштановую макушку и лук за плечом. Кили не оказалось ни в палатке, ни в спальном мешке, ни в компании котомок со съестным. Гномы привычно собирались, и младший должен был сейчас вертеться вокруг сородичей, подбадривая их. Но его не было, и многие озирались в недоумении, удивляясь, куда мог запропаститься самый шумный, нескладный и веселый гном в Отряде. Фили тоже сначала удивлялся, а потом его охватила паника. Он с детства помнил святую истину: ни на шаг от брата. Торин много раз повторял то же самое, отправляя их в ночной дозор, на разведку, на ярмарку, да в конце-то концов, в прилавок за хлебом! «Ни на шаг от брата» стало чуть ли не их семейной поговоркой, ведь взрослые не упускали возможности сказать это. Со временем эти слова прочно впечатались обоим братьям в голову, и они уже не представляли, что же будет, если пойти им наперекор. Наверное, Фили поступил неправильно, плохо и безрассудно, решив, что ничего не скажет Торину. В сознании произошел какой-то щелчок, когда старший бросился к своим не доточенным мечам и ножам, наспех рассовал их за пояс и вцепился в волосы, словно мечтая их вырвать. Что ему делать? Где искать Кили? Как давно он ушел? Вопросы крутились в голове беспорядочным вихрем, сметая здравый смысл и нагоняя смятение. Дорого бы Фили сейчас отдал, чтобы знать, угрожает его брату опасность или нет. Сколько ему еще осталось времени на раздумья? Два-три коротких мгновенья или длительные, оттого драгоценные минуты? Фили вздохнул, затем выдохнул, пытаясь успокоиться: паника ни к чему. Он должен догадаться, где сейчас Кили. Вдруг Фили побледнел, как полотно, потом вовсе побелел и закрыл лицо руками. — Ох, Махал, кажется, я знаю, куда он пошел. Он не помнил, как ответил дяде на его вопрос: «Куда ты, Фили?». Наверное, попытался улыбнуться, отшутиться, как это делает Кили, или же проследовать к своей сумке и сделать вид, что собирает ее. Он не знал дорогу к водопаду, однако каким-то образом обнаружил узкую тропу, ведущую через заросли тернового куста. Оцарапав руки, ноги, спину и живот, он вышел к заповедной долине. Ему не сразу удалось сосредоточить взгляд на маленькой, почти не заметной черной точке, находившейся вверху, на скалах у дерева. А когда, наконец, он разглядел фигурку, пытающуюся забраться по стволу на верхушку дерева, обыкновенно спокойные глаза распахнулись от ужаса. В горле застрял крик. Он просто стоял и смотрел, как его брат приподнимается на локтях, садится на ветку, неуверенно ерзает, не отрывая взгляда от водной пропасти. Фили хотел крикнуть ему, чтобы немедленно спускался, но не смог: горло намертво сдавило стальными тисками, и из груди вырвался только судорожный хрип. Кили тем временем лег на ветку животом, обхватил ее руками и замер, собираясь, по-видимому, с духом. Старший вдруг с ужасом понял, что не успеет забраться по крутому склону скал. Он не успеет даже добраться до него. Кили, судя по всему, расхотелось висеть над водопадом, и он попытался слезть с ветки, но ухватиться за ствол у него не получалось. Тогда он внимательно взглянул вниз, глазами отмеряя расстояние от ветки до земли, чтобы спрыгнуть, но оно было слишком большое. Он безнадежно застрял. Попробовав ползком продвинуться к стволу, он понял, что эта попытка тоже останется обреченной. Внезапно рука у него соскользнула, и он еле успел ухватиться за сучок, резко повиснув над шумящим потоком воды, изо всех сил держась руками за ветку и жмуря лицо, отфыркиваясь, отплевываясь от нещадных брызг. Понимая, что забраться назад без риска для собственной жизни у него вряд ли получится, Кили сделал попытку раскачаться и, делая сальто через голову, прыгнуть на землю, но тут целый поток воды обрушился ему в глаза. От неожиданности он разжал руки. Фили никогда не забудет того момента, когда отчаяние захлестнуло его волной: Кили, отпустив ветку, падает вниз и вниз, ныряет в воду, но тут же появляется на поверхности, а потом могучие воды топят его и увлекают за собой. И тогда, когда на столкновении водных просторов и пропасти уже можно было увидеть крошечную точку, с криком летящую по течению, тонкий белесый ручеек внезапно пробился сквозь светлые волосы Фили и оставил незаметный, но вечный отпечаток седины. Он сорвался с места и побежал к водопаду так быстро, как еще ни разу в жизни. Не замедлив бега, нырнул в воду и поплыл в ту сторону, где должен был быть его брат. Шум водопада тут заглушался, криков тоже не было слышно. Внезапно, вода в двадцати футах от него словно взорвалась всплеском, волной его отнесло назад, а бессчетное количество крохотных водных шаров заслонили весь вид. Фили почувствовал, что грудная клетка сейчас разорвется пополам, но не стал выныривать, тратя последние секунды на вздох, а толкнулся и опрометью подплыл к тонущему телу. Пузырь воздуха, вырвавшийся ненароком, едва не стоил ему жизни. Фили все же вынырнул, шумно схватил воздух ртом и вновь погрузился вглубь. Он мгновенно потерял из виду брата и заметался, вертя головой во все стороны. Нырнув еще глубже, еще ниже, он судорожно схватил безвольную руку, сжал ее и потянул вверх. Страшное напряжение, заставившее его с Кили подняться на поверхность, показалось нестерпимым. Фили перехватил младшего поперек пояса и, следя, чтобы вода не попадала брату в рот, потащил его к берегу. Все произошло быстро, настолько быстро, что спустя несколько коротких мгновений Кили уже был в безопасности. Он безвольно лежал на покрытом травой берегу, мелко подрагивая, наверное, потому, что его плащ, остальная одежда и волосы были насквозь пропитаны водой. Если бы с куртки старшего в три ручья не стекала та же вода, он бы укутал ей брата. Минутой позже Фили мысленно возблагодарил всех своих наставников за то, что научили его делать искусственное дыхание и правильно давить на грудь. Кили резко вздохнул, перевалился на бок и начал кашлять. Закрыв глаза, он попытался успокоиться, но из-за мокрой одежды и того легкого прохладного ветерка, который теперь казался ледяным, его сотрясала крупная дрожь. Фили молча притянул его к себе, прижал к груди так крепко, словно и впрямь не хотел никуда отпускать. Кили всхлипнул и, уткнувшись ему в плечо, хрипло проговорил: — Какой же я… дурак… Сможешь простить… меня? — Молчи, — попросил старший, гладя его по волосам и роняя в них неизвестно откуда взявшиеся слезы. — Не поступай больше так со мной, Кили. Подобного я не перенесу еще раз. Что со мной будет, если ты окажешься в похожей опасности? Тебе же старший брат, надеюсь, нужен? — Фили… — Брат сам расплакался. — Я не хотел говорить то, правда… Я всегда радовался, что у меня есть старший брат, честно… — Тише, братишка. Я знаю, ты не хотел. Все уже давно позабыто. — Как я теперь? Фили, ты ведь чуть не… Ох, нет мне прощения! Он еще долго корил себя за необдуманные поступки, сказанные сгоряча слова, а брат обнимал его и повторял, что все прощает. Понадобилось некоторое время, чтобы Кили перестало трясти не только от холода, а еще и от злости на самого себя. Он выплакал все слезы, выговорился сполна и, наконец, подняв взгляд из-под челки, умоляюще протянул: — Не надо ничего рассказывать дяде, прошу, не хватало ему еще одного испорченного мной дня. Фили успокаивающе кивнул, прислонился лбом ко лбу младшего, а про себя подумал, что рассказать Торину обо всем все равно придется. С Кили нужно что-нибудь делать. Хотя, вряд ли после сегодняшнего дня ему в голову придет совершить подобное безрассудство. Кили зарылся носом в его мокрые волосы. Заметив ту самую седую прядку, прошептал: — А ты все-таки нырнул за мной. — Конечно, нырнул, — слабо улыбнулся Фили. Его голос по-прежнему был сиплым то ли от воды, то ли от пережитого ужаса. — И я бы нырнул, — уверенно отозвался Кили. — Просто я был глупым и не понимал, что сделал бы это не раздумывая. Как ты, брат. — Не сомневаюсь. Братья поднялись. Кили подобрал с земли свой лук и колчан стрел, закинул за спину. Он намерился было лезть в колючие заросли, однако Фили остановил его и тихо сказал, что они обойдут этот куст. Кили даже не оглянулся на дивную долину, не удостоил взглядом шумный водопад, как и Фили. Им оставалось пройти совсем немного до уже наверняка собранных палаток и волнующихся гномов, как вдруг Кили крепко обнял брата и, тараторя, словно боясь не успеть, спросил: — Фили, а ты на меня не будешь сердиться? А Торин не будет? Я ведь больше не буду, правда. Ты ведь не обижаешься на меня? Пожалуйста, не обижайся, я исправлюсь, гномье честное. Не будете больше ссориться с дядей? И я не буду? Старший рассеянно пригладил его мокрые спутанные волосы. Отметил, что брат не повзрослел после сегодняшнего. Ну, и не надо. Зато Фили повзрослел за двоих. Пусть Кили остается таким же веселым и наивным, не нужно ему всю жизнь вспоминать этот случай, как Фили. Не нужно Кили, такому юному и открытому всему миру, иметь седую прядь в волосах. Лучше уж ему, старшему. Фили улыбнулся, взглянул вниз, в поблескивающие, по-детски наивные глаза, понял, что от него ждут ответа на бессвязные, но такие важные вопросы. — Нет, Кили. Этим было все сказано.