Провалы

Провалы в памяти вернулись. Я снова не помню, как оказалась здесь, тем более не одна. Но спрашивать страшно, все могут узнать, что со мной что-то не в порядке, а я пытаюсь это скрывать уже несколько лет, хотя порой совсем не получается. Со временем провалы стали чаще, но на пару месяцев прекратились. А когда вернулись, я отрицала, что иду по второму кругу. Мне не хотелось признавать, что я сумасшедшая. Начнем сначала. Я долгое время не приезжала домой, была лишь проездом на пару дней. Другой город затянул меня в свою сеть. Его огни манили меня, хотя он не является столицей или каким-то крупным городом, но относительно моего маленького избитого городка, он казался достаточно большим. И вот я закончила университет, и передо мной стоит задача: отправиться обратно или остаться здесь, где так привыкла жить. Лето, есть пара месяцев подумать, но не больше. Уже заполночь, все дела сделаны. Я дико устала. Я ложусь и закрываю глаза, представляя, что меня ждет и в очередной раз взвешивая "за" и "против" потенциальных мест работы, но не успев и привести первого аргумента в своем мысленном споре, я проваливаюсь в сон. Я открываю глаза, но передо мной не мой привычный мне потолок, который я вижу каждое утро. Я не могу понять, где я. Обстановка до боли знакомая, но я никак не могу сообразить и сопоставить это с моими образами в голове. Взмахи моих ресниц так же ритмичны, как и появляющиеся перед моими глазами картинки из моей жизни, некоторые из которых я даже не видела, но почему-то уверена, что я там была. Я пытаюсь осмотреться, от непонимания ситуации у меня начинается паника, но голос откуда-то из-за спины возвращает меня в реальность: -Все нормально? - Я и не ожидала увидеть рядом с собой Гаю. -Да, конечно, - отвечаю я, явно вызывая подозрения. Я по-немногу прихожу в себя и начинаю понимать, где мы находимся. Знакомые с детства кирпичные пятиэтажки, зеленые деревья вокруг, через дорогу старые, насквозь изрисованные непослушными школьниками гаражи, по которым они прыгали, дабы утвердиться в глазах своих друзей. Да, точно, мой родной город. Я чувствую усталость во всем теле. Видимо, мы гуляли очень долго. Наверняка мы обошли почти весь город. Но я ничего не помню, даже не могу понять, как могла оказаться здесь сама и как здесь оказалась Гая. Город маленький, мы направляемся явно в одну из отдаленных его частей. Еще светло, но уже стремительно темнеет. Предполагаю, что уже около 8-9 часов, поскольку сейчас лето. Мы продолжаем идти, но разговор уже не клеиться, потому что я попросту не помню, о чем мы говорили. Я озабочена мыслями об очередном провале и не замечаю, как мы подходим к остановке. На остановке стоит Агиль, мой одногруппник, который никак не мог приехать сюда, но я почему-то не удивляюсь, думая, что это вполне нормальное явление. У нас завязывается диалог, скорее ради приличия, но затем мы переходим к интересующей нас всех теме, но я почти не слушаю, все еще не могу прийти в себя. Агиль предлагает пройтись вместе, тем более уже темно. Сделав пару шагов от этой остановки в сторону того самого неизведанного нами еще участка города, который славится своей недоразвитостью и неблагополучностью, мы видим перед собой Костю, который так же учился с нами. Конечно же, мы объединяемся и идем вместе. Тут выясняется, что денег практически ни у кого и нет, но мы решаем поехать на автобусе, хотя осталось идти всего лишь пару километров. Провал. Открываю глаза и вижу перед собой тесный автобус, полностью забитый людьми. Грязными от жары и пыли людьми, одетыми в старую, изношенную одежду. В нос ударяет неприятный запах все той же грязи и пыли, смешанный с резким запахом бензина. Полуразваленный автобус гремит так сильно, что кажется, мы не доедем до пункта назначения. Не смотря на то, что автобус забит до отказа, видно, что кожаные сидения изрезаны ножом. На окнах какие-то надписи краской из баллончика. Одним словом, впечатление этот транспорт производит ужасное, но это мелочи по сравнению с тем, что я увидела через минуту. Выйдя из этой развалюхи, я впадаю в дикий шок. Нас встречают разрушенная кирпичная остановка, на которой одно граффити накладывается на другое, кучи мусора вокруг, оставленные недобросовестными жителями, и сами жители: пара челок, находящихся в неадекватном состоянии, которые идут, волоча за собой ноги и ничего не замечая вокруг, словно они полностью абстрагированы от этого мира. Эти живые зомби плетутся по широкой улице, по которой явно не ездят машины. Они идут по проезжей части, не смотря на то, что по обеим сторонам от нее, находятся тротуары. Асфальт старый, потрескавшийся, но не в критическом состоянии. Вслед за этими людьми летят какие-то бумаги, кажется, газеты, хотя ветра я не чувствую. Мы вчетвером идем туда, откуда все идут. С обеих сторон какие-то дома, магазинчики с потрепанными навесами и выцветшими вывесками, окна которых разбиты и покрыты густой паутиной. На остановке вышли почти все люди, но я не видела, в какую сторону они пошли. Мы оглядывались, но никого больше не было. Честно говоря, становится страшно, находясь в такой обстановке, но жуть не так сильно овладела мной, как могла бы, не будь я в компании. Мне начинает казаться, что мы в другом городе, но даже если бы я очень сильно захотела, я не смогла бы вспомнить, куда мы ехали. Чертовы провалы не дают мне жить спокойно. На дорогу в эту дыру у нас ушли последние деньги. почему мы не подумали об этом раньше? Как нам теперь выбраться отсюда? Немного подумав, мы решили поискать телефон. Мы шли, пока не наткнулись на многоэтажное здание, не очень вписывающееся в общую картину города. Стены были кирпичными, вид немного обшарпанный, но окна были целыми, хотя тоже немного грязными. Мы зашли в парадную дверь, ничем не отличающуюся от сотни других, и поняли, что мы находимся в бывшей больнице, хотя никаких признаков, указывающих на то, что это больница, не было. Первый этаж, как и пустынные улицы, оказался завален всяким хламом. Стены покрывала намертво приклеенная голубая плитка, а полы - коричневая. Ничего удивительного вроде бы не было. В больнице было так же пусто, как и в других зданиях, не понимаю, с чего мы взяли, что здесь может кто-то быть. Мы прошли весь первый этаж. Оказалось, что мы сделали круг. Ни кабинетов, ни комнат мы не нашли, лишь коридор и редкие двери, в которые мы не заглядывали, заведомо уверенные, что за ними ничего нет. Мы остановились около лифтов обсудить дальнейший план действий, но и слова не успели сказать, как услышали крик. Кричала какая-то девушка, но казалось, что крик этот не от боли или страха. Он показался каким-то обычным, повседневным. Звук исходил с четвертого этажа максимум, но так как мы не были уверены, где точно эта девушка, мы решили начать со второго этажа. Парни вызвали лифт. Это казалось смешным: то, что он будет работать. Но на удивление он приехал и распахнул перед нами свои двери. Один вид кабинки неимоверно пугал, не говоря уж о его сомнительных способностях работать. Стены внутри были наспех покрашены дешевой белой краской. Всюду видны подтеки, просвечивался натуральный цвет. Неярко горела единственная лампочка. Мы с Гаей решили пойти пешком. Мы уверенным шагом направились к ближайшей лестнице. До первой лестничной площадки не было перил. Ступени крайне несоразмерные. Выглядело, конечно, это очень нелепо, но этой лестнице лет, видимо, больше, чем нам, раньше по ней ходили, считая это нормой. Мы кое-как поднялись на второй этаж. Первое, что мы услышали, это ненавязчивый фон в виде радио, чем-то напомнило старые времена. Мы зашли через открытые двери на второй этаж и увидели медсестер, сидящих за столом, наверное, это был пост, болтающих о чем-то, но как-то вяло и непонятно долго. Отвечали они друг другу не сразу, будто выжидали момент. Из всего этого отделения веяло спокойствием. Интерьер был тот же, что и на первом этаже, но добавилась пара столов, за которыми сидели заторможенные женщины, считающие нормой такой формат разговора, также добавились кушетки, на одной из которых лежал мужчина в возрасте. Он был такой тощий, будто измученный круглосуточной невыносимой болью, но как и эти женщины, к слову, их было две, безмятежно лежал, не издавая ни звука, казалось, что он немного даже улыбается. Но с лестницы его не видно, он лежал за углом, за который я быстро зашла в поисках лифта. Как только я свернула за угол, я услышала лифт, остановившийся на третьем или четвертом этаже. Эхо было такое, будто я нахожусь на лестнице, а не в сердце этажа. С открывающимися дверьми, когда даже радио чуть притихло, повеяло чем-то холодным и мертвенным. Тут же раздался крик снова. Я побежала обратно, где меня ждала Гая, и мы вместе кинулись на следующий этаж. Там мы встретили ребят, они очень долго ехали. Зайдя на третий этаж, мы сразу же наткнулись на какую-то коморку. Там сидел мужчина лет пятидесяти, но точно было неясно, сколько ему лет. Его лицо было загорелым и грязным от пота и поднимающейся от небольшого сквозняка пыли, скопившейся на полу и всех предметах комнаты. На нем был белый халат, испачканный редкими каплями крови. Казалось, что у него нет образования и работает он неофициально. Рядом была ассистентка или медсестра. Капризная на вид девушка лет 20, одета так же в белый халат, который не полностью закрывает кружево чёрных чулок. На голове подобие чепчика, но для вида, очень маленького, прикрывающего лишь часть каштановых непричесанных волос. На лице была размазана косметика, именно размазана, потому что макияжем это назвать никак нельзя: голубые тени, остатки яркой помады, непонятно какой, но с оттенком красного. На губах что-то подобное герпесу, словно она работает не в больнице, а девушкой по вызову. Но даже не это привлекало внимание, а её ноги: видные сквозь чулки синяки. Вся атмосфера комнаты не внушает доверия. И грязное большое окно, что бывает только в больницах, и стол во всю стену, которая перед ним находится, и эта чёртова плитка, норовящая упасть со стен. Даже компьютер, не вписывающийся в этот советский интерьер, пугал. Крика мы больше не слышали, хотя поднялись мгновенно. Медсестра куда-то ушла, оставив телефон на столе включенным. Была открыта её переписка, в которой она сообщает собеседнику, что идёт колоть себе наркотик. Затем она вернулась, но я увидела, что тот, с кем она общается, просит тоже дозу. Тогда она, нелепо отпросившись у начальника, этого мужчины, который сидел и смотрел вдаль, ничего не делая, ушла обратно. Мужчина не обратил на нас внимания, хотя помещение было достаточно маленьким и мы занимали его большую часть, а медсестра, кажется, окинула мимолетным взглядом, но посмотрела словно сквозь нас. Мы услышали шаги из коридора и отошли к стене. В дверном проеме показалась девушка, еле державшаяся на ногах. Темные каштановые волосы средней длины покорно свисали, закрывая половину лица, испачканные краской, вылитой на голову сверху. Лицо было так же в краске, стекающей некоторое время назад, но теперь застывшей. Сложно было распознать черты лица, но мы даже не пытались. Из одежды на ней присутствовали порванные в клочья майка и шорты, через которые виднелись ее раны. Общий вид девушки говорил о том, что она долгое время жила на улице и являлась объектом издевательств. Следом за ней вошла немного полноватая медсестра, которой немного за сорок. В белом халате, давно потерявшем свою белизну. Волосы короткие, сожженные до оттенка блонда. На лице безмятежное выражение лица, будто она забежала на минутку поделиться приятной новостью. Вся внешность этой женщины была обычной, ничуть незапоминающейся. Ее не очень приятный голос наполнил комнату, перебивая тяжелое дыхание мученицы. Медсестра напевала какую-то крайне неприятную мелодию. Девушка упала в середине комнаты на колени и села на пол. На ее ногах по всей их длине красовались глубокие раны, гноящиеся и гниющие. Врач даже не посмотрел в ее сторону и, конечно, не стал ее осматривать. Медсестра так же не озаботилась данной проблемой и достала шприц из кармана, уже наполненный чем-то, и сделала девушке укол. Препарат подействовал моментально, и уже через секунду крик девушки распространился по всей больнице. Она выгнула спину, запрокинула голову, и ее тело неестественно изогнулось. Было непонятно, такая реакция от боли жутких ран или от удовольствия новой дозы наркотиков. Медсестра встала и с натянутой на лицо улыбкой закрыла дверь на ключ. Когда мы поняли, что сейчас произойдет, было уже поздно. Она уже достала шприцы и для нас.