Взаимность

Душевая для мальчиков в подземельях Слизерина была точно такой же, как и в башне Гриффиндора. Коричневый камень, чуть более темный на полу и почти бежевый на потолке — практично, без изысков и привычно. В памяти всплыло «типовой проект», но магам вряд ли было известно маггловское понятие. Он стоит на коленях в самой дальней кабинке, наклоняясь чуть вперед, чтобы упругие струи теплой воды лились на спину. Руки связаны за спиной — типичная поза подчинения; какая-то добрая душа наколдовала коврик, позаботившись об удобстве. Гарри фыркает и поднимает лицо вверх, ловит губами капли воды — не хватает еще впасть в истерику! Ожидание затягивается. Гарри почти вздыхает с облегчением, но внутри зреет уверенность, что так просто все не закончится, иначе какой в этом смысл? Весь год после смерти Волдеморта Гарри только и делает, что ищет проклятый смысл в жизни. Друзья же решают, что он зазнался. Дверь открывается с негромким стуком. Гарри настороженно косится в ту сторону, подслеповато щурится — очков по понятной причине на нем нет, — пытаясь разглядеть в неясных силуэтах знакомые черты. Двое. Кто? — Гарри, — говорит Джордж и подходит ближе, переминается с ноги на ногу, нервно теребит плотную махровую ткань желтого полотенца на бедрах, — я… — Мы, — вторит Фред и становится рядом с братом, полотенце на нем фиолетовое. — Не могли допустить, чтобы… — …первым оказался кто-то из слизней… — …мы подумали, что найдем способ снять… — …обойти… -…или выполнить… «Меньше слов, больше дела», — хочется сказать Гарри, но на нем чары немоты. Он может только выразительно закатить глаза и надеяться, что эти двое поймут и не будут тянуть. Ему немного, самую капельку страшно, внутри как будто дрожит натянутая нить и, несмотря на льющуюся воду, губы сохнут, и их приходится облизывать. Гарри запоздало соображает, как это выглядит со стороны и краснеет, но, кажется, ни Фред, ни Джордж этого не замечают. Полотенца у обоих заметно топорщатся спереди. Первым решается Джордж: небрежно переступает через желтую тряпку и становится перед лицом Гарри. Фред следует его примеру. Перед лицом Гарри оказываются два почти одинаковых члена. Почти, потому что на набухшей, темно-розовой головке Фреда возле самой щелки уретры притаилась небольшая темная родинка. Гарри снова облизывает губы и не обращает внимания на едва слышный слитный стон. — Тебе не кажется, братец Фордж, что… — Я просто уверен, дорогой Дред… Они переглядываются и улыбаются друг другу. Гарри замечает это отстраненно и краем глаза, потому что все внимание приковано к другому: к члену Фреда, который так зазывно торчит вверх. Почему-то его член нравится Гарри гораздо больше. Быть может, виновата та самая родинка, а может, интимная стрижка в виде сердечка. Нельзя не признать, что это выглядит чертовски возбуждающе! Гарри косится в сторону Джорджа: нет, полностью выбритый лобок не так привлекателен, как этот, с сердечком. Фред подходит ближе. Теперь Гарри видны голубоватые вены под тонкой кожей и мелкие-мелкие точки там, где уже начали отрастать не так давно сбритые волоски. Он непроизвольно наклоняется вперед и шумно втягивает носом воздух, но, к полнейшему разочарованию, того самого пряного, мускусного мужского запаха нет, чувствуется только аромат земляничного мыла. Рот Гарри наполняется слюной, и он шумно сглатывает, вопросительно смотря в глаза Фреда. Джордж заходит за спину Гарри и встает напротив брата. Этим двоим не нужны слова, они и так понимают друг друга с полувзгляда. Прохладные ладони ложатся на напряженные плечи Гарри, легкий массаж приятен, но воспринимается лишь фоном и как само собой разумеющееся. Член Фреда, наконец, касается губ Гарри. Это ни на что не похоже. Кожа головки настолько нежная, упруго-гладкая, что в голове крутится только одна совершенно нелепая мысль: мороженое. Теплое, живое эскимо… — Открой ротик, — шепчет кто-то срывающимся хриплым голосом. Гарри не нужно повторять дважды, он сам хочет того же. Член скользит по губам, обводит контур — Фред садистски хочет продлить удовольствие, но Джордж чуть наклоняет голову Гарри вперед и обхватывает его подбородок, мягко фиксируя. Член Фреда плавно скользит внутрь, останавливаясь, впрочем, почти сразу же. Гарри обводит языком налитую головку и сглатывает, вызывая приглушенный стон, который кажется лучшей музыкой на свете, и Гарри повторяет движение языком, как если бы во рту все еще была слюна. Ему нравится, как дергается и напрягается еще сильнее член Фреда. Собственный член тоже ноет от напряжения, но помочь себе Гарри не в силах. Одна ладонь Джорджа гладит шею, вторая — ложится на лоб, а сам он прижимается сзади, почти непроизвольно скользя пахом по затылку Гарри; тот покрывается мурашками, каждый волосок поднимается дыбом. Вокруг разливается вязкая тишина. Гарри выпадает из реальности, не ощущая свое тело единым целым. Он скользит языком по головке, проходится по чувствительному местечку под ней и старается взять в рот как можно глубже. Фред сначала не позволяет ему этого, ограничивая рукой — бережет, но потом сдается и сам подается вперед, сперва осторожно, а затем, забывшись, старается войти на всю длину. На глазах Гарри выступают слезы, но он не отстраняется. В том, что они делают, столько порочной страсти, что вокруг все искрит от магии, но вряд ли это хоть кто-нибудь замечает. Гарри наслаждается властью над Фредом, он ощущает себя почти всемогущим и слегка прикусывает член, вызывая не то испуганный вздох, не то разочарованный стон. Чья-то рука запутывается в волосах и довольно болезненно дает понять: не стоит шутить с серьезными вещами. Гарри рассмеялся бы, если бы мог — внутри вместо крови по венам и артериям несется наполненное пузырьками шампанское. Гарри стонет и заглатывает на всю длину. Фред невразумительно мычит и дергается, в горло течет терпкая солоноватая жидкость, а над головой раздается звук поцелуя. Гарри выпускает изо рта обмякший член, Фред занят и не замечает, отдавшись во власть губ брата. Гарри нравится наблюдать снизу за их поцелуем. Он возбуждает, он рождает в глубине смутное томление и почти нестерпимое желание разделить удовольствие. Первым о нем вспоминает Джордж. Помогает подняться с изрядно затекших колен. Целует. Не так, как Фреда, а словно пробуя на вкус или испрашивая разрешение. У Гарри кружится голова, он почти теряет связь с реальностью — стоять зажатым между двух горячих тел кажется самым правильным занятием в мире. Он перестает понимать, чьи губы его целуют и чья рука дарит ласку, уверенно двигаясь по возбужденному члену. Даже оргазм он воспринимает чуть отстраненно, не понимая, отчего вдруг пол и стены начинают ходить ходуном… Братья тормошат его, обнимают, что-то говорят, Гарри тупо кивает в ответ — слишком сильное потрясение, чтобы выдавать адекватную реакцию на происходящее. В крови все еще бродят отголоски пережитого, ему не до глупого пари и его условий, ему нет дела до тех, кто ждет снаружи своей очереди. Почему-то в глубине души он совершенно уверен, что никто больше не придет, ни сегодня, ни завтра, никогда…