Наше чудо...

      Незаметно пролетели дни, недели и месяцы. Уже большинство деревьев сменило свои зеленые наряды с сочными молодыми листьями на ярко-оранжевые, багряные и золотые. В воздухе больше не парило нежным медовым ароматом цветов. А отчетливо слышался опьяняющий запах кофе с корицей, кленовых листьев, разноцветных, как часть детского рисунка, тёплых, нежных плюшек с ванилью и тонкий запах дыма… Проснувшись и сладко потянувшись, среди ночи, Хандан вылезла из постели и подошла к окну. Возможно, всему виной надвигающаяся гроза — первые раскаты молнии уже вспыхивают, пытаясь расколоть небо на части.Она открывает створки окна, и тусклый, искрящийся свет крохотных, но часто усыпанных по небосводу, звездочек, тут же просачивается сквозь горизонтальные створки, отбрасывая в темную комнату серебристые полосы. Прохладный ветерок, шелестя, проникает во внутрь, легко пробегая по обнаженной коже ее рук. Хандан обернулась к тому самому диванчику, возле которого он делал ей когда-то предложение и ее взгляд случайно упал на кровать. Она замирает при виде того, что пытается скрыть от нее ночная тьма. Дервиш спит в постели, мягкие полосы света скользят по его телу. Он лежит на спине, лицом к ней, закинув обе руки на подушку чуть повыше головы. Он снова беспокойно подергивался во сне, и простыня, которой он был укрыт, сползла на пол. С другого конца мягкая хлопковая ткань сбилась вокруг его пояса, обнажая от самого бедра его согнутую ногу. Улыбаясь от тайного удовольствия, она забиралась с ногами на краешек кресла и стала наблюдать за тем, как он спит.Она часто это делала. Но Дервиш ничего даже и не подозревал об этом. Всего несколько месяцев назад это было бы невозможным: почувствовав на себе пристальный, изучающий взгляд, он тут же бы проснулся, инстинктивно реагируя на возможную опасность. Но теперь он больше не вскакивает от малейшего шума или движения, резко открыв затуманенные глаза. Рядом со ней он стал спокойнее, чем тогда, когда она была еще не его. Ее кошмары тоже постепенно угасли. Хандан все реже и реже снился, он мертвым.Но ее сны все еще слишком яркие, и она по-прежнему просыпается среди ночи, вылезает из постели и не ложится обратно до тех пор, пока окончательно не придет в себя. В такие ночи она пользуются возможностью получше рассмотреть ее любимого. У него очаровательная внешность. Но дело не только в этом — когда он спит, он выглядит таким беззащитным. Само очарование. Еще одна стрелка молнии, вспыхнув, раскроила небо. Где-то далеко слышатся раскаты грома, который все приближается. Снова яркая вспышка. И она наблюдает, как полоска голубоватого света, словно маленький язычок, облизывает его лицо. Она четко обрисовывает контуры его лица, высветляя изгиб его скулы и оттеняя его глазные впадины. Он слегка шевелится во сне, и одна его рука падает вдоль тела. Ладонь опускается на живот, пальцы раздвигаются и медленно подгибаются внутрь. Его губы слегка разомкнуты, и в комнате достаточно тихо, чтобы услышать, как из его груди вырывается вздох. Что ему снится? Может перед ним, словно кадры старого фильма, проносятся воспоминания о прошлом? Может во сне он снова переживает какие-то ужасные и замечательные мгновения? Может, он все еще видит сны обо мне? Проснувшись однажды утром, она нашла его лежащим ко ней спиной. Он так отчаянно прижимался к своей подушке. Хандан разбудила его, нежно поцеловав в шею, едва касаясь губами его кожи. Он повернулся и, оставив подушку в покое, скользнул обратно в ее объятия. Он крепко обнял ее и прошептал у груди: — Моя Хандан, я забыл. Мне снилась ты, и я совсем забыл. -О чем? — прошептала она ему в волосы. -Что ты, и правда, здесь. Что это больше не сон. Она часто размышляет о тех ночах, которые им еще предстоят. Придет ли такое время, когда ему снова придется прижиматься к подушке, вместо ее теплого тела, когда она снова станет для него всего лишь сном? Вспышки молнии становятся ярче, а интервалы между ними и нарастающими раскатами грома — все меньше. Теперь за окном достаточно шумно, и она боялась, что Дервиш может проснуться. Пожалуйста, не сейчас, — молит она про себя. Она сама не уверена, чего именно просит.Еще немного времени для того, чтобы украдкой понаблюдать за ним? Или для того, чтобы еще пожить? Хандан не в силах унять свои мрачные мысли — она так же беспомощна перед ними, как и перед этими могучими раскатами грома. Ни то, ни другое Хандан не может остановить. Чувствуя, как слезы жгут ее глаза, она трет их, словно измученный ребенок. Она роняет руки на колени и облокачивается головой о спинку кресла; ее глаза закрываются сами собой. Тьма, которая когда-то была ее убежищем, теперь стала для нее настоящей пыткой. Она обнажает все истины, которые так тщательно сокрыты при ясном свете дня. -Хандан? — доносится из темноты его тихий бархатный голос. — Ааа? — она открывает глаза и вижу, что он смотрит на меня. Он лежит на боку, приподнявшись на локте. Несколько прядок взъерошенных волос падают ему на лоб. Он смотрит на нее сонными глазами. — Ты в порядке? Она автоматически отвечает: — Да, Дервиш. Я в поря… — она не договаривает. Не может. Он уже столько раз слышал от Хандан эти слова, что они звучат для него так же неубедительно, как и для нее самой, — Я просто не могла уснуть, — отвечает она ему, — Гроза надвигается. Ее слова тут же подтверждаются яркой вспышкой молнии, за которой следует приглушенный раскат грома. — Понятно, — произносит он, — Почему бы тебе не лечь обратно в постель? Он зевает и опускает руку над головой. — Сейчас. Хандан знает, что все, что ей сейчас нужно, это забраться в постель и лечь рядом с ним.Она уверена, он прижмет ее к себе и уймет все ее потайные страхи. — Так просто. Почему же я тогда не могу этого сделать? — проносится у нее в голове. Несколько секунд он напряженно всматривается ей в лицо. Его лицо не напряжено, только бровь слегка изогнута. Он приподнимается, облокачиваясь о спинку кровати, и рассеянно почесывает свою обнаженную грудь. Тишина обостряется, и она почти слышит его мысли. Он пытается понять, что сейчас творится в ее голове. Если кто и может это сделать, так это только Дервиш. Иногда, Хандан все еще немного беспокоит, что он так хорошо ее знает. Какая-то ее частичка все же желает оставаться загадкой, для него, для всех остальных. Окружая себя таинственностью, она словно создает вокруг себя некую невидимую защиту. Но пытливый ум Дервиша, словно тьма, обнажает все истины, которые сокрыты при свете дня. — Поговори со мной, — это одновременно звучит и как просьба, и как приказ. Она мотает головой. — Ничего. Как она может объяснить того, чего сама не понимает? — Ты меня обманываешь. В его словах нет ни капли обвинения. Только капризная нотка отрицания. Вдруг ее ослепляет яркая вспышка света, порожденная гигантской молнией, которая пронзает ночное небо. Она вздрагивает и жадно глотает воздух. Всего через пару секунд проносится оглушительный раскат грома, который эхом отдается в темной комнате, а так же в ее теле. Он пробирает ее до костей, и она ощущает его силу и жестокость. Хандан притягивает колени к груди и обхватывает их руками. — Хандан? Слова срываются с ее губ прежде, чем она успевает их обдумать. Она шокирована тем, что только что произнесла: — Дервиш, мне страшно. Не знает, откуда взялись эти слова. Действительно ли она испытывает страх, или это нечто другое? Может это просто беспомощность? Он высвобождается из плена простыни и уже опускает ногу на пол. Но она останавливает его поднятием руки. Он замирает и довольно долго сидит неподвижно, затем снова забирается на постель. — Что тебя тревожит? — его голос тихий и успокаивающий. В этот момент небо раскрывается, и дождь проливается на землю. Он хлещет перед окном плотной стеной и, отбиваясь от реек приоткрытого окна, брызжет на ее руки и спину, просачиваясь сквозь ее тоненькую рубашку. — Я боюсь неизвестности, — выдает Хандан, и делает паузу, ожидая, *что* он спросит дальше. Но он молчит, и это молчание звучит громче любого вопроса, — Я боюсь того, что не знаю, что со мной будет. И с тобой, если Ахмед узнает обо всем. Я ужасно боюсь, что среди всех вещей, мы не заметим что-то очень важное, что подскажет нам, что делать. И мы так и не успеем сделать то, что должны. Я боюсь… — она глотает подступающие слезы, — Я боюсь, что окажусь недостаточно сильной. Что выживу я или умру, я в любом случае так и не узнаю этого. А еще я боюсь…боюсь своих мыслей … боюсь осознания того, что уже месяц ношу под своим сердцем нашего малыша. Дервиш мгновение недоумевающим взглядом смотрит на нее, а потом резко, но ласково обнимает Хандан, укладывая ее на кровать и при этом нежно, но страстно целуя. Отстранившись от нее, смотря ей прямо в глаза, он, наконец, произнесит столь ожидаемые ее слова. — Моя Хандан, — произносит он, по его лицу видно, как нелегко ему дается это внешнее спокойствие, — Невозможно все держать под контролем. Так же, как невозможно всегда получать ответы на все вопросы. Сейчас самое главное, это наша чудесная малышка. — он с большим трепетом дотронулся до живота Хандан и нежно погладил еще совсем не появившийся животик — Ты даже не представляешь насколько ты меня сделала счастливым. Ты, знаешь, я уяснил для себя, что, возможно, для меня нет необходимости держать все под контролем. А еще я понял, что не все решения, от которых зависит моя жизнь, я принимаю сам. Право выбора не всегда принадлежит мне самому. Многое решает судьба. И раз судьба так распорядилась нашей жизнью, то наш единственный выход навсегда покинуть столицу и уехать куда-нибудь далеко-далеко. — А как же Ахмед? я не могу его бросить. Ты понимаешь? — отчаянно проговорила Хандан. — Я понимаю, я все понимаю… моя Хандан, но мы еще никогда не были так близки к концу, я не могу позволить себе, чтобы кто-то причинил тебе вред, не могу позволить потерять тебя. Ахмед уже вырос, у него есть любимая девушка, которая защищает его как стена, у него есть уже двое детей, он в безопасности, ему больше не нужна наша поддержка. А если что-то случится мы всегда тайно можем приехать в столицу. — Ты прав, это наш единственный выход. — тяжело вздыхая еле слышно произнесла Хандан и подняла заплаканные глаза на Дервиша. Он бережно обнял ее, как ребёнка и стал поглаживать по спинке, успокаивая. — Не плачь моя маленькая, все будет хорошо, впереди нас ждет новая жизнь с нашим маленьким чудом!

Пошло пять лет. Она стояла на берегу моря. Взгляд ее был устремлен далеко за горизонт. Кофейные волосы развивались от морского бриза ровными волнами, как если бы ее локоны были заплетены в тугие косы и только сейчас обрели свободу. Она стояла в белом воздушном платье, подпоясанным обычной грубой бечевкой, стояла нерушимо и неподвижно, как статуя, словно неотъемлемая и обязательная часть этого изукрашенного закатом моря, которая исчезла бы только с концом света, стершим бы в пыль водные пространства. Нежно, но властно перебирая пальцами ветер, развивал ее платье. Вдалеке виднелся мужчина, он шел, громко шлепая босыми ногами по приливающей и отливающей воде волн. Его закатанные на щиколотках штаны были насквозь мокрыми, не застегнутая белая рубаха развевалась на ветру. А его рука крепко сжимала маленькую детскую ладошку. Ладошку маленькой девочки с длинными ниспадающими локонами шоколадного цвета, с такими же глубокими небесно-голубыми глазами, как у ее мамы, и обрамленные густыми пушистыми ресницами, как у ее папы. Дойдя до места, он остановился около девушки и обнял ее за талию, и нежно прошептал на ушко: Любимая… Она чмокнула в щечку своего любимого и резко сорвалась с места и побежала. Он подхватив дочку на руки быстро догнал ее. Они шли по берегу. Дервиш разрезал босыми ступнями воду, а Хандан шла чуть правее от него, ее ноги будто не касались ни песка, ни водной глади. Волосы ее переливались, то пьянящей хной, то золотом, по воле наклона прекрасной головки. Они медленно, но верно отдалялись от берега, уходя все дальше и дальше в морскую даль. Она засияла в золоте заката. Хандан взяла Дервиша и маленькую дочку за руку. И принялась танцевать. Они кружились в ореоле сверкающих то бронзой, то золотом волос и белых юбок, убегая все дальше и дальше от берега и людей. Они смеялась. От ее изящных ножек и ножек дочки не было ни хрустальных всплесков, ни кругов по воде, они ловко перескакивали через волны, не прекращая радостного танца, и смеялись, смеялись, смеялись.