Самостоятельный монстр

Он появлялся нечасто. Точнее только во время приступов, обычно зимой или осенью. Сначала было страшновато, Фёдоров признавал, и когда они сталкивались в его квартире, Мирон угрюмо молчал, косясь на собственный глюк, достаточно скромно ссутулившийся, сидя на краешке дивана. Он был стремный, но Окси от себя других глюков и не ждал. Верхняя часть лица была спрятана под капюшоном, а видна была только безумная широченная улыбка из острых клыков. Когда Мирон наконец привык к тому, что можно проснуться ночью от того, что на тебя пялятся из-под капюшона с подоконника, он попробовал с ним заговорить. — Хватит лыбиться. Глюк приподнимает голову, сверкнув глазами, а потом угрюмо пожимает плечами, тихо ответив: — Ты сам меня таким создал. Решил, что тебе надо больше улыбаться. У глюка голос до безумия похож на голос Мирона, только чуть глубже и более заискивающий. — Ты хоть кто? — спрашивает Мирон. — Ты назвал меня Охрой. У себя в голове, разумеется. А вообще я просто плод твоего сознания. — И что, ты так и будешь со мной торчать? — хмурится Фёдоров, садясь на кровати. — Только пока ты будешь обо мне думать. Ты же мой создатель. С того раза Мирон окончательно перестал его бояться, а хищный оскал стал скорее приветливой улыбкой, как у Чеширского кота. Охра прекрасно шутил. Естественно, порой мерзко и черновато, но настолько в тему, что Федорова неоднократно пробирало поржать в неудобных моментах. Уже раза три на него обижался Порчи за подобные выходки. Если бы он только слышал Охру… Они могли бы даже стать лучшими друзьями, если бы Охра не был глюком. Если быть совсем уж честным — Мирону хотелось, чтобы он был настоящим. Теперь он даже не дергался, когда зубастый неожиданно появлялся за спиной, дыша в ухо, или посреди ночи вдруг оказывался сидящим на краешке кровати Федорова. Он абсолютно не боялся, ведь что может сделать ему его глюк? Было странным и безумно подкупающим то, что Охра думал, как он, чувствовал то, что чувствовал он, был там, где был он. Спустя какое-то время Мирон признал: он к нему привязался. Привык к тому, что рядом всегда есть тот, кто появляется тогда, когда ты о нем подумаешь. Мирон думает об Охре ежечасно. Всегда. Но почему-то сейчас мысли о нем настойчивее всего лезут тогда, когда Мирон берет в руки лейку душа, смывая с тела гель для душа. Думает совсем не как о друге. И радует исключительно то, что зубастый пока не появился. Словно против своей воли Фёдоров тянет руку к паху, сжимая мгновенно затвердевший член. И мгновенно дергается, слыша хриплый смех, совсем как у него самого, за спиной. — А я… То есть ты, думал, что передёргивать в душе — это удел малолеток, — язвительно бросает Охра из-за спины. — Захуя ты приперся? — тихо спрашивает Мирон, отказываясь поворачиваться и пытаясь сдержать стон. — Потому что ты думал обо мне, — хрипло отвечает зубастый, ехидно добавляя: — Пока дрочил. Мирон молча сжимает зубы, и член в кулаке. Охра вдруг оказывается у него ровно за спиной. Осторожно ведёт руками по мокрому плечу Мирона, заставляя того болезненно закусить губу, чтобы позорно не застонать. Естественно, рот зубастого в ход не идёт. Мирон бы не хотел оставить конечность между рядами зубов Чеширской улыбки. Охра тянет свои длинные пальцы к его паху, а оскал кажется мягким и почти что добрым. Он начинает движения, игнорируя то, что безразмерная чёрная толстовка с капюшоном, наброшенным на лицо, безжалостно мокнет под душем, а Фёдоров срывается на короткий стон, больше похожий на резкий выдох. — Блять, Охра, еще… Позорно. Позорно перед собственным глюком. С одной стороны — он точно никому ничего не расскажет, а с другой — он всегда с ним и будет повод постебать Мирона лишний раз. Фёдоров подаётся бёдрами вперёд, вбиваясь в руку и тихо выстанывая четыре буквы придуманного им самим имени. Охра. Когда он кончает, Охра на секунду усмехается и проводит носом Мирону по шее, оставляя пятно чёрной краски, а потом исчезает, оставляя мужчину наедине со всей поеботиной, которая сейчас творится у него в голове. Он только тяжело выходит из душа. Что это сейчас было? Если разобраться, то ему подрочила его галлюцинация, оставила пятно на шее, а он при этом кончил. Но почему-то не было противно или тошно. Было жалко, что он не смог довести самого Охру до разрядки. Если конечно глюк можно довести до разрядки. Мирон выходит из ванной, а зубастый уже сидит на подоконнике, беззаботно болтая ногами и неизменно улыбаясь. — Ты самый хуевый глюк из всех, которые у меня были, — хмуро бросает Мирон. — У тебя никогда не было других, — усмехается в ответ Охра. Только вот Мирон, кажется, для себя все понял. Он подходит к зубастому быстро, боясь передумать, и крепко обнимает, утыкаясь носом в шею. Глюк чуть медлит, очевидно не ожидавший, но обхватывает Мирона руками в ответ. И лишь когда Фёдоров отлепляется от него он, продолжая загадочно улыбаться, тихо выдает: — Хватит с тебя, теперь я самостоятельный монстр.

***

Мирон идёт по мрачному городу, запихнув руки в карманы. Без Охры немного грустно, если честно. Он до сих пор оглядывается, надеясь увидеть улыбку за спиной. И да, он любил его, и чем дальше — тем больше он это понимает. Утонув в мыслях Фёдоров сбивает плечом какого-то парня и на секунду замирает, оборачиваясь, и видит… — Охра?! Прямо перед ним парень с точно такой же улыбкой, как у глюка, с так же надвинутым капюшоном и сверкающими из-под него глазами. — Ты кто вообще? Ты накуренный что ли, мужик? — осведомляется он, о господи, тем самым голосом. Но Мирону плевать на все, что тот там разглагольствует, он подскакивает ближе и замечает, что улыбка нарисована на платке, который Фёдоров безжалостно сдергивает и откидывает с чужого лица капюшон. Перед ним стоит ошарашенный красивый молодой парень, нелепо держащий в руках собственный платок, снятый Мироном. — Охра, блять, а я и не знал, что ты такой красивый, — усмехается Фёдоров. — Какой нахуй Охра? Я Ваня. Ваня Евстигнеев, — хмурится парень. — Мирон, — представляется в ответ мужчина, хватая парня за руку. — Фёдоров. Пошли выпьем. Парень только усмехается, легко повинуясь тянущей его руке. Может этот голубоглазый псих сделает его день лучше? Мирон бы никогда не обознался. Это его Охра, его монстр, просто теперь самостоятельный. Самостоятельный монстр