Радужные гирлянды

kuroiumi 黒い海 — broke it mieke — только себе не лги

— Не пойму я, что мы вообще тут делаем. Выпить можно было и у тебя в гараже, там хотя бы не холодно. Гейб был недоволен, причем очень сильно — воздух вокруг него буквально искрился от раздражения и негодования. Зачем его вообще притащили сюда посреди ночи? Он ведь не просил Лермана ни о какой около романтической поебистики, вроде ужинов на крыше и при свечах или же серенад с бумбоксом под окном. В конце концов, они живут не в фильмах восьмидесятых и даже не в сериале Glee, да и Гейб не идиот. Понимает, что чудачества сейчас не особо в чести, особенно когда ты мексиканский иммигрант с голландскими корнями («Ты и так кормишься за счет нашей страны, не выебывайся»). До сегодняшнего дня ему казалось, что уроженец Калифорнии придерживается того же мнения, но его сумели удивить. — Просто всегда хотел так потусить, — лениво отвечает Логан, протягивая Гарсиа Гиннес. — В смысле, заморозить своего парня в машине? Отличная идея для сценария, кстати, напиши об этом своему агенту! — говорит Габриэль, забирая бутылку. — Иди в задницу, Гейб. — Приглашаешь? – ответом служит запущенный в него тюк с пледом. В темноте ночи уже почти невозможно увидеть бледно-голубую изрядно облупившуюся краску микроавтобуса, зато, если заглянуть в едва запотевшие окна, хорошо видна мигающая всеми цветами радуги икеевская гирлянда и звездно-полосатый плед, укрывающий двух юношей. Хотя, вряд ли кто-то будет искать их в лесах на границе штатов, а даже если и будут – мало ли сумасбродных парочек прячутся по лесам от родителей и вечно норовящих заглянуть в комнату приятелей на вечеринках. В конце концов, все хотят быть _особенными_, хоть где-то. Назойливые светлячки и комары так и норовят пробиться сквозь толстые стекла старого вольксвагена, бывшего когда-то домом для стандартной семейки хиппи (а может быть и не одной). Гейб почти чувствовал застарелый запах травки и бурбона, с примесью жаренных на костре овощей. Из бывшего здесь когда-то приемника доносились ранние песни Битлз и хрипловатый голос Джэнис Джоплин, а может быть он и вовсе был выключен, а сам автобус стоял брошенный, ожидая когда его владельцы вернуться с фестиваля Вудсток: обдолбанные, пьяные, возможно нарушавшие парочку законов, но безмерно счастливые, буквально переполненные впечатлениями. Иногда Гарсиа жалеет, что не родился на пару десятков лет раньше, когда жизнь была дешевле, музыка громче, а курение в общественном транспорте не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Пусть сразу после этого он вспоминает извечную поговорку матери: «Хорошо там, где нас нет»; ему все равно так хочется. Так хочется. Иногда Гарсиа думает о том, что пора как-то избавиться от этой привычки и не обламывать свои же мечтания в самый неподходящий момент. Пусть и не очень-то сильно, но это могло бы облегчить ему жизнь. Иногда Гарсиа зависает, глядя на мигающие лампочки, пригретый пледом и объятиями Лермана. В такие моменты ему не хочется возвращаться в реальность, а сидеть так как можно дольше, не зацикливаясь ни на чем, кроме переливающихся огоньках и теплоте. Но такие моменты, как правило, длятся лишь жалкие секунды, позже оседая в нише с болезненно-теплыми воспоминаниями, от которых после чувствуешь себя одним из самых самым печальных людей на земле. - Я послезавтра уезжаю, - звучит тихий голос Логана близко от уха Гейба, - в Индианаполис. Внутри слышны монотонный шум от переносного электрогенератора, периодический стук светлячков и москитов в стекла машины и негромкий шепот ветра, качающего высокие деревья снаружи. - Надолго? – в повисшей между ними тишине этот вопрос звучит через чур громко, как гром посреди тихого весеннего денька. Как обещание, перед наступающей бурей. Лерман не говорит ни слова, лишь сильнее прижимаясь к плечу Гарсиа. Он понимает: надолго. Настолько надолго, что даже нашел этот чертов микроавтобус и увёз его хрен пойми куда. Чтобы просто сказать. - Ясно. Молчание вновь заполняет старый волькцваген, с облупившейся краской и немного облезлыми пассажирскими креслами. Гейб думает, что там, где его нет и правда хорошо. Там хотя бы не пусто.