***
За несколько лиг к юго-востоку от лагеря легионеров при Чейдинхоле дождя не было. Ночной воздух был прохладным, но не влажным – и потому двое всадников, во весь опор скакавшие по горной дороге, не чувствовали настоящего холода. Имперец, что ехал спереди, держался в седле как влитой, выпрямив спину и слегка запрокинув голову, украшенную ранней лысиной. Челюсти его были плотно сжаты, слегка прищуренные глаза на узком смуглом лице неотрывно смотрели вперед. За ним скакал тесно прижавшийся к шее своего коня юноша-бретонец с тонкими, породистыми чертами лица в обрамлении вьющихся длинных волос. Оба были одеты в простые темно-серые плащи из грубой на первый взгляд ткани, но знающий человек легко бы определил, что стоит такой плащ дороже, чем два чистокровных чейдинхольских вороных, на которых ехали всадники. Вдруг первый всадник резко свернул с дороги и направил коня вниз по травянистому склону. Второй после секундной заминки последовал за ним, удерживая скакуна, чтобы тот не слишком торопился и не потерял равновесие. К моменту, когда бретонец на жеребце спустился в неглубокую долину, его спутник уже спешился и пустил своего коня отдохнуть и попастись между слабо шелестящих в ночном ветре кустов. - Слезай, Амон. Мы уже почти у цели, - имперец говорил уверенным голосом человека, привыкшего, чтобы сказанное немедленно исполнялось. Бретонец действительно не стал перечить приказу, резво соскочил с вороного и быстро подошел к спутнику. - Ваше Величество? - Идем, - Император Тит Мид, второй своего имени, отвернулся и двинулся вперед, вглубь долины. – Амон, повтори, что ты должен будешь делать. - Держаться в десятке шагов, не двигаться, не говорить. Что бы ни случилось, - выпалил юноша. – И выполнять любой ваш приказ, если потребуется. - Хорошо. Я беру тебя с собой, потому что мне необходим человек, которому я доверяю, и который в случае каких-то… непредвиденных осложнений… сможет закончить начатое. За время служения мне ты многому научился. - Ваше Величество… вы ожидаете, что может случиться… - Я ожидаю, что все пройдет так, как задумано, но заключая сделку с даэдра, ты никогда не можешь быть уверен. Потому… Ты здесь. Не ты призываешь ее, тебе она вреда не причинит. «Или же наоборот, именно со мной и решит позабавиться», - мысленно ответил бретонец. - Маловероятно, - невозмутимо ответил Император. – И тебе нужно лучше владеть своим лицом, Амон, ты как открытая книга. О, мы уже на месте. Продравшись сквозь чащу кустов, которые как будто сплелись в яростной схватке друг с другом, спутники оказались на почти идеально круглой, чистой поляне в самом центре небольшой рощи. По краям лужайки были врыты в землю несколько покосившихся столбов из зеленовато-серого мрамора, на которых кто-то высек странные руны, а на дальнем конце между двух столбов, верхушки которых почти смыкались, стояла мраморная плита, украшенная изображением обвитой кольцами змеи женщины с гневным выражением лица. Бретонец брезгливо посмотрел на столбы и плиту, не желая приближаться к оскверненным даэдрическими письменами сооружениям, Тит Мид же подошел к ней поближе и как будто начал с интересом вчитываться, легонько проводя по мрамору кончиками пальцев. Амон, немного подождав, убедился, что его помощь Императору не требуется и принялся разглядывать поляну. Посередине лужайки, в высокой, сочной траве лежали белые каменные обломки, когда-то бывшие статуей. Тело статуи, со временем погрузившееся глубоко в землю, практически не было различимо, зато голова, принадлежавшая сурового вида мужчине с сомкнутыми в нитку губами, лежала прямо на груде камней – и ни одно растение не осмелилось прорасти сквозь эти камни и коснуться головы изваяния. - Интересно, - Император как будто разговаривал сам с собой, не глядя на спутника. – Амон! Мне потребуется твоя помощь. Подойди, пожалуйста, поближе – насколько я понимаю написанное, ритуал призыва обязательно должны совершать двое. Бретонец приблизился к своему господину, недоверчиво поглядывая на мраморные столбы и как будто ожидая, что они сомкнутся вокруг двоих путников, осквернивших святилище своим присутствием. - Живей, живей. Камни нас не укусят. Встань слева и повторяй за мной, – Император уверенно положил правую руку на плиту. Амон коснулся холодного мрамора левой. Тит Мид испытующе посмотрел на него и, убрав руку, направился к обломкам статуи, белеющим в центре святилища. Бретонец недоумевающе взглянул ему в спину и, пожав плечами, двинулся следом. Вернее, попытался – рука словно приросла к каменной плите. Амон несколько раз дернулся, не понимая, что произошло, а затем испуганно окликнул Императора. - Успокойся, - не оборачиваясь, ответил тот. – Этот алтарь не отпустит жертву, пока она этого не захочет. - Жертву?! Ваше Величество… - Замолчи, - голос Императора, казалось, проник куда-то внутрь черепа юноши. – Призвать ее можно, только приведя сюда человека, который доверяет призывающему. Но на камнях ничего не написано про то, что его обязательно надо убить. Тебе ничего не грозит. Бретонец похолодел, не в силах поверить то ли в подобное коварство, то ли в собственную наивность. Император на мгновение остановился, метнул на него строгий взгляд, а затем удовлетворенно кивнул и подошел к отколотой каменной голове. Опустившись перед изваянием на колени, имперец достал из-под плаща короткий эбонитовый клинок, изгибающийся, словно ползущая змея. В этот момент Массер и Секунда вышли из облаков, залив поляну и коленопреклоненного человека на ней переливчатым, потусторонним серебристо-алым светом. У Амона перехватило дыхание: Император простер над каменной головой левую руку и, глубоко вдохнув, полоснул по ней кинжалом. Капли крови заструились на мертвое каменное лицо – бретонец не мог различить их, но зато видел отблески света двух лун на смоченном кровью Императора истукане. Тит Мид немного подержал руку на весу, позволив еще нескольким темно-красным каплям жизни покинуть его вены, а затем, выпустив кинжал, провел ладонью по порезу. Рана исчезла в золотом блеске магии Восстановления, а юноша наконец выдохнул. - Взгляни на лицо Боэтии и подивись. Подними свои руки, если хочешь удостоиться взгляда и благословения Боэтии. Знай, что битва — это благословение. Знай, что смерть — это вероятность. Знай, что ты лишь прах пред очами Боэтии, - нараспев заговорил Император. Наступила полная тишина, как будто в мире пропали все звуки. - Длинна рука Боэтии, стремителен его клинок. По траве пробежала мимолетная рябь. - Глубок порез, и неспешен яд. Ветер зашелестел в кронах деревьев. - Поклонитесь, верные. Молитесь о скорой смерти, - голос Тита Мида сорвался на хрип. Амон почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились: кровь испарялась с изваяния с тихим шипением. - Поклонитесь, верные. Молитесь о тихой смерти, - Император не то шептал, не то шипел. На вершинах деревьев занялось мертвенно-бледное свечение, волосы на голове юноши зашевелились еще более ощутимо, а сердце резко поменяло ритм; каждый его удар, казалось, отдавался в ушах все громче и громче. - Поклонитесь, верные. Склонитесь перед славой, что суть Боэтии! – голос Императора вновь обрел силу, громом раскатившись над рощей. Ослепительное сияние залило поляну, деревья затрещали под напором ветра, а затем желто-красная шаровая молния пронеслась над головой не поднимавшегося с колен имперца и с коротким, но от того не менее оглушительным хлопком ударила прямо в голову статуи. Тит Мид закрыл лицо руками, защищаясь от обломков – а затем торопливо распростерся ниц. В нескольких шагах перед ним возвышалась фигура, не менее чем на голову превосходившая самого высокого человека или мера, которого доводилось видеть Амону. Явившись в Нирн, Боэтия избрала обличье данмерки – и никогда еще не юноша не видел женщины, вокруг которой сгустилась столь явная аура вожделения. Лицо ее не было идеальным – пожалуй, нос был чуть кривоват, уши чуть оттопырены, а красную радужку в раскосых глазах делил надвое вертикальный, как у рептилии или вытащенной на свет кошки, зрачок. И тем не менее оторваться от этого лица было сложно – и от высоких, чуть широковатых скул, и от припухших, как будто надкусанных, чтобы подавить рвущиеся из груди в момент экстаза стоны, губ, и от узкого изящного подбородка. Взгляд юноши метнулся ниже – по тонкой шее, покатым плечам, высокой груди, которую обтягивало платье, будто бы сотканное из ночной темноты и звездного света, скорее подчеркивающее, чем прикрывающее – и после усилия воли спустился вниз, по тонкой талии, широким бедрам, будоражащим воображение складкам ткани между ними и крепким, стройным ногам, соблазнительно мерцающим в боковом разрезе платья. Бретонец добрался глазами до ее босых ступней, маленьких, как у обычной смертной женщины – и остановил взор на все еще распростертом на земле человеке. Колыхнулась в груди тревога, но тут же исчезла, уступив место жгучему чувству стыда за абсолютно некстати возникшую эрекцию. Амон мучительно краснел, не имея возможности ничего поделать и лишь радуясь, что шерстяной плащ скрывает его напряженную плоть. - Давно в этом святилище не звучало молитвы, - голос ее был подобен шуму ветра в песчаных дюнах, далеким громовым раскатам или журчанию родника в горах. – Давно смертные не пытались призвать меня в неурочный день и в неподходящий час. - Госпожа, - хрипло произнес Тит Мид, отнимая лицо от земли и с выражением благоговейного ужаса и восхищения смотря на стоящего перед ним Принца даэдра. - Давно я не являлся на зов, не подкрепленный кровью, - голос ее был подобен стону, испускаемому землей в момент извержения вулкана, урагану, вырывающему с корнем деревья, вою волков, загоняющих жертву. – Моя жертва все еще жива. Убей его. - Твоя жертва перед тобой, богиня, - пересохшими губами произнес Император. – Я призвал тебя, чтобы просить о помощи, ценой за которую станет моя жизнь – и многие другие. - Станет твоя жизнь, и многие другие? – голос ее был подобен шипению ядовитой змеи, готовящейся к броску, гулу внутри гнезда шершней, рокоту в глубине груди горного льва, к детенышу которого приближается, не ведая того, беспечный путник. – А что мешает мне забрать твою жизнь сейчас, смертный? Или его жизнь? Или вас обоих? Император поднял голову и неожиданно твердо и уверенно ответил возвышающемуся над ним даэдроту: - Скука, богиня. Скука, которая привела тебя сюда, в забытое моим народом святилище. Долгие годы тут не появлялось человека, готового принести даже столь скромную жертву, что я уже принес тебе. Амон в ужасе зажмурился, ожидая неминуемой вспышки гнева богини, однако над поляной повисло молчание. Пересилив себя, он открыл глаза – и увидел тень улыбки на сером лице. - Скука… Ты прав, смертный. Мне скучно, и только потому я здесь, стою перед тобой, только потому ты не задыхаешься в собственных кишках, и только потому мои слуги не делают с этим червяком то, что он хочет сделать со мной. Осчастливь меня, подари достойное твоего Принца развлечение… пока я не привела сказанное в исполнение. Пока юноша, с которого разом схлынуло возбуждение, пытался отделаться от излишне ярких и неприятных мыслей, полезших в голову вслед за ее последними словами, Тит Мид поднялся с колен, склонил голову и заговорил. - Госпожа, с рассветом мои войска начнут штурм Имперского города. Я пришел умолять тебя, Губящую народы, Плетущую интриги, Проливающую с равной радостью кровь и семя, Забирающую и Воздающую – даруй мне благословение и не дай стать прахом раньше, чем тому придет срок. Уголки губ на ее лике искривились. - Скука, смертный. Неодолимая скука. Чего ты хочешь? Если ты жаждешь удачи – тебе следовало воззвать к Ноктюрнал. Жаждешь разрушить город, чтобы Башня Белого Золота похоронила под собой захватчиков? Тебе следовало воззвать к Дагону. Заключить договор, который положит конец твоей войне? Клавикус Вайл мог бы помочь тебе. Поселить черную смерть в сердце высокородного завоевателя, что стоит сейчас на вершине Имперского города и всматривается в горизонт, чтобы увидеть твои подступающие армии? Мефала знает, как это сделать. Хочешь просто знать будущее, чтобы не допустить роковых ошибок в бою? Хермеус Мора дал бы тебе ответ… если бы захотел. Так чего же ты хочешь от меня, смертный? И что ты можешь дать взамен, что я бы не смог взять прямо здесь и сейчас? - Я хочу всего этого, богиня. И к кому мне обратиться с подобной просьбой, как не к Госпоже интриг? – Император сделал паузу, глядя в глаза своей божественной собеседнице. – Кто еще сможет собрать воедино все то, что каждый из других Принцев мог бы дать поодиночке? А взамен… взамен уже с первыми лучами солнца ты получишь кровь тех, кто последует за мной во имя твое, и кровь наших врагов. А когда придет время, ты получишь взамен и мою жизнь. Бретонец, даже если бы не был пленен алтарем, не смог бы сдвинуться с места, окаменев от ужаса. Как мог господин, всегда такой рассудительный и продумывающий любые ходы наперед, зайти так далеко? Боэтия, однако, не выглядела недовольной – наоборот, по полным губам опять промелькнула тень усмешки. - Мне нравится твое отчаяние, смертный – оно придает тебе храбрости. Но этого мало – что мне кровь воинов, павших во славу своего Императора? Ты не поведешь их на верную смерть, а значит, и горечь предательства не добавит вкуса их отлетающим душам… - Принц даэдра склонил голову набок, плотоядно улыбаясь. – Убей мальчика, здесь и сейчас, или я сам вырву его сердце и заставлю тебя его съесть по кускам. Амон задергался, пытаясь освободиться, глядя на то, как его Император и повелитель медленно поднял ритуальный кинжал и двинулся к нему. - Господин мой… - язык перестал слушаться юношу, подавившегося собственной мольбой. Тит Мид подошел практически вплотную – бретонец видел каждую бисеринку пота на смуглом лице, каждую прожилку в покрасневших от усталости глазах. Не отпуская взгляда юноши, Император занес клинок. Амон слышал лишь его прерывистое дыхание и бешеный стук своего сердца. - Я жду! Свет двух лун блеснул на эбонитовом лезвии, а затем оно резко пошло вниз. Юноша неловко рванулся в сторону, вжавшись в алтарь, сдавленно всхлипнул от ужаса - и ощутил укол острия в груди, а затем сильный удар пустого кулака. - Довольно, - Боэтия, нахмурившись, смотрела на лежащий у нее на ладони клинок. Тит Мид, хватая воздух ртом, обернулся к ней, сверкая белками широко раскрытых глаз. Молодой бретонец же повис на одной руке – ноги отказались его держать. На груди расплывалось кровавое пятно от пореза. - Я принимаю твое предложение, смертный. Прозревая грядущее, я вижу – все то, что не случилось здесь и сейчас, позволит свершиться намного более… занятным вещам, за которыми я буду наблюдать. Слушай же внимательно и запоминай на всю жизнь – никто больше никогда не повторит эти слова вслух. Принц интриг медленно двинулся по поляне, обходя Императора по кругу. - Твои воины последуют за тобой во славу мою и не будет равных им среди тех, кто осмелится стать на вашем пути. Но больше никогда ты не познаешь вкуса триумфа – в час, когда последний захватчик покинет Имперский город, дух победы оставит тебя. Величайшие свершения, которые выпадут на оставшийся тебе срок, будут оклеветаны и растоптаны; величайшая доблесть, которую ты проявишь, в глазах, смотрящих на тебя, станет величайшей трусостью. Половину века ты провел в этом мире – половину от этого срока и еще два года* предстоит тебе в нем провести. И помни, - голос Боэтии превратился в шипение, - надев петлю на шею, ты уже не сможешь ее снять. Верно распорядись тем временем, что у тебя осталось, пока она не затянется. Я буду наблюдать, не вмешиваясь, пока ты и твой юный спутник не разочаруете меня. Что же до помощи в битве… Возьми тот клинок, что ты окропил своей кровью, и с ним иди на поле сражения. Даэдрот остановился и, почти касаясь Императора кривящимися в хищной улыбке губами, шепнул ему на ухо, неотрывно глядя при этом в глаза едва не теряющему сознание Амону: - А когда придет срок – вспомни о цене доверия, Тит Мид. Порыв ветра пронесся по лужайке, и в тот же миг бретонец рухнул на землю, отпущенный алтарем. Император бросился к нему, подхватил на руки и быстро провел ладонью над окровавленным порезом на груди юноши. Золотой свет зарастил рану, но Амон все равно чувствовал дикую слабость и не мог подняться на ноги. И его, и немолодого имперца била крупная дрожь. - Что это было? – собственный голос показался бретонцу еле различимым. – Что произошло? - Она… решила не принимать жертву, - с запинкой ответил Император. – Как я и рассчитывал. - Вы… вы знали, что она заберет у вас кинжал?! – не поверил своим ушам Амон. - Да… Да. Конечно, я был уверен, что она… что все не будет так… Что ее не удовлетворит банальное жертвоприношение, - Император сухо закашлялся. И Амон Мотьер, собрав последние силы, заставил себя ему поверить.***
Префект Ульфрик и двое его друзей и соратников после нескольких часов безумной сечи понимали, что план по взятию Имперского города провалился. Норды под руководством генерала Джонны сражались храбро и бились до последнего, но как только пробуждалась надежда, что им и войскам генерала Дециана удается переломить ход битвы, соперник получал подкрепление. Командующий обороной города лорд Наарифин за несколько дней так ни разу и не показался на поле боя – в том не было нужды. Дважды имперские войска смыкали свои ряды, и дважды их разбивал клин атакующих альтмерских подкреплений. Сначала армия, размещенная в Бравиле, ударила в тыл Джонне, а затем со стороны Скинграда подошло огромное войско под эльфийскими знаменами и наголову разбило Дециана с его легионерами из Хай Рока. Ульфрик, Галмар и Рикке держали оборону до последнего, но все трое чувствовали, как руки и ноги наливаются свинцом, а златокожие эльфы с бесстрастными лицами и холодными глазами все шли, и шли, и шли… Троим друзьям удалось пробиться на возвышение, обороняемое большим отрядом нордов – на какой-то миг они получили передышку. - Все прут и прут, твари, - хрипел Галмар, утирая кровь, струившуюся из рассеченного лба. – Я деревьев дома свалил меньше за всю жизнь, чем остроухих сегодня, а им все ничего, как будто по десять новых появляются на месте срубленного. Рикке уныло покачала головой: - Пришло время отдать жизнь во славу Империи, Ульфрик? Сын ярла Виндхельма оторвался от созерцания красно-золотого моря, бушующего на берегах озера Румаре и повернулся к друзьям. Глядя на Рикке, он почувствовал укол жалости – светловолосая нордка не так давно присоединилась к их отряду, но уже зарекомендовала себя как надежный товарищ, которому можно было доверять как самому себе. Сейчас она, сгорбившись, сидела на корточках – щит изрублен в щепки, меч зазубрен, со шлема снесен гребень, на щеке наливается кровоподтек, глаза красные от пыли и усталости. Ульфрик перевел взгляд на Галмара – огромная железная секира, которую тот предпочитал любому другому оружию, лишилась двух третей рукояти. Последний час гигант оправдывал семейное имя, сражаясь не только обрубком оружия, но и просто периодически нанося удары кулаком безоружной левой руки. И стоило сказать, что не один уже альтмер пал с разбитым кулаком в стальной перчатке черепом. Префект покачал головой – эти двое могли бы стать настоящими героями Легиона… окажись они в другое время и в другом месте. - Не знаю, Рикке. Возможно, мы уже проиграли эту битву, но по крайней мере мы умрем во славу Императора и с честью. Отвернувшись, он посмотрел на запад, где солнце медленно опускалось за горизонт. Какое-то движение привлекло его внимание – с северо-запада к Имперскому городу двигалась темная масса. - Посмотрите, - начал было он, но друзья уже стояли на ногах рядом с ним. Заходящее светило окрасило в нежно-розовый цвет небосвод, усыпанный разрозненными синевато-серыми клочьями облаков. Последние лучи перед наступлением темноты осветили берега Румаре, где остатки войск альтмеров в молчании стояли и смотрели на надвигающуюся на них конницу третьего, до поры не вступавшего в бой Легиона. Впереди, сидя на вороном скакуне, закованный в стальной доспех с мифриловой отделкой, подобно метеору, расчерчивающему темную гладь неба, мчался Император Тамриэля, Тит Мид II – и алый плащ с имперским драконом развевался за его плечами, а солнце ослепительно сияло на пылающем огнем Забвения Золотом мече, обращенном на войска Доминиона.