Слишком

- Изая?! – голос срывается, комом застревая в горле. Шизуо подается ближе, вглядываясь. Помогает сесть. Лицо у Изаи бледное, волосы растрепанны, а взгляд застывший, точь стеклянный. Он выдыхает резко и почти бесшумно, дрожа худыми плечами и впалой грудью. - Изая… - как заведенный повторяет блондин. Ему все еще страшно. Прикасается к пальцам – холодные. И ведь не понять, они же у него почти всегда холодные. Точно бы не Шизуо тут окончательно перестал быть человеком. Хотя, глядя на эти бледные щеки и еще сильнее заострившиеся черты лица, он начинает сомневаться, остался ли брюнет собой. Орихара шевелит губами. Сперва беззвучно, будто просто дрожит, но потом выдыхает шепотом, будто сам себе повторяя. Шизуо приходится склониться к его губам, вслушаться. - Выкарабкаюсь… Выкарабкаюсь. – совсем тихо, с передышками на то, чтобы вдохнуть побольше воздуха, но довольно твердо, с привычным насмешливым и упертым звоном в голосе. Губы Хейваджимы вздрагивают в улыбке, он обхватывает руками хрупкое, такое совсем юношеское тело, будто пытаясь согреть в своих объятиях и ощущает напряжение во всех мышцах этого существа. - Справлюсь, - выдыхает Изая уже в самое ухо, обдавая таким приятным, живым теплом, и силой сжимает ткань одеяла тонкими пальцами. Шизуо закрывает глаза, вдыхая его запах. Он чувствует, что Изая разрывается от желания противиться, но пока не может, сил не хватает, еще не набрался, не восстановился… И ранка на шее все еще красная по краям, пахнет кровью. Хейваджиме нравится, что он не один в квартире. Здесь всегда темно и силуэт Изаи выглядит призраком, фантомом в полумраке помещения. Время идет. Изая восстанавливается. Губы у него всегда сухие и горячие, но руки несмотря ни на что так и остаются холодными. А во взгляде нет-нет, да проскользнет острота льда. Однако Изая быстро становится самим собой. Настолько, насколько это к нему применимо. Теперь. Удивительно, как он ощущает настроение, все-то, что пылает внутри бывшего бармена, пусть он и не человек уже. Впрочем, он никогда им и не был. Орихара знает это как никто другой… И даже к брату в таком состоянии Шизуо ни за что не вернется. Это Изая тоже знает, поэтому всегда держится рядом, хотя размер квартиры позволяет уединиться… Впрочем, Шизуо помнит все прошлое и засыпает днем с особым беспокойством. Не то чтобы он опасался удара от своего бывшего врага. Бывшего ли? Хейваджима с грустной улыбкой замечает за собой, что так и не смог смириться с Изаей. Не перестал относиться к нему с недоверием. Он со смехом осознает, что так и остался трусом. И так и не смог понять, что внутри у этого неспокойного, слишком переменчивого и внезапного мальчишки. - Ты хочешь остаться со мной? Шизуо с осторожностью касается спины Изаи. Кончиками пальцев проводит по выпирающим косточкам позвоночника, следя за тем, как по бледной коже разбегаются мурашки волной дрожи. Тот лежит на боку, свесив одну руку с кровати, второю подложив под голову. Одеяло сползло до самой поясницы, обнажив следы уже желтеющих синяков на ребрах. Под тонкой тканью прорисовывается силуэт ног. Шизуо хочется стянуть одеяло полностью и любоваться хрупким обнаженным телом, но он сдерживается, вновь переводя взгляд на затылок Орихары. Ведет пальцами вверх с легким нажимом и запускает их в острые, короткие пряди. Изая прикрывает глаза, впрочем, Хейваджима этого не видит. Приоткрывает бледные тонкие губы, но так ничего и не произносит. Шизуо и сам знает ответ, хотя боится признаться себе же в этом. Изая слишком непокорен и свободолюбив. Он слишком скрытен и осторожен. Он всегда везде и нигде… Шизуо понимает, что упустил что-то, уже давно, и даже не успел понять, когда лишился этого мальчишки. А теперь поздно. Каждое мгновение проскальзывает точно вспышка угасшей звезды. У него будет еще миллионы таких моментов. Но стоит ли продолжать, когда знаешь, что ты уже упустил нечто важное? Губы у Шизуо сухие и холодные. И, кажется, от него все еще пахнет сигаретами и чем-то сладким. Поцелуй надолго замирает нематериальным теплом на лбу. Орихара глубоко вдыхает, ощущая чужие холодные пальцы на своих щеках. Пытается навсегда запечатлеть знакомый силуэт на радужке глаз. Сохранить запах, запомнить хрипловатый, насмешливый голос. Изая чуть улыбается, трясет темными прядями и растягивает губы в ухмылке, прикрывая глаза. Хейваджима растворяется в ночи точно тень. Прежде такой неповоротливый, шумный, всегда слишком громкий. Слишком отличный ото всех… Однако так и не признавший Изаю. Слишком его. - Прощай.