By the way

Когда об инциденте сообщили в новостях, было уже поздно. “Всех зараженных необходимо срочно эвакуировать во избежание увеличения числа жертв! Соблюдайте осторожность! Если вы…”, – милый голос неизменной репортерши Кецуно Аны, ее улыбка, сияющая, несмотря на происходящее, но Гинтоки даже не посмотрел в сторону телевизора. Шинпачи разочарованно и несколько испуганно вздохнул, и едва сумел отскочить в сторону, когда Гинтоки попытался зацепиться за его руку. Он шипел и скалился, но реакции у Шинпачи была хорошая, не того уровня, но, видимо, этот вирус влиял на Гинтоки весьма негативно. В глазах Кагуры не было страха за себя, она не боялась, что пострадает, в них плескалось только волнение и беспокойство за Гинтоки, и за Шинпачи тоже, потому что она не могла точно быть уверена в его благополучии. Даже под вирусом Гинтоки оставался собой, и его скорость реакции была неплохой. Кагура пыталась его удержать, силы хватало, но Гинтоки был не в себе. – Гин-чан! Очнись же! – в отчаянии кричала она, как-то ей удалось заглянуть ему в глаза, и в них она не увидела ничего, кроме всепоглощающей красной бездны. Он не говорил, не различал предметы, только рычал, не переставая вырываться и пытался дотянуться до кого-то из них. Но даже так Кагуре удавалось успешно уходить от него. Вряд ли он осознавал, что делает. Шинпачи боялся за Кагуру больше, чем она волновалась о нем, ведь ей приходилось находиться достаточно близко, чтобы не позволить им обоим заразиться или, что ещё хуже, умереть здесь так глупо. Один укус, одно касание острых зубов, и с двумя обезумевшими вампирами Шинпачи вряд ли бы справился. – Кагура-чан, осторожнее! Кагура хотела огрызнуться, мол, спасибо, без тебя понимаю, но эта мысль тут же вылетела из головы, как только Гинтоки дернулся в ее сторону. Все, что они могли делать, это ждать. “Постарайтесь обездвижить его и не давайте себя укусить”, – спокойные инструкции Ямазаки по телефону и истеричные крики Кагуры на фоне, грохот мебели и не располагающая к разговору обстановка. Шинпачи был благодарен ему за это спокойствие, он попрощался дрожащим голосом и попросил их добраться как можно быстрее. Кому он ещё мог позвонить в такой ситуации? Они, черт возьми, должны были заметить это сразу! Все изменения, которые нес в себе вирус. Ещё со вчерашнего вечера, когда Гинтоки не отлипал от крана с водой, ещё с утра, когда он несколько долгих минут смотрел на мороженное мясо, прежде чем Шинпачи отвлек его. Они должны были понять, что что-то не так, если уж он сам не мог определить эти изменения, но не придали этому никакого значения. Невнимательность привела к тому, что сейчас и произошло, к тому, что Гинтоки перестал отвечать на вопросы, потом посмотрел на Кагуру как-то странно, на движение ее рук, когда она что-то рассказывала, и кинулся, чтобы оторвать ей эти самые руки. Она резко ушла в сторону, упала на пол, вскинула взгляд и увидела клыки. Картинка сложилась в голове даже быстрее, чем она отскочила назад от кинувшегося на нее Гинтоки и крикнула Шинпачи искать помощи. Это ее идея была – звонить Шинсенгуми, потому что если они не знали, что делать с зараженными безумцами, то никто не знал. И оперативности, с которой они прибыли на место, любая служба спасения могла бы позавидовать. Первым в Йорузую влетел Сого, что-то крикнул, но Кагура не услышала, что именно, наверняка очередное оскорбление, потому сразу же оскалилась. – Со мной все впорядке, придурок, – на лице Кагуры растянулась жуткая гримаса, которая уж точно говорила, что ничего не впорядке, но Сого выглядел взволнованно, и почему-то это ее немного забавляло. Шинсенгуми прибыли самым оперативным отрядом в несколько человек, Сого сразу же кинулся на помощь Кагуре, пытаясь удержать новоиспеченного вампира, но что-то у них пошло не так. Кагура отвлеклась на секунду, и обезумевшая версия Гинтоки воспользовалась шансом, чтобы вырваться. Он кинулся на Кагуру, потому что она оказалась ближе всех, Сого дернул ее в сторону и сам едва ли не чудом ушел из-под острых зубов. Гинтоки кинулся к выходу, Шинпачи рванул за ним, хоть и понимал, что не остановит его в одиночку, Кагура и Сого кинулись следом... Удача, наверное, отвернулась от этого места, с утра, со вчерашнего вечера, с того момента, как Гинтоки умудрился подхватить вампирский вирус, или ее вообще никогда здесь и не было. Она отвернулась от них всех, от каждого, кто вступил в этот дом, как только они пересекли порог. Шинсенгуми прибыли небольшим отрядом, понадеявшись, что справятся с одним то овампирившимся бездельником, но удача отвернулась и от них. Инстинкты и интуиция почти впервые отказали Хиджикате. Гинтоки не выбрался за пределы дома, однако дорвался до своей цели. И свои длинные и острые вампирские зубы он всадил именно в его шею, заливая кровью белый платок. Он, наконец, дорвался до такой необходимой для зараженного организма жидкости, хорошо это было или плохо. Хиджиката чувствовал, как кровь постепенно покидает его организм, ощущал слабость и головокружение от стремительно падающего давления, видел, как перед глазами начинает плыть, а в месте укуса ему представлялся разорванный в клочья пласт кожи. Он вцепился в плечи Гинтоки, пытаясь оторвать от себя этого сумасшедшего, тот полоснул клыками по ране, боль, хотя и не такая сильная, как от меча, прошлась вслед за его клыками, и он впился снова. Хиджиката понимал, что его нужно остановить, но оцепенение не прошло, и сил, чтобы оттолкнуть Гинтоки у него не было. Возможно, все дело было в какой-то вампиро-вирусной особенности, о которой они не знали. – Йорозуя, отцепись от меня! Тогда Хиджиката попытался воззвать к его голосу разума, и хоть он знал, что разума в этой голове никогда толком не было, надеялся, что хотя бы сейчас у него получится. Но Гинтоки не слышал, его сознание находилось где-то не здесь, далеко отсюда, он руководствовался только инстинктом, который был навеян ему вирусом. Хиджиката видел достаточно фильмов, чтобы знать, чем все закончится, если он его не остановит. Шинпачи вцепился Гинтоки в одну руку, Кагура во вторую, Сого остался собой даже в такой ситуации, видимо, надеясь, что место погибшего в неравном бою замкома достанется ему. Вдвоем они оттащили Гинтоки от его шеи, Хиджиката облокотился на стену, сначала ему показалось, что прошло всего несколько десятков секунд, и за это время невозможно было выпить из него всю кровь, а потом понял, что время понятие очень относительное, и сполз по стене вниз. В ушах звенело, перед глазами заходились темные пятна, он потянулся к шее и сквозь звон поразительно отчетливо услышал голос Гинтоки. – Что?.. Что случилось? – Гин-чан! – радостно крикнула Кагура, красное пятно, отображающее ее в новой реальности Хиджикаты сдвинулось в сторону Гинтоки. – Кагура, что...Почему я? А? Какого хрена? Хиджиката бы посмеялся в другой раз, может быть, если бы не было так паршиво, если бы его не начинало тошнить. В обморок от кровопотери он, правда, пока не собирался. Не было в вампиризме ничего романтического, никаких двух аккуратных дырочек, Хиджиката дотронулся до шеи и обнаружил один разорванный пласт кожи, из которого продолжала течь кровь. Он усмехнулся, потянулся за сигаретами в карман, запачкал зажигалку кровью, если не умрет от кровопотери, так от воздушной эмболии*. Еще лучше. Перед смертью последнюю сигарету такое себе желание. Кровь, правда, не бурлила, каким-то чудом Гинтоки не задел артерию, или специально не целился в нее. “Может, даже выживу”, – подумалось Хиджикате, просто так, не то чтобы он собирался умирать, совсем нет, он собирался вернуться с того света и отомстить, но мысль промелькнула, и остановить ее он не мог. И, видимо, крови он лишился много, наверное, больше, чем обычно в рядовых стычках сражениях, но меньше, чем нужно для переливания – иначе он бы тут не рассуждал о смысле жизни и о том, какой же дерьмовый из Гинтоки вышел вампир. Но он хотя бы пришел в себя, пытался оттереть кровь с губ и кричал Шинпачи, чтобы тот вызывал скорую. И смотрел на Хиджикату взволнованно и виновато. Наверное, смотрел, Хиджиката не знал, возможно, он уже потерял сознание и все себе придумал, а может и умер вовсе, от воздушной эмболии. ... То, что Хиджиката не заразился после укуса стало впечатляющим потрясением. И на самом деле, учитывая степень разрастающейся проблемы, об этом свойстве его иммунной системы стоило бы доложить в лабораторию, занимающуюся поиском антидота от вируса, но… Почему же они этого не сделали? Что ж… Гинтоки пытался спокойно сидеть в углу рабочего кабинета Хиджикаты и не подавать никаких сигналов. Сам Хиджиката настойчиво его просил проводить свои дни здесь, раз уж так вышло, как можно менее разрушительно для психики самого Хиджикаты и стабильности рабочего процесса. В обычной жизни Гинтоки ни за что бы не стал следовать этой просьбе. Даже если бы это был приказ. Однако сейчас его жизнь и сознательная деятельность зависела от одного фактора – доступа к крови замкома. Хиджиката, зная это, активно этим знанием пользовался, и так как особого выбора у Гинтоки не было, ему приходилось следовать всем просьбам Хиджикаты. Но не получить выгоду он не мог. Врожденная хитрожопость совершенно не давала. – Хиджиката-кун, как долго ты еще будешь работать? Время идет, я не становлюсь моложе, а ты тратишь лучшие годы наших с тобой взаимовыгодных отношений на работу, – ныл Гинтоки за неимением чего-либо еще, чем можно заняться. – Где ты нашел взаимовыгодные отношения? – Ну как же? Ты спасаешь меня от смерти, а я спасаю тебя от скуки. Хиджиката раздраженно бросил что-то себе под нос, и Гинтоки решил подобраться поближе, чтобы лучше слышать и иметь возможность перевернуть с ног на голову любую его фразу. – Признай же, что со мной намного интереснее, чем без меня. – Без тебя спокойно. Гинтоки фыркнул обиженно и отвернулся посмотреть в окно: постепенно наступали сумерки, а Хиджиката заставил его участвовать в дурацком споре. – Ну же, Хиджиката-кун, заканчивай уже свою работу, солнце почти село. Хиджиката молчал и продолжал раскладывать на столе бумажки. Со стороны могло показаться, что он просто создает видимость работы лишь для того, чтобы потянуть время еще больше и позлить Гинтоки. Но если присмотреться, то нетрудно было бы заметить, что линии, которые он пытается выводить на бумаге не совсем ровные. И Гинтоки мог бы посмеяться над этим, он бы точно придумал, как, если бы не вирус, ломающий его похуже синдрома отмены тяжелых наркотиков. Время разрыва между моментами особенно сильных приступов растягивалось в зависимости от самых разных факторов, однако Хиджиката бы не предлагал этот спор, зная, что его не хватит. – Времени еще полно, не понимаю, куда ты так торопишься, – он буквально издевательски пожал плечами. Гинтоки рыкнул на него, но не кинулся, как в самый первый раз. Пока он понимал, что делает и только это и спасало его от проявления чисто животных инстинктов. – Играешь с огнем, Хиджиката-кун. – Я привык. Гинтоки снова состроил обиженное лицо, но Хиджиката не смотрел в его сторону, чтобы увидеть эти старания. Он понимал, чего Хиджиката добивается, но играть по его правилам не хотел. Хотя особого выбора и не было. – Хид-жи-ка-та, – произнес он медленно и по слогам, заставив замкома обратить на себя внимание этим почти что угрожающим тоном. – Что? – он, наконец, обернулся и обратил на Гинтоки внимание. – Я выполнил условия твоей сделки. Теперь ты выполняй свои. – Волшебное слово? – Иди к черту. Хиджиката отвернулся обратно к своим листам, Гинтоки обреченно вздохнул. – Ну, Хиджиката-кун, я ведь сидел здесь целый день тише воды, ниже травы, почему ты не можешь играть по правилам, которые сам же и придумал? – Потому что я их и придумал, – он явно наслаждался своим неожиданно приобретенным положением, когда еще могла бы появиться возможность так легко обыгрывать Гинтоки. Хотя это и было явным читерством – так нагло пользоваться этим вирусом ради своей гордости – Гинтоки в ответ не мог ничего предпринять, был вынужден почти подбирать слова, и это не могло его не раздражать. Хиджиката продолжал свои попытки работать, но краем глаза поглядывал на Гинтоки, чтобы не пропустить момент, когда он дойдет до грани. В какой-то момент он понял, что просто держит ручку на одном месте и беззастенчиво смотрит, как Гинтоки облизывается. Провоцирует? Знает, что если дело дойдет до драки, то он добьется своего? Хиджиката не собирался сдаваться так просто. Он отложил злополучную ручку, развернулся полностью, Гинтоки ухмыльнулся, однако его расширенные зрачки однозначно пугали, он находился в предвкушении и одновременно на грани, один небольшой шаг, и внутренний демон вируса сорвется с цепей. Хиджиката уже видел это. – Теперь-то ты закончил? – спросил Гинтоки показательно спокойно, выговаривая каждое слово отдельно. Играть в игры дальше ему не хотелось. Хиджикате, впрочем, тоже – рваные раны от зубов зарастают несоизмеримо долго. Он протянул Гинтоки руку вместо ответа, что-то вроде “дырявить мою шею я тебе больше не позволю” мелькнуло в его взгляде, но необходимости произносить что-либо не было – они давно выяснили, что мыслят одинаково. Гинтоки понял предложение без слов, хотя оно ему и не понравилось, поднялся с места, чтобы подойти ближе, взял за руку, осторожно, почти нежно. От этого осознания Хиджиката недобро скривился, он наслаждался ситуацией ровно до тех пор, пока она не переходила границу и не превращалась в это. В извращенную игру хищник-жертва, в которой он безоговорочно проигрывал. Гинтоки вел себя не так, как вел бы себя настоящий наркоман, сознание которого утопает в мыслях о том, где найти дозу, он не был похож на человека, которого ломает. Если дело касалось сладкого, он почти всегда был более эмоциональным и менее...сдержанным? Что-то такое было в нем, словно он пытался себя контролировать больше обычного. Был слишком подозрительно заботливым. Как-то так? Запястье пронзила боль, “особенные вампирские” зубы Гинтоки плохо справлялись со своей задачей, наверное потому что были ни разу не особенные и ни разу не вампирские, ведь причина в вирусе, но жажда и сумасшествие в крайней форме, если эту жажду не утолить, были очень даже настоящими. Хорошего мало, люди заражаются, по улицам ходят точно такие же...монстры, и, проходя мимо них, ты никогда не знаешь, кинется кто-то на тебя или нет. Противоядие, наверное, есть. Где-то оно точно должно быть, иначе какой смысл. Размышления о населении, которому требовалась помощь, нисколько не отвлекали, к боли он привык, большая половина жизненных ситуаций обязывала выживать и при более обширных ранах, проблема была вовсе не в прокушенном запястье, не в кровопотери, и не в том, что Гинтоки мог задеть структуры, которые не регенерируют сами собой, например, нервы. Вампиры из второсортного фэнтези с рисованными обложками, и с обязательными любовными линиями, такими же бесполезными, как и сами книги, были как раз такими? С бледной кожей и красными глазами, и обязательно пугающим взглядом, что светится в темноте. Гинтоки поднял глаза на него, оценивал, не зашел ли слишком далеко, проверял находился ли Хиджиката еще в сознании. Заботливый ублюдок. Но он вовсе не был похож на вампиров из книжек. Будь он им, смешно становилось от одного взгляда. Хиджиката как-то видел его в подходящем костюме на фестивале. Возможно, это даже был Обон. Чего бы вампирам делать на Обоне… Но гротескный антураж ему даже подходил. Выглядел необычно, непривычно, но смотрелось неплохо. К чему, интересно, эти мысли начали посещать голову? Возможно, все дело в кровопотере, снижение напряжения, гипоксия, мозг не получает достаточно кислорода и перестает контролировать свои же действия. Наверняка все дело в этом. Хиджиката посмотрел вниз, на залитое кровью запястье. Кровь стекала по ладони, капала на пол, но уже начинала сворачиваться. Гинтоки замотал его запястье шейным платком, нагло усмехаясь, вот же действительно мудак, но Хиджикате, честно говоря, было плевать, что станет с этим платком после. Гипоксия. Да, именно она, все дело в ней. Иначе зачем бы ему так пристально смотреть на эти измазанные в его же крови губы, изогнутые в наглой ухмылке. – Дыши, Хиджиката-кун. Мертвым ты мне не нужен, – сказали наглые губы Гинтоки, двигаясь неестественно из-за засохшей на них крови. При сильной гипоксии наступает обморочное состояние, думал Хиджиката, вот сейчас он смотрит на Гинтоки, а все это на самом деле происходит в его голове, потому что он уже прошел эту стадию. А Гинтоки в его голове не настоящий, потому что настоящий Гинтоки не вляпался бы в историю с вампирским вирусом, и не относился бы нормально к тому, что ему приходится находиться рядом с Хиджикатой столько времени, и не смотрел бы в ответ так же пристально, как смотрели на него. Сон, определенно. Все вокруг – длинный и слишком извращенный сон. И весьма детальный, потому что рука болела после укуса. Хиджиката снова посмотрел на свой шейный платок, который теперь точно придется выкидывать, а потом поднял взгляд. Гинтоки облизнулся, что ни разу не помогло избавиться от крови. Хиджиката не страдал крайней формой гематофилии, ни во сне, ни в реальности, но не мог заставить себя не смотреть. И не нашел причин отказывать себе в желаниях, если он уже прошел стадию обморока. Удивленным Гинтоки не выглядел, он никогда в принципе не выглядел удивленным, но сейчас особенно, что еще больше подтвердило теорию о том, что он ненастоящий. Настоящий отреагировал бы иначе. Настоящий Гинтоки не стал бы отвечать на поцелуй, который на вкус был как чистая кровь, не стал бы прижиматься к нему, цепляться руками за его руки, форму, не вплетал бы пальцы в волосы. Настоящий Хиджиката в настоящей реальности не стал бы целовать того, кто только что с упоением высасывал кровь из его руки, потому что это противно, и нет ничего романтичного или возбуждающего во вкусе собственной крови, особенно в таком количестве. Настоящий Хиджиката и Настоящий Гинтоки на дух друг друга не переносили, спорили, ругались и доходили до драки. Настоящий Хиджиката не позволил бы этому кудрявому вампирскому придурку опрокинуть себя на пол так просто. Потому что Настоящий… – Не спи, Хиджиката-кун. Не интересно все делать одному. ...не спал.