Лихолетье

1. Это было чёрное лихолетье — для людей и для наших стрел. Мор людей закутывал в свои сети — и я в лица им не смотрел. Я смотрел на грязную кожи роспись, на царапины грубых рук, на следы — от шрамов, ожогов, оспин. И тогда поднимал я лук. 2. Весь наш свет разъехался по поместьям, в тишине проживая мор. А у стен столицы нас поп лишь крестит и проводит через костёр, и не дай господь увидать отметку — что болезни, что сатаны. Я здоровый, сильный, красивый, меткий. И поэтому у стены. 3. Здесь со мной — угрюмые часовые, и рутина у нас нема. Наши стены — низкие и кривые, но на склонах стоят холма. Мне видна отсюда речная пойма и дороги далёких сёл. Мне нельзя уйти, — так я долгом пойман — и поэтому вижу всё. Вижу дым — в полнеба, всё время чёрный, вижу зарево вдалеке. Слышу, как тревожно взывают горны, звон набата вверх по реке. Вижу, как сгущаются в небе тучи, как беднеет моя земля. Вижу вереницы людей, идущих к покровительству короля, и никто, никто здесь не входит в город, не пускают ни крест, ни лук. Этой болью я так смертельно вспорот, что облечь не способен в звук. 4. Были дни, когда тетива молчала, были дни, когда пела песнь. Новый день — и всё начинать сначала, я ведь только за этим здесь. И слова о том, что косьба целебна, не снимают с меня вину. Я твержу беззвучно слова молебнов и безмолвно ярмо тяну. 5. Я её увидел с исходом лета. Лагерь нищих всё рос и рос. Я уже так много скорбел об этом, что теперь не хватало слёз. Среди тех, кто жаждал найти приюта и еды у столичных стен, среди мора, горечи, смерти, смуты — шла она, продавщица лент. Её взгляд — спокойный, серьёзный, детский, её голос — цена, товар, её кожа — чистая, без болезни... Меня словно окутал жар, — эта безнадёжная безмятежность, неотплаканная тоска... я их знал и чувствовал. И, конечно, она — та, что я так искал. 6. Холодало. Хлеб становился суше, стон под стенами — всё сильней. Мои уши не разучались слушать, а глаза — всё идти за ней. Продавщица лент становилась тише, и легчал её мелкий шаг, а глаза светлели. На пепелище догорала моя душа. 7. В гарнизоне стали ценнее стрелы (чуть дороже, чем человек). По утрам земля покрывалась белым и туман приходил от рек. Нам казалось, оспа уходит к югу, и людей иссякал поток. А потом, как будто в аду по кругу, — мор пошёл на второй виток. 8. Стены были низкие и кривые. Ночь за ночью, волна к волне, штурмовали люди и — выли, выли, на стрелу попадаясь мне. Иногда я видел её — с корзиной, на окраине, в мирный час. Здесь нет шансов выжить в такую зиму. Если б мог, я тебя бы спас. Я люблю так думать — когда способен — что я смог, я тебя нашёл, что я спас от злобы тебя и гроба, что всё кончилось хорошо. Что ты мне на лоб повязала ленту, и тебе я — вот наш венец. Хороша б случилась тогда легенда, и счастливый её конец. 9. От морозов больно немеют губы, на ресницы ложится снег. Я забыл различие — что есть труп, а что есть выживший человек. Теперь каждый стал уже чем-то между, грань легко пересечь во сне. Этой ночью тихо и безмятежно. Мне не страшно остаться с ней. 10. Мне казалось, что не бывает поздно — сколько дней утекло с тех пор? А потом меня целовала оспа и ласкал смертоносный мор. Тишина стояла по всей округе, коль не можешь отпеть — отбей. Мои взбухли вены и вздулись руки, и я спрыгнул туда, к тебе. 11. Обрекла меня, получила оспа, мне воздастся за всё моё, я ослаб, ослеп, я глотаю воздух, он по горлу течёт смольём. Это было... чёрное лихолетье... где ты, где, не хочу один... 12. Ленту мне на лоб повязала смерть. И тогда я сумел уйти.