Об изменениях в миссии и ориентации

*** Наполеон сидел в кресле, бегло просматривая свою послеобеденную газету, когда дверь в его номер распахнулась от удара ноги и в номер влетел никто иной, как его русский напарник — Илья Курякин. Что ж, сам виноват, нужно было закрываться на ключ, хотя вряд ли это стало бы серьёзной преградой для рассерженного большевика. Но всё же можно было бы и постучать. Соло оторвался от новостей про очередное ограбление (он обожал читать про деяния своих конкурентов) и обреченно взглянул на ворвавшегося. Илья рвал и метал, носился из стороны в сторону и рябил перед глазами. — Что случилось, большевик? — спросил Наполеон немного обеспокоено, реакция Ильи все же была довольно тревожной, произойти и правда могло что-нибудь из ряда вон выходящее. Илья вскинул свирепый взгляд и потерялся в словах. — Да я… Да мы… Да они… Да что они вообще себе… Какого… Это возмутительно! — трагически закончил Курякин и уставился на Наполеона, кажется, в поисках поддержки. Только Соло ни черта не понял из этой чересчур эмоциональной тирады и не мог в полной мере разделить охватившего Илью недовольства. Поэтому Наполеон аккуратно сложил газету, положил её на столик и повернулся к Илье, всей своей позой выказывая заинтересованность. — Присядь, пожалуйста, и объясни в чем дело, — учтиво попросил Соло, оперевшись подбородком на сложенные в замок руки. Илья почесал затылок, горестно вздохнул и плюхнулся на диван. — Кто-то из окружения нашего объекта сообщил ему очень интересную информацию о нас. Будто мы с тобой… Гхм… Пара… Пидора… Ну то есть, геев, короче. — Илья очаровательно покраснел. Соло не то чтобы был возмущен, но всё же крайне удивился такому развитию событий, поэтому он вопросительно выгнул бровь, давая понять своему русскому другу, что не мешало бы добавить хоть какие-нибудь подробности к уже сказанному. — Я связался с Уэйверли, оказалось, что это он запустил этот слух самолично, потому что кто-то видел нас в Риме, когда мы занимались делом Винчигуэрры. — Курякин нервно барабанил пальцами по столешнице, все ещё с трудом держа себя в руках. — И почему-то нельзя было придумать ничего другого, чтобы оправдать наше знакомство, кроме как… Ну ты понял. — Илья совсем сник и в отчаянии прикрыл лицо руками. Наполеон переваривал полученную информацию, спокойно наблюдая за страданиями русского, едва сдерживая смех. Боже мой, сыграть парочку геев, да раз плюнуть! Подумаешь, чего в этом такого ужасного, чтобы так убиваться? Спать друг с другом их же никто не заставляет. Хотя Соло был бы не против, его напарник был очень привлекательным мужчиной. Только вот, к сожалению, с кучей предрассудков и советских тараканов в голове. Похоже, сама мысль о том, что кто-то будет считать его любителем мальчиков, вгоняла чувствительного русского в депрессию. — Ммм, хорошо, — протянул Наполеон, постукивая указательным пальцем по губе, — от нас требуется что-то конкретное? Илья поднял напряженный, загнанный взгляд на своего коллегу. — То есть тебя совершенно ничего не смущает? — лицо Курякина вытянулось от удивления. Соло откинулся в кресло и возвел глаза к потолку. — Большевик, это всего лишь легенда, нам же не обязательно быть геями, чтобы разыграть для кого-то спектакль, — кажется, на Илью его слова не возымели успокоительного эффекта, — вопрос только в том, насколько этот спектакль должен быть откровенным. Похоже, уверенная расслабленность вогнала грозного Курякина в ещё большее смятение. Русский-то надеялся приобрести союзника в лице своего напарника, а наткнулся на ещё одну причину исполнить приказ. — Ну, в общем, — Илья замялся, растеряв весь свой гневный запал, — несколько публичных объятий и по… поцелуев… — он разве что красными пятнами не покрылся от смущения. — Что ж, не всё так плохо, — ободряюще улыбнулся Соло, поднимаясь со своего места, чтобы сесть на диван рядом с Ильей. Курякин окинул напарника недоуменным взглядом, молчаливо вопрошая о причинах смены позиции. Наполеон молча придвинулся ближе и прижался бедром к своему русскому коллеге, заставляя того чрезвычайно напрячься и застыть в замешательстве, позабыв немного о своей прежней яростной реакции. Соло лишь слегка усмехнулся, глядя на это удивленное изваяние, и осторожно коснулся пальцами щеки Ильи. Тот даже не дернулся, продолжая неотрывно следить за движениями Наполеона, нервно сжимая и разжимая кулаки. От этого вспыльчивого русского сейчас можно было ожидать чего угодно, и, честно говоря, несмотря на всю свою видимую решительность и уверенность в себе, американец все же был готов в любую секунду позорно отпрянуть, уворачиваясь от удара в лицо. Но Илья похвально держался, пусть и выглядел напряженным, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Лишь бы его стойкости хватило на то, чтобы пережить надвигающиеся события, потому что сам Наполеон вдруг решил пойти до конца и принялся усыплять бдительность невыносимо нервного русского плавностью поглаживаний и равномерным продвижением к его губам своими. Миссия увенчалась успехом. Пусть и целовать неподвижную статую так себе удовольствие, но уж Соло расстарался на славу. Мягко провел по сухим губам коллеги самым кончиком языка, прихватил и оттянул нижнюю губу в попытке разомкнуть эту сжатую в тонкую линию полосу препятствий и добился-таки мимолетного отклика от неприступной глыбы смущения и возмущения. Наполеон отодвинулся и оглядел результат своих трудов. Илья смотрел на него широко распахнутыми глазами, в которых плескалась трогательная невинность и растерянность. — Видишь? Ничего ужасного, — констатировал Наполеон, самодовольно откидываясь на спинку дивана. — Я только что чуть не разукрасил твою смазливую физиономию внушительным фингалом, — грозно отрапортовал Илья, прогоняя с лица милое выражение, но все так же не двигаясь с места. — Неужели это было так плохо? Ты задеваешь мое самолюбие. До тебя никто не жаловался, — фыркнул Наполеон ворчливо и поднялся на ноги, разминаясь и стараясь сбросить слегка охватившее его возбуждение. Надо же, такая ерунда, а сколько впечатлений. Не каждый день удается безнаказанно прикоснуться к советской святыне. Илья облизал губы одним быстрым движением и выдохнул. — Нормально, — процедил Курякин, и Соло готов был поклясться, что по его меловым щекам проскользнул румянец довольства. *** По иронии судьбы и на радость Илье проявлять свои вновь приобретенные показательные навыки однополой любви агентам не пришлось. Только вот краткие томные взгляды, полные отчаянной надежды, которые Курякин ненароком бросал в его сторону, заставили Наполеона думать, что может у него есть шанс подкрасться поближе к этому русскому клубку возмущений и даже с его негласного разрешения. Все-таки хороший агент должен уметь правильно трактовать посылаемые невербальные сигналы. А тут определенно был некий сексуальный подтекст. И Наполеон был чертовски хорошим агентом. — Позвольте кое-что спросить, — американец обратился к своему непосредственному начальнику, не прекращая наблюдать за Ильей, который снова отвернулся и замялся на месте, изображая, будто ему совершенно нет никакого дела до Наполеона. Будто не он только что пожирал напарника взглядом, наверняка представляя что-то ужасно непристойное, отчего кончики его советских ушей даже слегка покраснели. — Чем был вызван такой экстравагантный стратегический шаг? Уэйверли сначала взглянул на него непонимающе, а затем расплылся в улыбке, видимо припоминая, что едва не довел одного из своих агентов до нервного срыва самоличным роспуском голубой легенды. — Видите ли, Мистер Соло, я оказался в крайне затруднительных обстоятельствах. Кто-то заснял вас в Риме, и полученные фотографии просто не оставили мне выбора. В критических условиях я не смог придумать ничего лучше, чтобы оправдать ваше тесное знакомство. Слова англичанина звучали замысловато интригующе. Воображение Наполеона билось в истерике, стараясь вспомнить, за чем же таким их мог застать настырный анонимный фотограф. Они ведь даже ничего такого и не делали, что обидно. — И что же на них было изображено? — выгнув бровь, все же поинтересовался Соло, потерявшись в догадках. Вместо ответа Уэйверли порылся в папке и извлек на свет несколько снимков. — Ну вот скажите, как иначе я мог объяснить эту ситуацию? Вы же так выглядите, что… г-хм… — запнулся англичанин, протягивая Наполеону фотографии. Соло скосил взгляд на изображение и усмехнулся. Их с Ильей запечатлели во время пикантной попытки припарковать бежевую веспу, когда они на всех парах неслись, чтобы опередить коварную Викторию и действовали максимально слаженно, что даже не вызвало ни у одного из них удивления. Надо же, да между ними уже тогда искрило! Это было видно невооруженным глазом даже на выдернутом из контекста кусочке пленки. Странно, что Наполеон не придал этому никакого значения. Он поражался сам себе: столько времени потрачено зря, когда можно было уже уложить этого неприступного русского в горизонталь. Впрочем, они оба слишком спешили, да и время неслось слишком быстро скачками адреналина. Теперь же можно было никуда не торопиться, и эти фотографии вместе с вежливо потупленным взглядом Уэйверли стирали последние сомнения, понукая действовать в срочном порядке. Да и переменчивая легкая краснота, гуляющая по лицу Курякина от щек до самых кончиков ушей, как и его вопиюще трепетный взгляд исподтишка говорили о том, что его русский напарник не так уж и возмущен изменениями в миссии. И не только в миссии. Может, им стоит все же воспользоваться этой легендой в следующий раз? Соло полистал фотографии. Им определенно нужно еще попрактиковаться в поцелуях. Он перевел взгляд на топчущего на месте русского, невольно начиная широко улыбаться в предвкушении. Попрактиковаться стоило не только в поцелуях. И скорее всего, Наполеон даже выживет после этого. По крайней мере, Илья всем своим видом обещал, сам не отдавая себе в этом отчета, что процесс понравится им обоим. Иногда полезно взглянуть на ситуацию со стороны. Ведь увиденное может оказаться крайне многообещающим.