Вся жизнь как...

Вся жизнь, как один огромный прыжок в бездну. Драко Малфой неспешно потянулся и совершенно неаристократично зевнул, наслаждаясь теплом весенних лучей, пробившихся в его рабочий кабинет. Мужчина любил солнце: как напоминание о том, что надежда есть всегда, как веру в лучшее, как своего единственного защитника. Так сложилось, что Драко Малфой родился настоящим неудачником. Единственный сын богатых и влиятельных родителей, он вырос избалованным и изнеженным, уверенным в том, что все на свете ему позволено, и что ему ни за что не придется отвечать. Любые игрушки появлялись у него по первому требованию, любые прихоти исполнялись немедленно. Лишь одно желание так и осталось неудовлетворенным: Гарри Поттер отказался с ним дружить, разом проведя черту на жизни Драко, после которой все пошло кувырком. Нет, теперь, после стольких лет Драко перестал винить во всем Поттера, назвал себя источником собственных ошибок, признался себе в совершенных глупостях. Вот только сейчас уже слишком поздно. Протянутая рука Драко так и не почувствовала ответное тепло ладони Поттера, а воспоминание о довольном унижением врага Уизли до сих пор заставляет бессильно скрипнуть зубами. Если б все можно было переиграть… Ошибка за ошибкой – Драко все свои шесть курсов лепил их так, словно все могло сойти ему с рук. Рассказ о драконе, сплетни о повелителе чудовища из Тайной комнаты, презрение к грязнокровкам, гонения на Поттера, участие в инспекционной дружине, смерть Дамблдора, участие в войне на стороне Темного Лорда – Драко собирал на себя проклятия по нарастающей. Когда судьба, наконец, предъявила ему счет, он оказался не готовым заплатить. Родители не смогли оправиться от поражения и ужасов войны. Нет, они остались живы, но интерес к этой жизни по большей части потеряли, предпочли запереться в особняке и избегать всего мира. Отца слишком сильно надломило время, когда Темный Лорд жил в этом доме и отдавал ему свои приказы, но он цеплялся за него, как за последний свой оплот. Драко помнил, как отец горделиво расправлял плечи, пробираясь перед расступающуюся перед ним толпу, какой красивой и недоступной казалась мама… Попробовав несколько раз заинтересовать их хоть чем-нибудь, он оставил свои попытки, глядя, как раз за разом они устало просят оставить их в покое. Когда растормошить родителей не удалось, Драко понял, что и сам тонет в водовороте жизни, как события в магическом мире постепенно пробегают мимо него. Для Малфоя в послевоенной Британии не находилось места. Меченый проклятый, враг – вот кем он был для победителей. С высоты своей победы они милостиво позволили Драко и дальше существовать, не бросили в тюрьму, не потребовали уехать, но прощения своего ему не дали. Быть отщепенцем - страшно, но Драко казалось, что он справится. Никто не желал работать с ним, никто не хотел поддерживать общение с бывшим Пожирателем смерти, подобных ему было много. Панси Паркинсон согласилась стать его женой, вместе им удалось снять небольшой дом, вместе они как-то пытались прижиться в новом мире. Ни ему, ни ей не хотелось жить у родителей, оба мечтали забыть обо всем, что случилось. Осколки разбившейся мечты резали слишком сильно, и даже понимание того, что расплата заслуженна, не помогало с этим смириться. Впрочем, Драко работал зельеваром, и качество его зелий заставляло окружающих смириться с темным прошлым. После смерти Северуса Снейпа, Малфою не было равных в пределах Лондона, и дела Драко шли неплохо. Вспоминая своего наставника, мужчина старался изобретать что-то новое, и каждое свое творение неизменно посвящал человеку, которых пожертвовал своей честью ради него. Осознание того, что Северус всегда был на стороне Дамблдора, что он любил мать Поттера, не шокировали Малфоя. Он вдруг подумал, что нить его жизни повернулась еще тогда, когда Лили Эванс отказалась от своего друга. Как могла бы повернуться жизнь, если бы Поттер стал Снейпом? Возможно, они дружили бы еще с детства, а возможно, Северус погиб бы, снова защищая Гарри, но уже как своего сына. Жизнь начала казаться Драко почти приемлемой. У него была жена, не любимая, но способная поддержать, у Малфоя имелась нравившаяся ему работа, он мог спокойно существовать… Все было бы почти неплохо, если бы жизнь снова не столкнула Драко с Поттером. Вернее, не совсем с Поттером. Джинни Уизли после войны не смогла снова приманить к себе бывшего гриффиндорца. Тот оказался слишком надломлен войной, что-то в нем изменилось. Он больше не интересовался девушками, оставил свою мечту об аврорате. Сначала его донимали репортеры, и ему пришлось скрыться от всех в своем доме, надежно заперев все двери. Драко следил за выпусками газет и даже сочувствовал Избранному, поскольку сам испытал на себе давление общества. Тогда ему пришла в голову мысль, что они очень похожи с Поттером, пусть и находятся по разные стороны жизни. Как дальше сложилось все у Поттера, Драко не следил, но вот Джинни Уизли от разочарования совсем слетела с катушек. Оказывается, Поттер бросил ее после смерти Дамблдора, и она все ждала, когда он вернется. Не получив желаемого, девушка обвинила во всем Пожирателей смерти. Ненависть зрела в ней, разрасталась, оплетала душу, как дьявольские силки, и однажды поглотила полностью. К несчастью, это произошло именно тогда, когда на пути Джинни встретилась Панси. Они увиделись в каком-то магазине, все было очень мирно, пока Уизли не узнала ее и не вспомнила, что это именно Паркинсон сдала Поттера в Большом зале. Ненависть хлынула, рука сама потянулась за палочкой. Панси – неплохая волшебница, она смогла бы отбиться, но почему-то у нее не получилось отразить несколько заклятий. Они наложились друг на друга, получился совершенно отвратительный эффект, а потом все стало слишком плохо. Перепуганная и пришедшая в себя Уизли сама вызвала целителей, сама помогала им с погрузкой Панси, но все было уже поздно. В тот день Драко узнал, что должен был стать папой, в тот же день узнал, что больше им не станет. В тот же день он лишился жены. Она выжила, но отказалась вернуться в его дом. Сказала, что больше не может носить на себе клеймо. Драко не уговаривал ее, ему и самому было очень тяжело в тот момент, он понимал, что любви между ними не было, а случившееся и вовсе развело их судьбы в разные стороны. Спустя столько лет Малфой по-прежнему остался трусом и не смог удержать единственного важного человека в своей жизни. Драко много думал о том, что война унесла жизнь его сына или дочери. Эта мысль причиняла ему непонятную боль, он никогда прежде подобного не чувствовал, и сосущая пустота внутри отравляла его существование. Когда, проходя мимо заброшенного дома в Лютном, Драко наткнулся на ревущего замызганного ребенка, он не смог пройти мимо. Малышу было года три, и он выглядел неухоженным и напуганным одновременно. Путем нехитрых расспросов удалось выяснить, что отца он никогда не знал, а мать недавно умерла от странной болезни. Все так удачно складывалось, что грустная сказка родилась у Малфоя почти мгновенно. Уже к вечеру малыш отогревался в ванне и привыкал называть Драко папой. Неизвестная женщина назвала своего сына Скорпиус, Драко это пришлось по вкусу. Осталось только дать ребенку второе имя, и Малфой неожиданно вспомнил собственного отца, запоздалая благодарность к которому нагрянула только сейчас. Назвав ребенка, Драко отправился в свой истинный дом, чтобы перед родовым гобеленом совершить все нужные ритуалы. Ему всегда нравились традиции магов: не нужно было глупых документов, благодаря гобеленам все и без того знали, кто чей сын. Достаточно было лишь согласия магии, чтобы назвать ребенка своим. Драко боялся, что у малыша найдутся другие родственники, способные оспорить усыновление, но все прошло гладко, и Скорпиус Люциус Малфой познакомился с бабушкой и дедушкой. Вся жизнь, как один солнечный луч. Скорпиус оказался таким подвижным и живым мальчиком, что смог сделать то, что не удалось самому Драко: он заставил своих дедушку и бабушку прийти в себя. Родители не знали о том, что мальчик усыновлен, они полагали, будто Панси родила сына и бросила его по неизвестным причинам. Малфой не стал разубеждать потерявшихся во времени родителей, отцовская гордость в глазах и мамина улыбка стоили любой лжи на этом свете. Дом наполнился смехом и счастьем, беготней и визгами. Отец решил, что пришло самое время передать опыт подрастающему поколению, и твердо взялся за обучение Скорпиуса. Правда, само подрастающее поколение обучаться не желало категорически, и все попытки заканчивались шумными играми с дедушкой. Нарцисса занялась хозяйством, прежде оставленным на попечение эльфам. Для мальчика сажались яркие красивые цветы, покупались милые и зубастые животные. Она тоже принялась учить ребенка, и ее мягкое наставничество было воспринято Скорпиусом. Драко, наконец, смог без страха вернуться в родной дом. Скверны, оставленной Темным Лордом, больше не чувствовалось, Скорпиус словно изгнал отсюда все дурное и принес с собой пьянящее ощущение разгулявшегося детства. Драко жил, упиваясь каждым мгновением, он чувствовал себя по-настоящему счастливым и полным сил. Хотелось подарить своему сыну весь мир, и работа спорилась в руках. Благодаря Скорпиусу, Драко никогда не оставляло вдохновение, и все творения он теперь посвящал именно ему. Малфой многое переосмыслил, стал мудрее, наконец-то научился отвечать за свои слова и действия. Ему было стыдно перед малышом, но он все же рассказал ему, что в юности был не слишком хорошим. Скорпиус молча обнял отца ручонками, и впервые за долгое время Драко смог пролить слезы. Пусть капнула всего лишь одна слезинка и мерно покатилась по щеке, мужчине казалось, будто с ней уходит все самое дурное, что отравляло его душу долгое время. Подрастая, Скорпиус не становился менее милым, он радовал отца каждой своей улыбкой, и Драко со страхом думал о том, что его ребенку вскоре придется уехать учиться. Выбор школы оказался трудным, но Малфой все же остановился на Хогвартсе. Это место принесло ему много светлых воспоминаний, и Драко хотел, чтобы его сын сидел в тех же классах, что и он сам когда-то. Лишь получив от сына первое письмо, он понял, что вместе с фамилией передал ребенку и собственное проклятие. Вся жизнь, как одно сплошное искупление. Драко мучился и страдал, понимая, что его сыну приходится терпеть издевательства от однокурсников. Мальчик попал на Хаффлпафф, иного при его жизнерадостности ожидать не приходилось, но даже на этом факультете нашлись «борцы за правду», возжелавшие вывести «пожирательское отродье» на чистую воду. Странно, неужели в Хогвартсе до сего момента не училось ни одного ребенка с той стороны? Или же всем детям бывших Пожирателей приходилось проходить через школьный ад? Малфой пробовал писать сыну длинные успокаивающие письма, регулярно присылал из дома посылки со сладостями и подарками. Драко разговаривал с директором школы, с членами Попечительского совета, но это мало что давало. Малфой не мог прийти и разогнать всех обидчиков Скорпиуса, не мог пригрозить им, поскольку мстительные дети изобрели бы что-нибудь похуже обидных кличек. Драко попробовал поговорить с сыном о переводе, но тот неожиданно уперся и сказал, что будет учиться только в Хогвартсе. Ни ко второму, ни к третьему курсу ситуация не изменилась. Провожая сына на поезд в третий раз, Драко поинтересовался у Скорпиуса, не желает ли он остаться на домашнем обучении. Губы у ребенка дрожали, но он твердо ответил «нет» и направился в вагон. Драко решил, что после первого же тревожного письма заберет сына из школы, но как раз в это время тон писем изменился. Скорпиус взахлеб описывал новые предметы, и особенно красиво обрисовывал Уход за магическими существами. Ему очень нравился преподаватель, добрый и справедливый, который знакомил их с новыми зверюшками и учил их искать к каждой подход. Сын писал, что профессор учит их тому, что всем можно договориться, главное, услышать того, с кем пытаешься наладить контакт. Судя по словам мальчика, преподаватель относил эти слова не только на счет своего предмета, но и на отношения людей, поскольку Скорпиуса перестали дразнить в школе, и он даже нашел себе новых друзей. Сын не называл имени своего профессора, и Драко думал, что Хагрид, видимо, совсем свихнулся. Он прекрасно помнил туповатую улыбку лесника, его почесывание макушки, невнятные ответы на простейшие вопросы и совершенно примитивное объяснение материала. Скорпиус же был в восторге… Не выдержав, Драко приехал в Хогвартс, хоть и боялся навредить этим сыну. Он шел по знакомым с детства аллеям, разглядывал теплицы и покосившуюся сторожку Хагрида, любовался драконами на кованых воротах и чувствовал давно забытый вкус детства. Дети не знали его в лицо, а потому перешептываний за спиной не было. Впрочем, Драко боялся, что директор школы Минерва Макгонагалл не преминет воспользоваться шансом унизить его и выйдет встречать незваного гостя. Драко специально подгадал к уроку сына по Уходу и целенаправленно двигался к Запретному лесу. Услышав дружный детский смех, прерываемый фырканьем неведомого животного и приятным баритоном преподавателя, Драко почувствовал, что близок к цели. Прибавив шагу, Малфой вскоре оказался на залитой солнцем полянке, на которой довольный гиппогриф разглядывал волнующихся учеников. На его спину как раз отважно вскарабкивался Скорпиус, поддерживаемый… Поттером. Вся жизнь, как замкнутый круг. Драко смотрел на Поттера, смотрел на то, что доверчиво прижимается к нему Скорпиус, и не знал, что и думать. Что он забыл в Хогвартсе, почему занялся именно этим предметом, хотя никогда не питал к нему особой любви? - Хочешь покататься? – с улыбкой поинтересовался Поттер у Скорпиуса. Тот умильно посмотрел на преподавателя и усиленно закивал головой. Преподаватель осторожно закрепил мальчика на спине и подтолкнул гиппогрифа, который сразу же взял разбег, оттолкнулся задними ногами и взмыл в небо под восторженные писки Скорпиуса. Поттер же предложил всем остальным ученикам тоже познакомиться поближе с остальными красавцами, которые до этого момента прятались в тени деревьев за спиной преподавателя. Мальчики и девочки разделились и принялись с интересом знакомиться с животными, а Поттер внезапно отошел чуть в сторону и оказался рядом с Малфоем. - У тебя замечательный сын, - негромко сказал он, настороженно поглядывая на Драко: видимо, опасался, что тот закатит истерику, как на третьем курсе. - Почему ты стал преподавать Уход? – спросил Малфой, не решаясь пока говорить о Скорпиусе. - Потому что именно здесь я надеюсь научить детей пониманию и терпению. Так важно уметь принять непохожесть на себя кого-то другого и очень опасно считать лишь себя идеальным существом. Тебе ведь все это знакомо? – с милой улыбкой выдал Поттер. Впрочем, ни серьезного напоминания о случившемся, ни обвинений в его словах не было. - Я пришел сюда, потому что Скорпиус очень много рассказывал о профессоре по Уходу. Я уж было подумал, что Хагрид на старости лет сменил манеру преподавания. - Хагрид еще в самом расцвете сил, - сказал Гарри с усмешкой, и глаза его заблестели от удовольствия. – Он женился на мадам Максим и уехал с ней во Францию. А это место занял я. Ты говоришь, Скорпиус доволен моими уроками? Спасибо, мне очень приятно это слышать, но, пожалуй, эти слова я передам ему сам. - Спасибо тебе, - Малфой вдруг понял, что должен это сказать, - спасибо за Скорпиуса и за все остальное, если бы не ты… - Тихо-тихо, - спокойно сказал Поттер и снова усмехнулся. – Я же профессор Ухода за магическими существами. Дети – тоже магические существа, к каждому требуется свой подход, как впрочем… - Поттер ненадолго умолк, а потом протянул свою ладонь Малфою. – Меня зовут Гарри Поттер, будем знакомы. Драко вцепился в ладонь Поттера, понимая, что теперь, наконец, остатки душившего его прошлого развеялись без следа. Это было его персональное прощение, исцеляющее настрадавшуюся душу. Глядя на то, как огромный гиппогриф бережно подходит к Поттеру и сгружает ему на руки довольного и обрадованного встречей с отцом Скорпиусу, Малфой тихо пробормотал: - Ты лучший профессор, Гарри. Наконец-то и в его жизни поселилась гармония. - Думаю, это стоит отметить! – Поттер осторожно передал Скорпиуса отцу. А может быть, и счастье.