Гарри-мститель

­      Гарри понимал, что он свихнулся. Гарри знал, что так нельзя, — это нечестно и всё такое. Но он ничего не мог с собой поделать. Он хотел мстить — и он отомстит!       Единственная на свете девушка, которая ему была нужна, ушла к другому. Оставалось совсем немного, и он бы выплыл из своего уныния. Пропасть, которая пролегла между ним и всем миром, куда-нибудь бы делась, и он бы стал прежним. Ну, или хотя бы хоть сколько-нибудь выносимым. Но Джинни решила его бросить.       Семью Уизли постигло страшное горе — потеря Джорджа ничем не восполнима — ни новыми внуками, ни новыми суженными. Для Гарри эта потеря была такой же тяжёлой, как и для Рона или Билла. Но у Гарри, кроме этой потери, были и другие, не менее страшные и глубокие, а то и более. Он не мог разогнуться под их тяжёлым грузом — непомерным для человека, вообще-то. А она пришла и сказала, что не может больше ждать, пока Гарри найдёт себя. Что она закончила школу, дождалась дня рождения Гарри, дождалась дня рождения Гермионы, а Рождества или дня рождения Рона дожидаться не намерена — у неё есть парень, который готов сделать ей предложение.       Чего она хотела? Подстегнуть его или действительно выйти замуж за Дина Томаса — Гарри не знал. Но тогда он промолчал. Просто угрюмо промолчал и отвернулся. Джинни развернулась и ушла. Гарри уставился в стену и просидел так целых пять минут, но потом вскочил.       Нет, он мог сидеть, глядя в стену или потолок, или вообще в никуда, целыми днями и даже неделями. Но уход невесты выдернул его из кресла. Он выбежал на улицу, не одевшись, а ведь был сентябрь. Судя по тому, что Джинни упоминала день рождения Гермионы, точно был сентябрь, или даже уже мог быть и октябрь, то есть холодно и слякоть.       Гарри жил от праздника к празднику: ему приходилось на них бывать. Он заранее готовился, собирался, ему удавалось сконцентрироваться и сходить на очередное веселье. А потом он опять впадал в ступор.       Но сейчас он чувствовал, что те старые времена ушли. Он больше не вернётся к своему креслу, стулу, кровати с пологом… Он больше не нырнёт в глубину своей душной пропасти.       Гарри бегал по магазинам и скупал всё. Этим всем была модная одежда.       Он же собрался мстить.       О, Джинни даже не представляет, что это будет за месть!       Она думает, что друг Симуса Финнигана — самого геистого гея всех времён и народов — может быть натуралом? Она глубоко заблуждается. Гарри это докажет.       Но дома, пока все тряпки ещё были в своих новеньких, отлично пахнущих упаковках, Гарри остановился и призадумался. Он решил проверить — а так ли это? Вдруг он ошибается? Вдруг Джинни действительно только хотела его подтолкнуть?       И он пошёл в «Нору». Его там встретили радушно, но все как один виновато отводили взгляды. Они были рады тому, что Гарри выбрался из дома между их днями рождений. Но про Дина Томаса — это была правда.       Гарри возвратился домой почти через четыре часа — с гостинцами и в добром настроении. Джинни так и не появилась. Месть всё ещё была актуальна. Вернее теперь она была единственным смыслом его жизни.       Наутро Гарри красиво оделся и прямиком пошёл к Дину Томасу на работу. Тот трудился в отделе, который назывался очень длинно: «По контролю за незаконным оборотом опасных магических приспособлений, вещей и украшений, а так же предметов мебели и декора, которые могут служить артефактами...» — дальше Гарри был не способен не только запомнить, но даже дочитать. Официальный повод: у Малфоя конфисковали много артефактов. И если всё же дойдёт до того, что придётся излагать цель визита, то Гарри потребует всё вернуть владельцу.       А что? Малфой теперь его сколько-то юродный брат — кузен через завещавшего ему всё своё состояние крёстного. И прошлый раз, когда на дне рождения Гермионы Гарри узнал, что у того хотят конфисковать мэнор под реабилитационный центр для авроров, он явился в Министерство, потряс своими наградами, повозмущался, что его родне проходу не дают, получил своё, и вот теперь явится снова. Может быть, у него традиция — раз в год заниматься делами семьи! Вот так.       Дин Томас, конечно, был там не главным, но кто такие все начальники выше него, чтобы претендовать на внимание Поттера, если он хочет пообщаться со своим однокурсником?       Гарри просто без лишних слов провели к его столу.       Дин был немного шокирован.       Но Гарри не подавал виду, что пришёл ругаться. Напротив, он застенчиво улыбался и намекал, что, мол, нужно помочь его семье. Когда Дин понял, про какую такую семью идёт речь, он окончательно расслабился, хоть и был порядком удивлён. Обещал посодействовать и предоставил список артефактов, которые не были изолированы в нижних лабораториях. То есть их, вероятнее всего, можно будет получить обратно.       Гарри слащавым тоном обещал регулярно наведываться и узнавать, как продвигается его дело. Глаза Дина, когда они прощались, были большими-большими и круглыми-круглыми. Гарри решил пока что при пожатии не гладить большим пальцем руку несчастного сокурсника — чтобы не спугнуть.       На самом же деле, когда он потом посмотрел несколько магловских фильмов про геев, Гарри понял, что сильно переигрывал. Можно быть сдержаннее.       А ещё он изучал матчасть. Не то чтобы он собирался так глубоко мстить… Ему было достаточно просто увести жениха. Но приличествующие три дня нужно было выждать и чем-то себя занять.       Гарри сходил к Рону и узнал, что Джинни мечтает о роскошной помолвке и чтобы всё внимание было приковано к ней, а не к Рождеству или Новому году. Так что, по-видимому, всё состоится в январе, когда снег и никакой слякоти. А Рон был страшно рад, что другу стало лучше, и пошутил, что глупой сестре нужно было раньше его бросить, тогда бы он уже давно оттаял.       У себя на Гриммо Гарри немного поразмышлял над этими словами, но не нашёл в них рационального зерна.       В следующий раз Дин позволил себе острые замечания в сторону его благоприобретённых родственников. Например такие, как обобщение «беглые преступники» и сентенцию о «незаслуженно оставленном на свободе». Гарри неподдельно возмутился и отчитал его: мол, Нарцисса, вообще-то, награждена медалью «За доблесть», выдаваемую гражданским за подвиги на войне. А кузен полностью оправдан как несовершеннолетний и тоже был представлен к медали, но вот такие вот недоброжелатели, вроде Томаса, ему её не дали, как будто они могут решать, герой человек или не герой! (Вот в этом месте Гарри почувствовал, что ещё немного и он собственноручно завалит миссию, поэтому поспешил переключиться снова на Нарциссу.) И Нарцисса, кстати, уехала из страны совершенно легально. А что касается Люциуса, который действительно сбежал во Францию, то тут, пожалуй, крыть было нечем.       Но про себя Гарри подумал, что рад и счастлив такому повороту событий, потому что ему пришлось бы таскаться по судам и долго доказывать с помощью самых пронырливых адвокатов, что сидя в Азкабане не сильно-то послужишь Волдеморту, да и слоняясь по мэнору без волшебной палочки — тоже. Но в том состоянии, в котором тогда находился Гарри, ему такое было бы очень трудно. И он был благодарен Люциусу, что тот самоустранился, дав ему после войны хоть немного передохнуть.       Почему бы Гарри принимал в его судьбе участие, он и сам сказать не мог. Но знал, что так бы всё и было бы. Потому что Снейп, Римус, Дамблдор… все остальные… И крёстный. Люциуса в Азкабане он бы тогда уже точно не вынес. Сажать живых людей в тюрьму? Радовались бы, что хоть кто-то выжил, а они готовы засадить в застенки живого, почти ни в чём не повинного мага просто за то, что тот думает не так, как они.       Гарри очнулся, когда якобы уже дочитывал дополнительный перечень этих «очень ценных для него семейных артефактов». Решил отложить свои животрепещущие размышления на потом. Собственно, за кое-как прожитый со дня Победы год он передумал об этом уже миллион раз. Просто сейчас провалился в свою обычную пропасть.       Но нужно было охаживать Дина — месть же прежде всего!       Правда Дин понял, в чём дело, только на третьем «свидании». То ли Гарри был неубедителен, то ли вообще не умел ухаживать. То ли репутация брошенного жениха была настолько твердокаменной, что перекрывала все его ужимки.       По дороге на нижние этажи Министерства, в лаборатории, Гарри взял Дина за руку. Тот стрельнул в него глазами сверху вниз, потому что был таким же длинным, как, скажем, Рон или Малфой. И Гарри ему лучезарно улыбнулся.       На самом деле устоять перед харизмой вселенского Героя было невозможно. Он пригласил Дина на настоящее свидание — не в подвалы.       На шестом курсе Гарри увёл у Дина Джинни — великая любовь. Потом Дин увёл у Гарри Джинни — наверняка тоже из-за большой любви. Так спрашивается, зачем в этом уравнении Джинни? Не проще ли встречаться самим?       Дин долго ничего не говорил о Джинни, ведь Гарри же о ней молчал, и, похоже, некоторое время ещё параллельно продолжал с ней встречаться. А Гарри всё тянул и тянул — ему было приятно общаться с Дином, и он даже подумывал: а правда, не стать ли геем? Ну что такого? Подумаешь, не только Джинни об этом узнает. Да и пора было переходить от обжиманий и поцелуев к делу.       Министерский Рождественский бал стал камнем преткновения на их пути. Им пришлось поговорить. Гарри пообещал, что они сходят на него вместе и хоть тем же вечером станут парой. За такими напыщенными словами, они — полукровки и оба магловоспитанные — пообещали друг другу секс.       Джинни стояла, вцепившись в руку Рона. Гарри и Дин под руку чинно прошли мимо них, покивав. Рон знал, и Джинни, разумеется, была предупреждена, но всё же пришла. Ну, ей видней.       Дин болтал без умолку — это было, видимо, нервное.       Малфой был один.       Увидев его издали, Дин принялся рассказывать всё, что о нём знает. А раньше он боялся упоминать Малфоя в их разговорах. Теперь же пытливо спросил:       — А ты тоже поддержишь кузена в его лоббировании гей-браков в Визенгамоте, раз для нас это тоже нелишнее?       Гарри вдруг понял, что зря уничтожил репутацию Дина. А ещё он понял, что зря не читал газет. Он возложил на Гермиону обязанность докладывать ему о всех бедах Малфоя или его семьи. И она старательно после того памятного прошлогоднего своего дня рождения, когда на Гарри внезапно свалилась та жуткая информация, когда уже почти ничего нельзя было сделать, отслеживала возможные неприятности. Но гей-браки — это не беда. Откуда ей было знать, что об ориентации Малфоя нужно было докладывать ещё скорее, чем о несчастьях?       — Кузен?.. — ошарашено переспросил Гарри и зачем-то ещё раз повторил: — Кузен?       Дальше он воспринимал всё урывками. Вот Дин пошутил. Вот Дин что-то сказал. Вот Малфой поморщился. Да и было из-за чего — Гарри, как сова, на немыслимые градусы поворачивал голову, пристально следя за ним.       Вот Малфой надменно сказал:       — Поттер, ты мои артефакты называешь своими.       А Дин попытался за Гарри объяснить:       — Он для вашей семьи старается — не для себя.       — Заткнись! — заорал Гарри, пытаясь перекричать музыку. Или Хогвартс-экспресс?       Они оба не поняли, кому именно он орал. И тогда Гарри выбрал Малфоя. Он заткнул его своим ртом, хоть возмущённый и удивлённый слизень, конечно же, давно молчал. Через долгие мгновения внезапной смерти Малфой начал ему отвечать. Гарри почти успокоился, и его совесть тоже почти замолчала. Тогда он через силу оторвался от своей добычи и рвано запричитал, потому что нормально говорить он пока не мог:       — Я, конечно, всем доказал, что мы родня. Но все знают, что мы не кровные. Я хочу пышную помолвку. И свадьбу в Малфой-мэноре. И чтобы твой отец на ней был! — и сдулся: больше говорить вообще не мог.       Малфой посмотрел на него, как будто пытался рассмотреть сквозь туман, и спросил:       — Что у тебя с ним? — с нервной подозрительностью кивая куда-то за плечо.       — Ничего. Никогда. Месть Джинни, — на автомате отчеканил его внутренний совестливый гриффиндорец.       Малфой сузил глаза в попытке удержать эмоции — Салазар же бдит и не простит простого человеческого удивления! Но, быстро справившись, наконец ответил по существу:       — Будет тебе отец, Поттер. Возможно, не только на свадьбе, но и на помолвке.       Гарри собранно и по-деловому кивнул. Теперь он завертел головой в попытке найти Дина, чтобы хотя бы извиниться.       Но его, как оказалось, уже утащила Джинни — конечно, ещё не поздно перед колдокамерами станцевать с ним пару танцев и заявить, что они, вообще-то, пришли вместе. Просто Дину и Гарри, как сокурсникам и друзьям, нужно было поговорить. А все всё не так поняли.       Ну, Годрик ей в помощь — захомутать гея.