Утешительный приз

Иногда мы совершаем поступки, которым не следовало места быть. На них нас тянут различные обстоятельства. У каждого они свои, многогранные, переливающиеся чернильными оттенками, пестреющие алым на белоснежном полотне судьбы. Это то, что заставляет нас страдать, чувствовать себя живыми и почему-то продолжать существовать дальше, просыпаться по утру и идти вперед, путаясь в собственных усталых ногах. И неважно, что движет нами сегодня — с каждым новым лучом рассвета мы перерождаемся заново, перешиваем себя золотистыми нитками сквозь стиснутые зубы и выпивая черный, безвкусный кофе растворяемся в бесконечном сером потоке. Так было, так есть и так будет. Но сегодня что-то пошло не так. Душный клуб. Четыре стены с видом на шумную танцплощадку, бьющие по ушам басы и плеск переливающегося в свете софит виски. Чумная пятница, измеряемая десятками человек на квадратный метр. Расстояние сводится к нулю, и успешно на него делится. В этом месте не работают общепринятые законы математики — в воздухе преобладает химия, с острым привкусом запрещенных к ряду веществ. Виски отдает дешевым спиртом и фальшивой улыбкой бармена, обжигает губы и горло. Греет изнутри, опаляя легкие, в которых уже засел едкий опиумный дым клуба, уже давным-давно освободивший голову от отягощающих жизнь мыслей. Только на душе все еще непонятным образом скреблись кошки, видимо намереваясь докопаться до сути. Поди не собаки — много не нароют. Они подсели внезапно, без данного им на то разрешения, отмечая виднеющееся дно в граненном стакане. Улыбались, обмениваясь загадочными взглядами и в голос твердили о какой-то там судьбе, что сводит разом предназначенных ею людей. А бармен все продолжал подливать масло в огонь, выдавая его за чистейший виски. Они вели непринужденный разговор, очаровывая с первого взгляда. Две черные капли воды, схожие до поразительной точности. Угольная поволока глаз, чистый кофе разливающийся в переливающихся блеском радужках, и вороная смоль, обрамляющая благородные, бледные лики. И белоснежные, широкие улыбки, отдающие привкусом вседозволенности на притягивающих взгляд губах. Они цепляли душу, пленяли взор и манили, как манит яркий свет беспечного мотылька. Хирото и Чонгук — две стороны одной монеты. Имена с одинаковым количеством букв, томным шепотом разливаясь по телу. Тайна, которую не было позволено знать никому и за которую непременно придется платить. Мой смех был подобен вызову — пьяная блажь в круговороте всеобщего веселья. Взять их на слабо не составляло труда и глупый, развязанный алкоголем язык, сам напросился на неприятности, нехорошим огоньком загораясь в чужих глазах. Смятые купюры небрежно легли на барную стойку, а фальшивые декорации клуба сменились кожаным салоном дорогого авто. Тонированные окна, стремительная череда освещаемых фонарями дорог и обжигающее дыхание на шее. Было слишком хорошо, чтобы думать о последствиях, слишком плохо чтобы думать о чести. Хлопок входной двери, смятая постель и никаких прелюдий. Все вполне понятно и доступно, а роли были прописаны еще заранее, не запрещая, однако импровизации. А она была, проскакивая в томных вздохах, сминаемых в порыве губах и рвущейся по швам одежде. Все приоритеты расставлены по своим местам, по черным полочкам, раскиданным на полотне белых стен. Щелкнули замки наручников в изголовье, впились в кожу, заставляя трезветь и оценивать ситуацию менее мутным взглядом. Ухмыляться, проклиная себя за глупость и тут же терять голову, ощущая горячий язык на внутренней стороне своего бедра. Алкоголь усиливал ощущения, превращая невинную похоть в жаркое пламя разврата. Но продохнуть не дают, потому что тот, другой, кусает припухшие, солодовые губы, наслаждаясь пьянящим привкусом виски, спускает поцелуи ниже, шумно втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Чертов парфюмер, наслаждающийся ароматом своей жертвы. И он тут же ухмыляется, когда слышит сладостный крик от гуляющего по нежной плоти опытного языка и шумные причмокивания, потому что там внизу невероятно жарко и мокро. А он слышит и тот запах, который лишь больше распаляет его. Чонгуку не терпится заполнить сладостную пустоту внутри, ощутить тесноту жаркого тела, сминать под своим весом и безжалостно втрахивать в матрас, наслаждаясь блаженными криками. Однако Хирото хотел иначе, ему нравилось дразнить, изводить до жалких стонов и раболепной мольбы, чтобы его имя звучало вместо имени бога, чаще и в сотни раз слаще. А дыхание сбивалось на каждом толчке одних лишь пальцев. В проблеске замутненного удовольствием сознания прокралась странная мысль. Почему их выбор пал на меня? Двое против одного, желающих делить неделимое. Довольствоваться малым, имея так много желаний и амбиций. Вопрос был слишком громок и очевиден, читаем на раскрасневшемся лице. — Мы поспорили, детка, — засмеялся Хирото, прикусывая набухшие от желания соски, — И оба проиграли. — Поэтому, мы нашли себе утешительный приз, — прорычал Чонгук, зубами впиваясь в плечо. Оковы наручников пали, освобождая затекшие руки. А горячие ладони вознесли до небес, усаживая между собой сверху, окольцовывали влажными объятиями, сменяя гнев на милость. Невообразимый контраст боли и наслаждения, укусов и нежных поцелуев и мощных, глубоких толчков. Они вошли сразу оба, шумно выдохнули, но их голоса потонули в жалобном вскрике. Никакой алкоголь не мог затупить такую боль, а они покорно ждали, сцеловывали солоноватые слезы, терпели невыносимую узкость и алые полумесяцы острых девичьих ногтей. А затем медленно задвигались, прислушиваясь к ощущениям. Велели расслабиться и отдаться сполна, получать удовольствие и кричать на зависть соседей. Задыхаться от экстаза, пальцами сминая черную смоль волос. И запрокидывать голову на широкие плечи Чонгука, слушая его сердцебиение. Хирото был нежнее, чувственнее, а его двойник был полной противоположностью. И в то время как один нежно касался шеи влажными губами, другой жестко насаживал на себя, накручивая на кулак длинные волосы. Контрастный душ с переменным успехом. Пятьдесят оттенков черного в белоснежной комнате. И за небесное удовольствие, граничащее с безумием. А затем грянула вспышка и перед глазами все поплыло, являя разноцветные фейерверки. Сорванный в криках голос и повисшее на плечах Хирото ослабшее тело, продолжающее содрогаться от ускоряющихся темпов. А затем финальные штрихи и разливающее внутри тепло, на которое было совершенно наплевать. Шумные вздохи, нехватка кислорода и влажная, смятая постель. Два красивых, подтянутых сильных тела и трогательные поцелуи в виски. Ничем не обязывающие объятия, почему-то ставшие теплыми и такими нужными, разливающиеся трепетным огоньком внутри. Два уголька одного разломанного сердца. Я пьяно улыбнулась, пропуская напыщенную болтовню мимо ушей и легкие поглаживания разгоряченных ладоней. Сегодня я не буду жалеть о случившемся. Время моралей наступит завтра днем. А сейчас, пока миром правит ночь, я предамся ей сполна, подобострастно отдаваясь вновь и вновь ее ненасытным посланникам. Кто-то скажет, что из двух зол нужно выбирать меньшее. Но только не сегодня, мои дорогие. Из двух зол я предпочитаю обе…