Занавески

Она раскрывает свои алые занавески, чтобы все разглядели её прекрасный наряд из чистого бархата в чёрную крапинку. Она встаёт так, чтобы все софиты были направлены на неё, и затем взмахивает ночью, полной серебристых звёзд по всему небу-волосам. Она наслаждается тем, что каждый здесь любит её, что все восхищаются ею и замирают в оглушительном восторге. Ледибаг улыбается людям внизу после очередной своей победы и стукается кулаком с Котом в своём дружеском жесте. А пока вспышки камер озаряют весь её лик, только сильнее тянет улыбку, утихомиривая своё сердце, отстукивающее ритмы барабанной дробью. Маринетт не привыкла к такому вниманию, Маринетт всегда сидит за порванным занавесом, который никому не интересен — а разве нужна кому-то неуклюжая, неприметная девочка, что не может даже поднос нормально пронести? Риторически; Маринетт прячется за волшебной маской, что в миг латает занавес, окрашивая его в яркий цвет, заметный для всех и каждого. Говорят, удачу надо всячески приманивать к себе, чтобы хорошо жить, но Ледибаг, живая Мисс Фортуна, сама надевает броский костюм, чтобы каждый увидел её, и лишь чёрные пятна на нём доказательство того, что от неудач невозможно сбежать, сколько бы не старался. Этими пятнами она впитывает всё невезение в себя. Иллюзия на идеальность, картина совершенства, покрашенная дешёвыми красками — Ледибаг вовсе не скрывает свою посредственность, просто люди слишком слепы, дабы заметить, и это играет ей на руку. Взмах, и вот все несчастья исчезают в бесконечном небе белыми порханиями. А потом крыло срывает порывом тихого ветра, но никому нет до этого дела; никто не старается искать неидеальность. Ледибаг тянет улыбку, надевает свой яркий-преяркий костюм и театрально наклоняется, наслаждаясь своей минутой славы. Маринетт боится, дрожит и нервно щёлкает зубами. Но ей нравится это чувство, такое ранее чуждое: чужое восхищение, популярность. Никто не идеален, она это знает, но за светом софит на сцене никто не подмечает этого в попытке насладиться шоу. Потому что быть звездой сцены, красной звездой, сделанной из моря, где на дне похоронены все недостатки — невероятное чудо. И какой идиот станет менять шёлковые занавески на льняные тряпки? Только не Маринетт, нет.

Ты вовсе не ты здесь, ты кто-то совершенно иная, милая. Разве ты не потрясающая? Разве ты не потрясающая сейчас?