Не бросай меня...

Сижу в темной продовольственной кладовой, уткнувшись лицом в колени, беспомощно прячась от всего, что поджидает меня снаружи. Я так не могу! Пока я здесь, в Тринадцатом, на потеху властям, хоть и «во благое дело» выполняю договор Сойки, он, там, умирает из-за меня, в который раз. Раздавленная чувством собственной беспомощности, я, который час лью слезы, до крови закусываю губу. Если есть чувство хуже, чем то, когда ты не можешь помочь дорогому человеку, то я такого не знаю. Когда слезы кончаются, сижу, бездумно глядя в одну точку. Внутри пустота. Мне все равно,что я сижу здесь несколько часов к ряду, мне наплевать, что меня ищут. Для всех остальных меня нет. Я умерла в тот момент, когда оставила его на пляже, когда рассоединила наши губы и устремилась вслед за Джоанной. Я ведь знала, что что-то произойдет, чувствовала, что-то неладное и все равно его оставила. Ненавижу себя за это. Презираю. И стоит ли винить ментора, который сделал, что смог? Он прав. Нужно было кем-то пожертвовать. Спасти всех было нереально. Только лучше бы это была я. Лучше бы это меня сейчас пытали, жгли, били, резали, пытаясь выведать информацию о восстании, а он был бы здесь. Жив, здоров и в безопасности. Так бы я выполнила свое обещание. Но я не смогла. Не спасла его. Это он спас меня. Снова.       Мои размышления прерывают чьи –то шаги. Подымаю голову вверх и вижу ментора. Как ни странно, я ему рада. - Обыскались мы тебя, солнышко. Решила сдохнуть? Так ты ему вряд ли поможешь. – Хеймитч смотрит на меня и как-то по особенному улыбается. Я его не понимаю. Не вижу повода для радости. - В чем дело?- раздраженно спрашиваю я. Хотя на самом деле понимаю : это единственный человек, которого я хочу сейчас видеть. - Пляши, солнышко! Койн решила над тобой сжалиться и отправила в Капитолий спасательный отряд. Скоро доставят твоего напарника. У меня шок. Я не знаю что думать. Если это глупый розыгрыш, то он не кстати. - Это правда?- мой голос хриплый и тонкий, словно весь воздух из легких выкачали. - Да, детка. Тебе лучше подняться на верх со мной. Все волнуются. В конце концов, Финнику не легче. Меня вдруг захлестывает волна стыда. Ведь действительно, пока я здесь, жалею себя любимую и сетую на судьбу, Финник, там, один на один со страхом и печалью. С тех пор, как стало известно, что Пит и Энни в плену, мы с ним сблизились, стали проводить больше времени вместе. Просто молчали. Слов не требовалось. У нас с ним одна беда на двоих.

***

      Захожу в столовую и вижу Прим. Сестра подбегает ко мне и крепко вцепляется в мои плечи. - Китнисс, я так волновалась! Где ты была? - Все в порядке, утенок. Не беспокойся. – пытаюсь натянуть на лицо беззаботную улыбку, но получается не очень убедительно. Прим хмурится, и уже открывает рот, чтобы начать допрос, как я перебиваю ее: - Где Финник? Прим еще раз окидывает меня беспокойным взглядом и молча ведет к дальнему столу. Финник сидит опустив голову на стол и, кажется, никого не замечает. Почему-то, сейчас я вспоминаю причину своей недавней грусти. И я знаю почему. Здесь мой друг. Он чувствует тоже самое. И мне как никогда хочется разделить с ним свое горе. - Финник… - окликаю его тихонько. Он подымает на меня глаза полные отчаяния и понимания. Молча хлопает по месту на лавке рядом с собой. И я принимаю приглашение. Мы сидим в тишине, опираясь головами друг о друга. Я перекатываю между пальцами белоснежную жемчужину, последний подарок Пита, он теребит в руках веревку, спасательную соломинку, благодаря которой он сохраняет связь с реальностью.       Минуты тянутся как часы, часы как дни. Ожидание невыносимо. Лучше бы я сейчас была в том отряде. Я бы самая первая узнала о том, что с ним все в порядке. Вероятно, мне специально не сказали про операцию сразу, знали что я без сомнений рванусь с ними. И вряд ли бы меня кто-нибудь остановил. Слишком дорог мне этот человек.       Внезапно, к нам подбегает мальчик, примерно возраста Прим, и, запыхавшись, пытается что-то объяснить. - Они… их.. Они здесь… Приехали… Нам не нужно повторять дважды. Мы с Финником подрываемся со своих мест и бежим на первый этаж. В холле суета. Гейл сидит на скамейке с рассеченной бровью и поврежденной рукой. Только сейчас понимаю, что он участвовал в операции. Надо не забыть его поблагодарить. Мое внимание привлекает крик. Оборачиваюсь и вижу Джоанну. Узнаю ее не сразу. Это исхудалая, вся в синяках и кровоподтеках девушка, обритая налысо. Смотрю на нее и ужасаюсь. Мысль о том, что с Питом делали что-то подобное заставляет мое тело испытать сильную дрожь. Теперь узнаю союзницу. Она кроет благим матом всех, кто пытается к ней прикоснутся. Одной из медсестер удается ей что-то уколоть и она отключается. Справа от меня проноситься девушка с рыжими волосами, я бы сказала огненными, и с криком «Финник» заключает моего друга в объятия. В этот момент, казалось бы, ничего больше не существует кроме этих двоих. Все, что было – осталось позади, все, что будет – не волнует их. Для них существует только их любовь. Нежные признания, осторожные прикосновения – все это умиляет. Теперь мой друг счастлив. И я рада за него. Начинаю оглядываться вокруг в поисках своего счастья. Пита нигде не видно. Я в растерянности. Вместо того, чтобы сейчас бежать и искать его, я стою и не могу сделать ни шага. Слава Богу, ко мне подходит Богс и начинает тормошить меня. - Китнисс, ты меня слышишь? – он щелкает пальцами у меня перед глазами, пытаясь привести меня в чувство. – Он в медблоке. Поторопись, если все еще хочешь увидеть его. Я срываюсь на бег. Бегу так, что спирает дыхание. Совершенно не разбираю дороги, но точно знаю, куда направляюсь. Мысли спутались. Я в сладостном предвкушении такого же яркого воссоединения, как у Энни с Финником, подбегаю к двери медицинского отсека. Меня останавливает моя мама. В руках у нее поднос со шприцами, ватой и чем-то похожим на спирт. - Китнисс, иди домой. Прим скоро придет к тебе. – что-то в ее тоне и выражении лица заставляет запаниковать меня. - То есть как домой? Там же Пит! – вопросительно смотрю на маму. Она лишь поджимает губы и отводит глаза. - Что с ним? – мама не спешит отвечать на мой вопрос. Мнется, пытается отвлечь. Каждая секунда промедления убивает меня. Я осторожно беру ее за плечи, заглядываю в глаза и спрашиваю: - Мамочка, что с ним? Он жив? – чувствую как голос срывается. По моим щекам текут горячие слезы. – Мама ну не молчи! - ответа нет. – Мама, ответь же мне! – слышу себя со стороны. Я кричу. Истошно воплю. Запоздало понимаю, что трясу маму за плечи со всей силы. - Китнисс, успокойся! –кричит уже мама. Мужские руки оттаскивают меня от матери и сжимают, лишая возможности двигаться. - Солнышко, угомонись. Нечего на мать орать. Она ведь не виновата в том, что произошло.- успокаивающе говорит Хеймитч, ласково гладя меня по голове. - Что произошло? – мой голос снова хриплый, переходящий в шепот. Я одновременно хочу и боюсь это услышать. Мама поднимает на меня взгляд, полный сожаления, но вдруг осекается, возвращая присущую врачу холодность и говорит: - Он в коме, Китнисс. Мне жаль. Я больше не чувствую почвы под ногами. Все звуки сливаются в один, превращаются в чей-то крик. Понимаю, что кричу я и проваливаюсь в бездну.