Кое-что не меняется

Веллингтон остался позади. Время уже было далеко за полночь. Кенни и Клементина шли молча, и лишь изредка тихие всхлипы ЭйДжея нарушали тишину. Пугающе непривычную тишину. Тишину, которая поминутно с каждым шагом, нагнетая, всё сильнее давила на разум, доводя до безумия… Несмотря на это, они молчали. Просто молчали. Зачем нужны слова, когда есть эмоции? Клементина старательно избегала строгого взгляда Кенни, думая что он рассержен из-за того, что она не осталась в Веллингтоне. Но он не сердился на девочку, вовсе нет. Скорее он был расстроен где-то в глубине души, хоть и безуспешно пытался скрыть это. Его выдавала узкая, едва заметная мокрая дорожка, стекающая по щекам, проникая в густую бороду и перемешиваясь с засохшей кровью. Ночь… Такая тихая, безмятежная и такая нетронутая. Беззвёздная ночь. Лишь полная луна, её вечная спутница, одиноко правит в иссиня-чёрном бездонном небе. Словно как тогда… …ещё до эпидемии. Серебристый девственный снег, что предательски хрустит под ногами двух путников, поблёскивает под тусклым, но таким манящим лунным светом. Оголённые кроны деревьев бесшумно покачиваются в такт неслышной музыке, роняя белые хлопья, подобно слезам. И лишь изредка таинственное безмолвие нарушает шёпот ветра. Но сейчас это ничто иное, как приглушённый вой, порой леденящий душу, в котором мерещится нескрываемая тревога. А от обжигающего дыхания ночи в жилах стынет кровь и сердце стучит, пропуская удары. Со стороны леса всего метрах в пятидесяти от путников послышались тяжелые шаги, а за ними сдавленный хриплый рык и истошный вопль. Клементина едва заметно вздрогнула, возвращаясь от своих мыслей в суровую реальность, на жизнь в которой её обрекла злая ирония. «Ходячие… Снова» Вечно голодные, насквозь прогнившие и пропахнувшие мертвечиной ходячие, окинув пространство взглядом пустых безжизненных глаз, уже потянулись к своим жертвам. Но фортуна оказалась на их стороне и Кенни, вовремя среагировав, оттащил Клементину с младенцем в сторону. Всё бы ничего, если бы не… «Порой люди просто не замечают очевидных вещей. Кажется, будто всё под контролем, ничего не произойдёт. Но лишь кажется. Ведь когда дело доходит до их родных и близких, люди совершают ошибку. Одну-единственную ошибку. Но именно она становится роковой и ведёт за собой неисправимые последствия. Мы не просто ослеплены, мы слепы. Страх, тревога за дорогих нам людей толкает нас на неосознанные поступки, о которых мы ещё успеем сильно пожалеть… Или не успеем?» …одно «но», которое не учёл Кенни — он сам. Стоило ему лишь на миг отвлечься и схватить девочку, как сзади бесшумно подошёл ходячий и, навалившись своим исхудалым, но не менее тяжёлым телом на Кенни… …укусил. В глазах потемнело, а тело пронзила адская боль. Почувствовался солоноватый вкус крови. Казалось, будто сотни, тысячи ножей впивались, рвали, вкручивались в податливую плоть, проходя насквозь и возвращаясь обратно. Казалось, что к месту укуса приложили сухой лёд, прожигавший кожу до костей. Сил кричать уже просто не оставалось. Нет, эту боль невозможно описать словами. А люди, утверждающие, что душевная боль в разы сильнее физической, видимо, просто никогда не испытывали такой боли. Короткий выстрел в голову, и треклятый ходячий больше не встанет. Клементина подлетела к Кенни, всё ещё держа Элвина Младшего на руках. Она посмотрела ему в глаза, не обращая внимание на подступивший к горлу комок.  — Кенни… Прости, прости меня, слышишь? Если бы я не… Кенни, прости, это моя вина, — Клем всё понимала. Она не стала тратить время на бессмысленные «всё хорошо» и «ты будешь жить». Ей так много ещё нужно было сказать ему. Невольно девочка вспомнила всех тех, кого лишилась из-за страшной эпидемии. Родители, Катя, Дак, Бен, Пит, Сара, Люк… Само по себе число, отдавших себя в руки жестокой судьбе, пугало. В голове пронеслась картина с Ли. Тогда ей пришлось выстрелить, чтобы предотвратить превращение. Неужели ей придётся… О, Господи… только не снова… Послышались негромкие приглушённые всхлипы. Расстояние между путниками и ходячими неумолимо сокращалось.  — Клем, — обратился Кенни к девочке, отплёвываясь от подступившей крови, — тебе не за что извиняться. Ты ни в чём… Не успел он договорить, как к горлу подошла новая волна крови, заставившая громко кашлянуть. Всё было как в тумане… Мозг отказывался воспринимать слова, обрывками долетавшие до ушей.  — Прости меня, прости, но, прошу, только не уходи…  — Клем, ты уже знаешь ответ… Просто сделай это… — он кинул взгляд на пистолет и многозначительно посмотрел на девочку. Да, она знала ответ. Такой очевидный, но такой непростой.  — Кенни, я… Поздно. Слишком поздно. Он уже не слышал её. Он не слышал ни бесконечные извинения, ни мольбы о том, чтобы он не покидал её, прерываемые громкими всхлипами. Остекленевшие, покрывшиеся белой пеленой глаза смотрели куда-то вдаль, а лицо расслабилось, перестав выражать нестерпимую боль, перестав выражать вообще какие-либо эмоции. Клем осторожно прикрыла ему веки и молча поднялась. Она проверила пистолет — остался один патрон. Считанные метры разделяли ходячих с девочкой. Клементина, подрагивая от недавних слёз, направила дуло на Кенни. Казалось, будто само Время, никому не подвластное, замерло в ожидании.  — Прости… Выстрел Ночь. По-прежнему тихая и безмятежная. Беззвёздная ночь. И всё та же Луна, вечная её спутница и единственный непоколебимый свидетель произошедшего. Кое-что не меняется. И неважно, сколько веков и тысячелетий пройдёт, сколько эпох пронесётся мимолётно. Оно остаётся, не тронутое временем. Занимался рассвет…