Иногда неосторожность может быть полезной.)

В последнее время Нэдзуми часто исчезал. И когда Сион просыпался и не обнаруживал в доме Крыса, он уже не беспокоился так, как в самый первый раз. Крыс всегда возвращался. Через час, два, через день – но приходил обратно. Усталый, злой и голодный – но все-таки такой родной. Сион уже привык к нему, привык к размеренной жизни в Западном Районе. И, если уж совсем честно, не очень-то хотел возвращаться обратно. А к Нэдзуми он всерьез привязался. Дело ли в давнем знакомстве, или в странном влечении, или тут замешан простой интерес – мальчик не знал. Только старался не выдавать это чувство слишком уж сильно. Не то, чтобы он сомневался в наличии чести у Крыса… Но иногда становилось и вправду страшно – что его, Сиона, могут попросту выставить одного на одну из улиц Потерянного Города. И не так сам факт остаться там одному страшен наивному Сиону, как разлука с Нэдзуми. Потому блондин старался не быть особо назойливым. Не задавать много вопросов, не приставать с жалобами, не вспоминать прошлое. И никогда не жаловался на свою довольно-таки скучную жизнь. В тот особый день Сион, дочитав, наконец «Гамлета», захотел впервые выйти сам из своей норки, не дожидаясь Крыса. Как всегда не думая, чем это может быть чревато, блондин отправился в гости к Собачнице. По дороге встретив пару знакомых собак, Сион напевал что-то, пытаясь создать бодрое настроение. Наивный мальчик никогда не покидал надежды обрести еще друзей в Западном Районе. А для знакомства совсем не подойдет не очень хорошее настроение и скучающее выражение лица. Подойдя к отелю, который еще, кажется, совсем недавно он назвал «заброшенным», Сион внутренне содрогнулся. Место это было не самым приятным на свете, но все же общество потерянных людей, собак и Собачницы лучше, чем одиночество. Войдя, он почувствовал резкий холод, и пожалел, что не прихватил с собой куртку. На улице вечерело, и мальчик, наконец, полностью понял, для чего в отеле собаки. Побродив с целью найти хозяйку, и все-таки ее не обнаружив, Сион присел на покрытый давно слезшей зеленой краской деревянный стул в одной из комнат, почесал за ухом привязавшуюся овчарку и прикрыл глаза. Сквозняк почти неслышно теребил матово-белые прядки волос, пальцы запутались в шерсти давно уснувшей собаки, голова мальчика упала на грудь. Он не почувствовал, как внезапно сильные руки подняли его и понесли куда-то. Он не слышал надрывного лая овчарки, невзлюбившей потревожившего ее гостя. Засыпая в холодной комнате Сион, как обычно, забыл, что всегда так легко подхватывал простуду. И теперь его, с температурой под 40 и уже почти в бреду, на редкость взволнованный Крыс уносил домой. С несвойственной ему нежностью положив мальчика на кровать, Нэдзуми нахмурился и положил ладонь на лоб простудившегося. Горячий. Дыхание жаркое, губы приоткрыты, белоснежные волосы совсем разметались по подушке. Крыс осторожно накрыл Сиона покрывалом, присел рядом и покачал головой. «Ни на минуту оставить нельзя. И понесло же его в этот чертов отель…» Внезапно мальчик сильно дернулся и откинул голову назад. «Крыс!»,— прохрипел он, отвернулся и часто задышал. «Проснулся?» — с тревогой подумал Нэдзуми и наклонился ближе, но нет – дыхание выровнялось, Сион успокоился. Отбросив лишние, и совершенно ненужные сейчас мысли Нэдзуми вспомнил какие-то смутные действия из одной книги, намочил найденную на полке чистую тряпку и приложил ее ко лбу Сиона. Чуть нахмурившись, Крыс просто наблюдал за трепетанием ресниц мальчика, порывистым движением язычка, облизывающего пересохшие губы, слушал его дыхание и давил, давил в себе эту всепоглощающую нежность, которую сейчас так хотелось назвать жалостью. Но нет, жалость это совсем не то – ведь это чувство преследовало Нэдзуми еще задолго до болезни Сиона, и оно же являлось главной причиной его бесконечных исчезаний. Крыс думал, думал и анализировал. Он теперь крепко привязан к этому мальчику, это так, но можно ли одобрять эту привязанность? Крыс упорно не хотел мириться с нахлынувшей слабостью, и потому старался бывать дома как можно реже. Достарался. Довел мальчишку до постельного режима. Внезапно темноволосый улыбнулся. А стоит ли давить чувства, если Сион потом все равно ничего не вспомнит? Бред – это ведь такое состояние… И, поддавшись внезапному порыву, Нэдзуми опустил голову на грудь Сиону и некрепко прижал его к себе. Проведя по неприкрытой грудной клетке холодным носом, чем вызвал вздох у блондина, Крыс прижался щекой к его щеке, сжал пальцами локти мальчика и прошептал-выдохнул:­ «Сион… Люблю, Сион…». Перекатившись через больного, Нэдзуми прижался спиной к стене, пододвинул мальчика поближе к себе и незаметно уснул. Открыв глаза, Крыс встретился взглядом с уже довольно-таки осмысленным взглядом Сиона. Темноволосый понятия не имел, сколько прошло времени, и уже хотел подняться, как невесть откуда взявшие силу руки Сиона притянули его обратно, и ближе к себе. В глазах Крыса мелькнул испуг, но вряд ли мальчик его заметил. Сион прикрыл глаза и прошептал в самые губы брюнету: «Я тебя тоже, Нэдзуми…Я тебя тоже...».