Каблуки

Россия внимательно смотрел на Бонфуа, который с наигранно серьёзным лицом что-то выяснял у уставшего Англии. Последний, к слову, похоже, мысленно уже прикопал наглого француза где-то далеко и надёжно, однако присутствие политиков явно не давало ему скатиться на привычные оскорбления. Впрочем, кажется, что Франция этим только и пользовался, распаляясь всё сильнее, видя, как его собеседник начинает медленно краснеть от злости. Всё же Франциск всегда умел тонко и завуалировано оскорбить, что с первого раза даже не поймёшь, что именно тебе успели наговорить. Однако Артур явно понимал, но отвечать в той же манере посчитал ниже своего достоинства. Впрочем, Иван наблюдал вовсе не за их мнимой ссорой, его взгляд был направлен несколько ниже. Если говорить честно, то совсем низко, а именно на ноги француза. И, наверное, он бы так и не заметил подвоха, если бы в один прекрасный момент Франциск не поравнялся с ним, чтобы что-то сказать на ухо, совершенно не вставая на носочки. И тогда Брагинский всё же понял, в чём именно дело. Нет, он и раньше это замечал, но как-то не особо придавал значения, подумаешь несколькими сантиметрами в росте больше, несколькими меньше. С другими странами это было не особо заметно, потому что при разговоре с ними Бонфуа выставлял одну ногу вперёд, чуть сгибая вторую, становясь своего прежнего роста. В общем, он заметил это довольно-таки давно, но рассмотреть более подробно решил лишь сейчас. Франция всегда надевал обувь на каблуке, когда он присутствует на собраниях или встречах. И это прекрасно заметно, когда Иван смотрит новости, потому что по ним, хоть и мельком, но иногда бывает видно, что Бонфуа ходит в своих дорогих лакированных туфлях. Сейчас же на нём какие-то кожаные сапоги до колен на массивном пятисантиметровом каблуке, который медленно переходит в основную подошву. И ведь не сказать, что ему не идёт. Обувь выглядит вполне мужской, можно сказать, дань прошлому. Он во времена империи практически такую же носил. Впрочем, это не изменяет того факта, что сапоги Франциск надевает только при нём. Первое время Россия честно пытался узнать. Всё же любопытство коварная штука, а ему было действительно интересно. Однако аккуратные и наводящие вопросы явно не прошли, так как Франция достаточно быстро и мягко пресёк их. И Иван привык. Русские вообще быстро ко всему привыкают, если уж на то пошло. Он больше не пытался понять Бонфуа, а тот всё продолжал носить свои странные сапоги, совершенно не реагируя на шутки Англии, который, кажется, чувствовал себя несколько неудобно, смотря на старого приятеля снизу вверх. Впрочем, Америка тоже этому особо не радовался. Как так, героя кто-то перегнал в росте помимо Империи Зла, не порядок! Посмотрел бы Россия, как пресловутый герой решит повторить подвиг француза и придёт на следующее собрание тоже в каких-нибудь ковбойских сапогах. Вот потеха будет. Наконец, Франция пожал руку хмурому Англии, отходя в сторону, быстро кивая ему головой. Брагинский плавно поднялся со своего места, покидая прохладное помещение. По коридорам они шли молча, однако стоило им спуститься на первый этаж и завернуть в сторону чёрного выхода, как Бонфуа устало вдохнул, резко поддаваясь влево, тем самым опираясь на плечо русского. — Я говорил тебе, что эти сапоги явно не на твои ноги, — усмехнувшись, протянул Иван, видя, как Франциск демонстративно закатывает глаза. Скорость ходьбы они ощутимо убавили, теперь передвигаясь, как улитки. — Кто знал, кто знал, — задумчиво пробормотал блондин, ничуть не обидевшись. — Ох, mon cher Ivan, если я не дойду до дома, скажешь этому чаефилу, что я буду приходить ему по ночам в роли призрака? — Нет, даже не пытайся, роль страдальца у Америки выходит лучше, — хмыкнув, не оценил Иван, а затем резко остановился, опустив руку в карман, явно нашарив там что-нибудь. — Пошли, горе-страна, у меня есть здешняя валюта, куплю тебе более удобную обувь. — Правда? — внезапно ожил Бонфуа, поднимая голову, заглядывая в фиолетовые глаза русского. — Спасибо, cher, чтобы я без тебя делал? И не успевает Россия хоть как-то отмахнуться, Франция ловко обхватывает его лицо руками, притягивая ближе к себе, оставляя на его губах лёгкий целомудренный поцелуй. Иван замер, прикрыв глаза, а затем шумно выдохнул, обхватив талию француза, утыкаясь тому лицом в плечо, пытаясь скрыть смущение от столь внезапного порыва. Наверное, увидь их сейчас кто-нибудь, то получил бы явный разрыв шаблона. Смущённый Империя Зла в обнимку с бабником всея планеты. Да и вообще, было удивительно, что Бонфуа не полез сразу же с языком. Просто, это достаточно сложно объяснить. Франция улыбнулся, обнимая русского в ответ. Он действительно хотел большего, но в то же время прекрасно понимал, что резкими действиями может спугнуть Россию. Как бы ни странно это было признавать, но Франциск действительно любит Ивана, поэтому он вполне в состоянии терпеть столько, сколько необходимо. Просто потому что ему нравится эта неспешность в их отношениях, эта ненавязчивая забота. Брагинский никогда не говорит ему слов любви, но его действия так и выражают привязанность и некую симпатию. Да хотя бы это предложение с покупкой обуви, многие бы поступили так же? И всё это невольно греет его душу, заставляя его с каждым разом всё сильнее влюбляться. — Мне хочется быть с тобой одного роста, — внезапно сознаётся Бонфуа, смотря в стену, чувствуя, как Россия удивлённо замер. — Я смотрю на тебя и думаю, что должен быть с тобой наравне хотя бы в плане роста, потому что это действительно удобно. Тебе тогда не приходится наклоняться, а мне вытягиваться. Иногда я ненавижу свой рост. — Я люблю его, — невнятно бурчит Иван, заставляя уже Франциска ошарашено распахнуть глаза, не в силах поверить в услышанное. — Я рад, что кто-то хочет меняться ради меня, но… не стоит, правда. Ты нравишься мне таким, какой ты есть. Я приму тебя любого, а теперь давай купим эту чёртову обувь и вернёмся в отель, хорошо? Россия отстраняется от него и всё ещё избегает прямого контакта глазами, идёт в сторону выхода. Бонфуа смотрит ему в спину целых пять секунд, прежде чем понять, что сейчас просто стоит и улыбается. Хорошее настроение подхватывает приятным весенним вихрем, и даже натёртые пятки не кажутся уже такой большой проблемой. Он срывается с места, равняясь с Брагинским, хватая его за руку, переплетая их пальцы. Иван ничего не говорит, но он чувствует, как он сжимает ладонь в ответ. — И я люблю тебя, mon bon. Россия ничего не говорит, кажется, даже никак не реагирует. А потом берёт и покупает ему какие-то яркие мужские мокасины в цветочек. И, знаете, Франции они действительно нравятся, пусть даже Англия на следующее собрание их неплохо так высмеет. Всё же видеть смягчённый взгляд Ивана для него лучший подарок. Любовь проявляется не в словах, любовь проявляется в делах…