Я должен был быть рядом в то ужасное время, когда он читал комментарии под своими видео. Я бы сказал, что у него имеется удивительный талант — скрывать все те чувства, разбивавшие его. Он бы прошёл через всё это и просто сказал бы: «ненавистники будут ненавидеть», с улыбкой на лице.
Один единственный день. Один единственный комментарий сломал его, и я мог видеть его лицо, когда он прочитал это. Бесконечная волна ненависти нахлынула на одного человека.
С того дня в Сан-Франциско, открыв ноутбук, он никогда не будет таким же счастливым и жизнерадостным Коннором, которого все любят.
Он начал терять интерес ко всему, чем занимался, даже когда люди обожали это. Собственные видео стали бременем. Фанаты охладели по отношении к нему после того, как он потерял больше половины миллиона подписчиков за ночь. Это был самый большой провал, который он когда-либо мог испытывать.
Помню, как он сказал мне, что я являюсь единственной вещью в этом мире, которая помогает ему держаться. Это было после того, как я привёл его в гей-бар, спустя несколько месяцев после случившегося. Я действительно думал, что он просто нуждается в небольшой дозе веселья.
Мы выпили, как минимум пять коктейлей, прежде чем он согласился отправиться танцевать.
Затем я проснулся в номере какого-то дешёвого отеля, где рядом спал обнажённый Коннор Франта. Помню, как улыбнулся, перед тем как почувствовал боль, резко ударившую в мою голову.
Он напомнил мне о той ночи и сказал, что никогда не влюблялся так сильно.
Это был «Последний Хороший День».
Всё стало рушиться. Он перестал появляться в сети. «Открылся» всем, выложив видео на главный канал, что позволило ещё большему количеству людей говорить «сгори в Аду» или «иди и убей себя». Он перестал снимать видео для канала O2L. Твиты стали нести в себе депрессионный характер всё чаще и чаще, и в один день он перестал писать совсем. Он прекратил выкладывать посты на Тамблер, а затем удалил аккаунты на Фейсбуке и Инстаграме.
Худший день настал, когда я пришёл домой и нашёл его в слезах, горько лившихся из глаз, и в крови, хлеставшей из глубоких порезов на запястьях. Я знал, что это случится, не важно, рано или поздно. Всё, что я мог сделать на тот момент, это обнимать его, целовать, и говорить, что всё будет хорошо, прекрасно зная, что это чистая ложь.
Коннор Франта, мой красивый мальчик, убил себя 3 октября в 3:18.
Я даже не плакал, когда это всё случилось, но рыдал, когда читал письмо, оставленное им.
Дорогой Трой,
Я больше не могу. Знаю, что ты меня ненавидишь за это, но ты не один. С тобой еще тысячи.
Ты видел, Трой. Люди коварны. Вот поэтому я делаю это. Чтобы спрятаться от них.
Я делаю первый надрез.
Прости меня, Трой-бой. Я люблю тебя слишком сильно.
Я ухожу.
С бесконечной любовью, твой Кон-да-Бон.
Его почерк был почти неразборчив, а в некоторых местах слёзы размыли чернила.
Последующая жизнь без него была наполнена только сплошными мучениями и ночными кошмарами. Я даже не плакал. Не чувствовал грусть или злость. Ничего. Возможно, так он себя ощущал всё время. Никак. Будто ничего не было правильным. Поэтому я сейчас сижу на нашей кровати, слушая песню, которую написал именно для него, как только узнал о том комментарии. Оранжевая баночка обезболивающих находилась в правой руке, бутылка воды — в левой.
My happy little pill
Я высыпал все таблетки на ладонь. 37 будет достаточно.
Take me away
Одно движение руки и все эти «таблетки счастья» внутри.
Dry my eyes
Слёзы начали стремительно падать на свитер TRXYE.
Bring color to my skies
Я вспомнил про вещь, очень необходимую мне в данный момент.
My sweet little pill
Письмо лежит прямо напротив меня.
Take my hunger
Я быстро взял его и почувствовал, как таблетки начали действовать.
Lie within
Я улыбнулся и закрыл глаза, которые больше никогда не смогу открыть снова.
Numb my skin
Сердцебиение замедляется, падаю назад на кровать.
Всем, кроме тебя, плевать.
