***
Зимний Солдат не злодей. Стив продолжает себя в этом убеждать даже, когда грудь Ника Фьюри превращается в решето от пуль из советского ствола, а Наташа категорически заявляет ему, что он сошел с ума, если считает этого убийцу жертвой. Когда Клинт с укором заявляет, что он совершает ошибку, а Сэм – опускает взгляд и неуверенно пожимает плечами, впервые не соглашаясь с ним. Тони пытается его напоить (даром, что только алкоголь переводит), выпытывая, откуда у Капитана Америка жалость к убийце из Гидры и даже грешит рукоприкладством, что в итоге заканчивается разбитым столиком в гостиной Старка и недовольством Пеппер. Тони психует и отказывается помогать Стиву спасать врага. А Стив и сам не понимает, почему он это делает. Почему разыскивает его, но избегает столкновений, потому что не хочет навредить (хотя, учитывая обстоятельства, скорее всего ему самому достанется не меньше). Почему ищет пути достучаться до пустоты внутри. Почему так отчаянно хочет спасти этого парня. Может, потому что в свое время он не смог спасти Баки. Ему просто физически необходимо загладить свою вину, сделать хоть что-то. Замуровать огромную дыру в груди грубыми ошметками человечности и кусками чужой разбитой души. Дать хотя бы немного затянуться зияющей ране в самом центре его изломанного естества – сшить неровными стежками нитью из чужих потерь и кровавых поступков. Он хочет спасти не Зимнего Солдата, а парня, что скрывается под личиной безразличной суровости и черной маской. Того, у кого, возможно, тоже когда-то была семья и друзья. Того, которого тоже, возможно, когда-то любили. Стив не хочет их сравнивать, – Баки и Зимнего Солдата, – потому что из общего у них разве что только цвет глаз, которые у Баки всегда искрились смешинками в почти прозрачной радужке и голубым огнем, а у Зимнего Солдата – сквозят холодом тех самых вечных льдов, из которых его, Кэпа, откопали. Они настолько диаметрально разные, и в то же время, Стив каждый раз ловит себя на мысли, что если добавить в тщательно выверенные, обдуманные движения Зимнего Солдата немного небрежности, будет в нем что-то от Джеймса Барнса. И от этого Стиву становится еще гаже, потому что он настолько помешался, что видит Баки даже там, где его априори быть не может. Потому что Баки мертв. А кто-то там за маской нуждается в его помощи. Он решает, что снимет с Зимнего Солдата намордник, крепко-накрепко надетый на него Гидрой, чего бы ему это не стоило.***
Они сталкиваются в противостоянии на мосту, почти убивают друг друга на Хэликэрриере, и Стив, правда, отчаянно старается достучаться до него. Роджерс убеждается, что на правильном пути, когда Солдат называет его «своей миссией», потому что это значит, что он действительно всего лишь сторожевой пес на привязи у Гидры. В его пустых глазах мелькает злость и всего секунду – сомнение; Стив считает это победой, потому что вызвать хоть какую-то эмоцию у машины-убийцы – значит практически добиться своей цели. Значит – у того парня, скрытого под маской все еще есть шанс. В тот день Капитан Америка позволяет убить себя; Зимний Солдат впервые не убивает, а спасает чью-то жизнь.***
Он приходит к Стиву в больницу. Тихой поступью влезает в окно в его палате и, скрытый темнотой ночи, долго стоит в окутанном мраком углу, изучая освещенное прикроватной лампой бледное лицо. – Пришел завершить миссию? – тихо спрашивает Стив после затянувшегося молчания. Ему какое-то время кажется, что Солдат и вправду сейчас бросится на него с кулаками или еще проще – просто пристрелит к чертовой матери. – Хотел бы, сделал это, когда ты притворялся спящим, – его голос звучит все так же монотонно и тщательно отработанно. Словно старая пластинка снова и снова крутящаяся на хрипящем граммофоне. – Зачем тогда пришел? – Не знаю. – Как тебя зовут? – У меня нет имени. На этом разговор заканчивается. Стив молчит, боясь спугнуть, позволяет рассматривать себя. А Солдат стоит, напряженный, словно кошка перед прыжком; его металлическая рука опасно блестит в свете уличных фонарей, пробивающемся в палату сквозь не зашторенное окно. Все его рецепторы буквально воют о том, что он должен убить Капитана Америка, беспомощно лежащего в паре метрах от него; но в то же время, ему не дает этого сделать короткая мысль о том, что он откуда-то знает этого Стива Роджерса. В его голове отчетливо всплывает яркая картинка его, Кэпа, улыбающегося (Солдат уверен, что при нем он не улыбался). Вот только тот Стив Роджерс почему-то меньше и худее – внезапно, к нему приходит осознание того, что это воспоминание. Зимний Солдат уходит так быстро и стремительно, что Стив успевает заметить только метнувшийся к окну темный силуэт.***
Постепенно Стив привыкает к постоянному присутствию Зимнего Солдата. Он сам хотел спасти его, избавить от влияния Гидры, и то, что он, Солдат, по ночам приходит к нему, а не идет убивать, Роджерс считает большим, просто огромным шагом по направлению к достижению цели. Зимний Солдат продолжает бесшумной тенью влезать в окно палаты и скрываться от взгляда Стива в темном углу, предпочитая смотреть самому. Стив продолжает ему это позволять. Они редко говорят, – почти не говорят, – разделяют комфортную тишину, размышляя каждый о своем. И несмотря на то, что Роджерсу почти физически необходимо поговорить с ним, выслушать, помочь вспомнить, он молчит, потому что Зимнему Солдату так надо. Взаимное молчание – пока это все, что они могут себе позволить разделить. – Зачем тебе это все? – очередной ночью вдруг тихо спрашивает обычно молчаливый Солдат. – Для чего нужны были все те речи о Гидре, Стив? Короткое «Стив» из его уст почему-то слышится до боли знакомо. Роджерс ведет головой, отмахиваясь от навязчивых воспоминаний и запрещает себе вспоминать о Баки, потому что перед ним не его мертвый друг, а Зимний Солдат – парень, которому в отличие от Баки, он все еще может помочь. – Потому что ты не злодей. Гидра промыла тебе мозги, не забывай об этом. Ты вспомнишь, – Стив на секунду замолкает, – себя. Настоящего. Я хочу помочь тебе вспомнить. – Вот я, настоящий, – Солдат впервые выходит из темноты, позволяя Роджерсу увидеть себя в свете тусклой прикроватной лампы. На нем несменная черная форма и маска, на поясе в кобуре висит ствол (Стив уверен, что есть еще как минимум два, скрытых от посторонних глаз), металлическая рука кажется еще более футуристичной в полутьме, а длинные волосы растрепаны и скрывают темными прядями глаза. – И я помню. Я помню их всех. Каждого, кого убил. – Это был не ты, – Роджерс и сам не осознает, каким образом душевное состояние Зимнего Солдата стало для него чем-то важным. Он хотел всего лишь спасти невиновного парня от влияния Гидры, и совершенно не хотел видеть в нем своего потерянного друга (или того хуже, ему замену). – Думай как хочешь. Я знаю только то, что что бы я ни вспомнил, я никогда не смогу забыть того, что делал. – Ты что-то вспомнил? – Стив цепляется за соломинку, задавая рискованный вопрос, но все же решается. Ему просто нужно знать. Он должен убедиться, что они на правильном пути. – Свое имя, – коротко отвечает ему Солдат. Он хочет добавить «и тебя», но почему-то молчит. – Как тебя зовут? – Джеймс. Стиву не хватает воздуха. Этого просто не может быть, не бывает таких совпадений. Он просто молчит, не в силах сказать что-либо. Кровоточащая рана по имени Джеймс Бьюкенен Барнс в его груди снова дает о себе знать, и Роджерс только шумно выдыхает. Подумать только, каковы шансы, что Зимний Солдат, парень, которого он решает спасти из-за того, что чувствует вину за смерть лучшего друга, тоже окажется Джеймсом? – Что с тобой? – все так же монотонно-тихо спрашивает Солдат. – Я слышу твое учащенное сердцебиение через всю комнату. Возможно, он догадывается, что со Стивом. Это из-за его имени, ведь так? Он знал кого-то, кого звали так же, как и его. Он знал его. Внезапно, воспоминания словно лавина, обрушиваются на него: Стив, Бруклин, война, его, Джеймса, смерть – все перемешивается в один огромный ком, и ему просто физически необходимо на воздух. Ему нужно уйти. Сейчас. – Джеймс, – слышит он, когда уже почти вылезает в окно. Голос Стива тихий и дрожит. – Возвращайся. Зимний Солдат сигает в окно и скрывается в спасительной тьме ночного города.***
Когда Стива выписывают, первое, что он делает, когда возвращается в свою квартиру – это открывает окно, несмотря на то, что этаж далеко не первый. Он ждет его почти всю ночь, пока не засыпает, полусидя на диване, уже почти под утро. Зимний Солдат так и не приходит. Следующей ночью Джеймс приходит сам. Он просто стучит в дверь (чего Стив совсем не ожидает). На нем глупая бейсбольная кепка, козырек которой скрывает половину его лица, и старая потертая куртка; его взгляд устремлен вниз. – Зачем ты сделал это? Я был всего лишь убийцей, почему ты решил спасти меня? – Джеймс так и не поднимает головы, но сердце Стива несколько раз пропускает удар. Что-то не так. Ему почему-то кажется, что он упускает что-то очень важное, лежащее прямо на поверхности. Зимний Солдат пришел к нему. Зашел через парадную дверь в гражданской одежде. Стив не может поверить, что у него получилось. Неужели он вспомнил? А если вспомнил, то что? Был ли он солдатом или, может, ученым? Была ли у него девушка? Родители, друзья? – Потому, что ты был нужен мне. – Звучит чересчур эгоистично для Капитана Америка, – и, черт, Стив действительно слышит знакомые смешливые нотки в голосе Джеймса. Джеймса. По его спине проходит озноб от столь дикого предположения. Этого не может быть. – Тебе лучше войти, пока Шерон не вызвала подмогу, – Роджерс еле выговаривает эту фразу, его руки трясутся. На него по-прежнему не смотрят; Джеймс с интересом рассматривает свои ботинки, длинные волосы полностью скрывают его лицо. – Ее нет, иначе я бы не пришел. Спроси мое имя, – он наконец-то поднимает на Стива свой взгляд. Светлые глаза, квадратный подбородок с ямочкой, полные губы, непривычная легкая небритость, но это все еще его Баки. Этого просто не может быть, но он знал. В глубине души он понял, еще тогда, в больнице, когда Солдат впервые назвал свое имя. А, может, и раньше. То, как его тянуло к нему – Стив никогда не был фаталистом, но что это, если не судьба? – Баки, – шепчет Стив и тянет к нему руку, не в силах сдержаться. Он аккуратно, словно боясь спугнуть, касается его странно-длинных волос (Баки Барнс, которого он знал, всегда носил модную короткую стрижку), оглаживает подушечками пальцев щеку, спускается на шею и внезапно притягивает к себе, так близко – не разъединить. Обнимает, утыкаясь носом в живое плечо, шумно вдыхает почти не изменившийся за многие годы родной запах, чуть ли не всхлипывает от осознания, что вот он – живой, стоит перед ним, удивительно смущенный. Стив обнимает, вплавляет в себя на молекулярном уровне, словно боится снова отпустить от себя хоть на шаг, и только облегченно выдыхает куда-то в область шеи, когда Баки, наконец, обнимает в ответ. Его металлическая рука на пояснице ощущается странно, но не плохо, холодит разгоряченную кожу сквозь тонкую ткань футболки, и держит крепкой хваткой. Стив думает, что сможет к этому привыкнуть. – Твой Баки, – на надрыве шепчет ему в плечо Джеймс. – Боже, Стив, я когда все вспомнил, не знал, что делать. Как поступить, куда идти. Мне больше некуда идти. – Больше и не надо. Ты дома, – наконец-то дыра в его груди заполнена нужными частицами. Да, им ко многому придется привыкнуть, многое наверстать и со многим свыкнуться, но одно Стив знает точно – он больше никогда не потеряет Баки. Своего Баки.