Важные слова

*** Саске смотрел в зеркало, внимательно разглядывая черную татуировку на своей шее. Это — слова, которые ему однажды скажет тот, кто предназначен ему судьбой. Саске всего семь, а слова уже появились. Это считается хорошим знаком. Обычно слова появляются в десять-двенадцать, плюс-минус год. Но чем раньше — тем лучше. — Смотри, Саске-кун, — сенсей склонился над ним, указывая пальцем на его шею, — цвет надписи указывает на состояние твоего соулмейта. Если они такие яркие — значит, он жив и здоров. Если они краснеют и начинают пульсировать — он ранен. Если же сереют, а кожа теряет чувствительность — он мертв. Далее. Иероглифы угловатые, словно углем написаны, значит, твой соулмейт — мужского пола. Если бы это была девочка, иероглифы выглядели бы так, словно их аккуратно вывели кистью. Вот как у меня, — сенсей закатал рукав, показывая надпись на внутренней стороне предплечья. Саске кивнул, сравнивая две надписи. По его мнению, его выглядела красивее. — Теперь насчет узоров вокруг нее. Видишь, они еще совсем бледные? Это значит, что путь твоего избранного еще не определен. Но уже сейчас я могу сказать, что он не будет обычным человеком. Видишь, Саске, цвет узоров черный и красный. Это цвета тех, чья работа связана с битвами — самураев, шиноби… А еще форма… — сенсей нахмурился, затем покачал головой. — Пока тебе это рано знать, но могу сказать сразу, что непростой человек тебе достался. Он вырастет странным, безумным, будет идти по дороге тьмы, будет убивать ради удовольствия… Темный, страшный человек. Нелегко тебе с ним придется, — снова покачал головой сенсей и ушел восвояси. Саске озадаченно вгляделся в причудливо переплетающиеся алые и черные линии; они еще так бледны и расплывчаты… «Темный… Страшный… Безумный… Нет, я не верю, что ты плохой! Я не знаю пока ни твоего имени, ни того, как ты выглядишь; какой у тебя голос, манера поведения и так далее. Но я не верю, что ты злой человек. Я думаю… ты будешь странным из-за чего-то плохого, да? Я уже знаю, люди сходят с ума из-за боли или отчаяния. Тогда я буду утешать тебя! Я помогу тебе… Я сделаю тебя счастливым!» Саске улыбается, водя пальцем по словам на шее. «Держи меня крепко за руку и упаси Аматерасу тебя ее отпустить!» «Я найду тебя и ни за что не отпущу!» *** Саске уже тринадцать, он — шиноби на службе у Санады Юкимуры. Верный, преданный правителю Уэдо и искренне верящий в свою судьбу. Которая нарисована красным и черным на его шее. К сожалению, у него совершенно нет времени, чтобы путешествовать, как Какей-сан, поэтому он может лишь верить, что однажды его судьба придет в Уэдо. Он верит со спокойной улыбкой, что однажды кто-то скажет: «Держи меня за руку…» Он верит, пока однажды не проснулся среди ночи от болезненного жжения. Шея горела, и Саске понимал, к своему ужасу, что это такое. Его соулмейт, его судьба — была ранена и страдала. Задыхаясь от волнения, Сарутоби нашел зеркало — небольшое, чуть больше ладони. В ней отразилась его шея, покрасневшая кожа вокруг надписи и его испуганные глаза. Жжение потихоньку стихало, а слова… Иероглифы и узоры бледнели, серели, будто их засыпали пеплом. Алые линии потемнели, став багровыми, будто запекшаяся кровь, а угольная чернота стала пепельной. — Нет… Только не это… — прошептал Саске, сильно побледнев. Его соулмейт умер. Он не успел даже его найти. Где-то далеко от него, его судьба умерла. Саске всего тринадцать, но его глаза — глаза старика, ждущего смерти. Он не ищет ее специально, но считает, что сможет встретить Шинигами с распростертыми объятиями. Ведь в этом мире ему больше некого ждать или искать. И пепельно-серые слова на шее подтверждают это. После той ночи Саске стал прятать свою шею под воротником кофты. Никому не стоит видеть его горе. Жалость — излишня. И Саске больше никогда, никогда не улыбнется. *** Время лечит любые раны. Даже самые страшные. Просто на них уходит очень много времени. Шесть лет — достаточный срок, чтобы ужасная, кровоточащая рана в душе зарубцевалась. Она уже почти не болит. Саске даже научился радоваться — только не людям и не событиям в жизни, а зверям. У них нет никакой судьбы и им не надо горевать по тем, кого они в глаза не видели. Вот ведь повезло, правда? Саске смотрит с тихой грустью на выцветшие иероглифы на шее. Поправляет воротничок. Вчера к ним в Уэдо пришли долгожданные гости. Жрица из Идзумо Исанами и шиноби Ига Киригакуре Сайдзо. Не нужно говорить, что Сайдзо его раздражает, а Исанами умиляет. Они не соулмейты (к величайшему огорчению Исанами). У Сайдзо на пояснице надпись: «Ты проиграешь». Исанами временами с любопытством разглядывает четкие иероглифы на левой лодыжке. «Ты будешь моей!» Почти интересно. Вскоре к ним присоединился странный парнишка — Юри Каманоске. Саске даже подумал было, не является ли он соулмейтом Сайдзо; больно дерзко тот к цепляется к шиноби. Но нет, поясница Каманоске чиста, зато он носит круглосуточно широкую ленту на шее. Саске не придал этому значения. Он встречал людей с надписями на шее, как у него. Возможно, Юри стесняется своей надписи, или она тоже серая? Саске ничего ему по этому поводу не говорит. Это не его дело. Затем появились Сейкай и Бенмару. И, наконец, Джимпачи. Саске был впечатлен огромной черной кошкой. Саске сражался за Исанами с шиноби из Ига, подчиненной Хаттори Ханзо. И с Кайей — заклинательницей насекомых. Очень редкий случай; близнецы-соулмейты. Очень, очень редко, но порой соулмейтами становятся близнецы. Жаль их обоих, если честно, ну да ладно. Это его не касается. Битва завершилась победой Санады и его Храбрецов. Все счастливы, ведь, наконец-то, настало мирное время. А где мир, там и скука. Где скука, там и дурацкие расспросы и дурацкие развлечения, в которые — благодаря неугомонной Исанами — вовлечены все. Разумеется, речь зашла и о словах соулмейта. Какей с гордостью сообщил, что свою соулмейт, а ныне и жену, он нашел уже давно. Джимпачи гордо показал надпись: «Закрой свой рот!», в обрамлении голубоватых узоров, ярко выделяющихся на фоне его смуглой кожи. И посетовал, что Анастасия не хочет признавать, что он ее соулмейт, даже видя подтверждение на своем животе. Сейкай смутился, и отказался отвечать даже сестренке. Бенмару с огорчением сообщил, что ему уже десять, а метки нет. Сайдзо сказал только, что его метка на спине, и раздеваться ему лень. Исанами долго от него не отставала, но Киригакуре, похоже, был настроен решительно. И тогда Джимпачи обратил внимание… на Каманоске. Их штатный псих отпирался, но как-то вяло. Кажется, от жары его совсем разморило. — Да задолбали… — устало вздохнул Юри, стягивая с себя шейную ленту. На бледной коже шеи выделялись угольно-черные слова: «Ты сумасшедший!». И черно-золотисто-зеленые узоры вокруг. — Вот это тебя приголубит кто-то, — хохотнул Незу, подливая себе саке. — Ну, что, нагляделись? Бесите, — цыкнул парень, повязывая снова ленту. — Да ладно тебе. Подумаешь, назовут тебя психом, — пожал плечами Сайдзо. — А зачем ты прячешь татуировку? — полюбопытствовала Исанами. — Она тебе так не нравится? — Дело не в этом, — возразил Каманоске. — Я просто не люблю, когда на нее пялятся. Я вообще думаю, что это слишком личное, чтобы показывать окружающим, — отвернувшись, сказал он. Саске все это время молча сидел в углу. Позиция Каманоске касательно татуировки его удивила, но вызвала невольно уважение. Вот бы и остальные были такими же тактичными. Но увы. Так что Саске, не дожидаясь, пока вспомнят о нем, тихонько отодвинул седзи и выскользнул на улицу. Лежа на широкой ветке дерева, Сарутоби поглаживал татуировку на шее. Интересно, каким он был?.. Он уже не первый раз об этом размышляет. Каждый раз он представляет себе что-то новенькое. Вспоминая слова сенсея о пути и вероятном характере своего соулмейта, Саске воображал то самурая, повернутого на битвах и войне, то кого-то, похожего на Каманоске… Шиноби вздохнул и с силой потер шею. Кожа была мертвой, ничего не чувствующей. — Так она и правда серая? Твоя татуировка? — раздался негромкий, полный любопытства голос. Саске дернулся, чуть не слетев с ветки. Приподнявшись на локтях и повернув голову, он увидел сидящего на соседнем дереве Каманоске. Свесив ноги с ветки и легкомысленно ими болтая, он с интересом разглядывал Сарутоби. — Кто тебе проболтался? — требовательно спросил Саске. — Стрелок. Джимпачи заметил, что ты ушел, и начал возмущаться, что не успел спросить тебя о твоих словах. И тогда Какей сказал, что твоя татуировка серая. Твой соулмейт умер, да? — Юри склонил голову набок. По его зеленым глазищам ничего не возможно было прочесть. Любопытство, что-то еще. А что — не понять. Шиноби из Коуга отвернулся. Разговаривать на эту тему он не любил. — И что дальше? Серая, ну так и что? — Ничего. Ты его не успел встретить, да? — Да. Ты тоже? — зачем-то спросил Саске. Каманоске молча опустил голову, посмотрев вниз, на свои ноги. Непонятно усмехнулся. — Ну да. И, как ни странно, не горю желанием встретиться с этим человеком. — И знакомо потер шею. Очень знакомо. Прямо, как Саске. — Почему? — по-настоящему удивился Саске. — А что приятного в том, чтобы тебя психом называли?! — вскинулся Юри, и тут же сник. — Меня так с детства обзывали… в моей родной деревне. Я очень боялся, что кто-то из деревенских парней — мой соулмейт. Они все… — Каманоске замолчал. Снова усмехнулся, упорно пряча взгляд. — Не имеет значения. Просто мне не нравится, когда меня так называют. Я не отрицаю, я странный, и тем не менее — мне это не по душе. — Я думаю, я могу это понять, — пробормотал Сарутоби. — Ну, а ты? — Каманоске уперся локтями в колени, умостив подбородок в ладонях. — Давно твой соулмейт умер? — Голос был серьезным, без намека на насмешку. — Шесть лет назад. — И ты хранишь ему верность? И до сих пор оплакиваешь его? Человека, которого ни разу не видел? Саске молча кивнул. Пусть Каманоске назовет его дураком, пусть скажет, что это перебор, что это слишком правильно и слащаво, но он не мог иначе. Не мог предать пусть даже тень человека, который был с ним связан призрачной, но крепкой нитью. — Я понимаю, — тихо сказал Юри. Сарутоби посмотрел в его зеленые глаза. В сумраке вечернем они казались очень темными. И худое лицо Каманоске казалось серьезным и взрослым, печальным, будто отмеченным печатью скорби. И на миг показалось — да, понимает. И принимает. И протягивает в ответ полную чашу своей боли, забирая твою. «Выпей со мной. До дна. Тогда тебе ничего не будет страшно». Они проболтали до утра. Саске рассказывал про клан Коуга, про сенсея, про соклановцев; про жизнь в Уэдо, про зверей в лесу; вспоминал всякие смешные или просто интересные случаи. И с удивлением признавал, что его жизнь была довольно-таки увлекательной и нескучной. А Каманоске рассказывал о местах, по которым ему довелось странствовать. Оказывается, он с двенадцати лет путешествовал — первые три года с учителем, затем один. И только полгода назад осел в Долине Вихрей, где на него наткнулись Сайдзо, Исанами и Какей. Еще Юри знал много разных легенд о призраках, екаях и ведьмах. И очень интересно их рассказывал. Чего-то личного они не касались, но даже такой обыденный, ничего не значащий разговор… Неимоверно грел душу. Саске поймал себя на том, что уголки губ чуть приподнимались. А Юри уже давно звонко смеялся, распугивая первых утренних птиц. Заметив, что красноволосый сцеживает зевки в кулак, Сарутоби погнал его спать. И сам решил подремать: все равно сейчас на страже Анастасия. Закрывая глаза, вслушиваясь в затихающую незатейливую песенку, которую мурлыкал, уходя, себе под нос Юри, он чувствовал, как шрамы в его душе впервые за долгое время перестают ныть. Будто кто-то вылил щедрой рукой целебный бальзам. Будто кто-то погладил солнечными лучами замерзшее сердце. — Спасибо, — едва слышно выдохнул вслед Ветру Саске, отдавая себя во власть сна. Каманоске, остановившись на опушке леса, обернулся и непривычно мягко и тепло усмехнулся: «Не за что». *** Теперь Каманоске пропадал все время в лесу. Помогал Саске с обходом границ, возился вместе с ним со зверьем, обедал с ним вместе… Было весело. Каманоске обладал какой-то очень живой и яркой аурой, которая заражала своей жизнерадостностью. И это при том, что Юри действительно обожал сражения, кровь, убийства, боль. Но рядом с Сарутоби, красноволосый, казалось, сдерживал свои кровожадные и безумные порывы, опасаясь оттолкнуть… друга? Саске понимал его. И молча принимал это. Это совсем малая часть платы за то, что Юри сумел заставить его улыбаться впервые за шесть лет. Впервые за все эти долгие годы Саске смог вздохнуть полной грудью и от души порадоваться ясному небу, теплому солнцу, весеннему прекрасному лесу. И это было так чудесно, так опьяняюще, что Сарутоби сам не заметил, как привязался к Каманоске. Понял он это в какой-то деревне, где они вместе с Юри и Сайдзо выполняли поручение Санады. Какой-то пьяный самурай прицепился к Юри, приняв его за девушку. На такое Каманоске реагировал очень болезненно, потому накостылял зарвавшемуся пьянчуге по самое не балуй. А тот, уже валяясь на земле, израненный и избитый, бросил им вслед: «Да ты просто псих! Ты сумасшедший!». Каманоске вздрогнул, поджал губы и ускорил шаг. Саске вспомнил вдруг, что татуировка Юри — ярко-черная. Что его соулмейт где-то еще бродит. И однажды найдется человек, который назовет его сумасшедшим и заберет себе. Сумасшедшего, яркого, живого, солнечного, веселого, гибкого, красивого… И Сарутоби не станет мешать. Кто он? Просто друг. Он не имеет права вставать на пути к счастью человеку, который его вытащил из глубин отчаяния. Он отпустит Юри, а сам уйдет в тень. И будет вечно хранить мгновения солнечно-весеннего счастья, когда Юри смеялся для него. Этого дня Саске ждал смиренно, но с болью. Каманоске видел все по глазам, но молчал. Тоже чего-то ждал, или, может, не хотел травить душу Саске нелегким разговором? Вообще-то, никто в Уэдо этого не знал, но Юри имел очень развитое чувство такта. И если понимал, что какая-то тема может ранить собеседника, тут же уводил разговор в другую сторону. За это редкое понимание Саске особенно ценил красноволосого. А за что же ценил Саске сам Юри? Каманоске не знал ответа на этот вопрос. Честно. Просто его тянуло к замкнутому рыжику, тянуло и все тут. Он тоже не хотел думать о дне, когда встретит своего соулмейта. Ведь тогда он лишится Сарутоби. Навсегда. Это очень грустное слово, не так ли? Поэтому он решил, что ни за что не оставит рыжика. Кем бы ни был его соулмейт, он останется с Саске. В конце концов, без него шиноби Коуга окончательно замкнется в себе и зачахнет в своем лесу среди зверей. Каманоске ему необходим. И самому Юри так хотелось быть кому-то нужным; знать, что его ждут, ему рады. Хотелось бы, чтобы так продолжалось как можно дольше. Может, всю жизнь. Но у плутовки-судьбы были на них свои планы. Незадолго до битвы Храбрецов с воинами Нобуюки (Сайдзо крыл обоих Санада, не стесняясь в выражениях, и все молчаливо выражали свою полную с ним солидарность), к ним присоединился Хаттори Ханзо, в качестве Воина Огня. А Бенмару стал приемным сыном Санады — Санадой Дайсуке. И тут же Юкимуру понесло (навстречу приключениям) на какую-то встречу. Разумеется, он взял с собой всех Храбрецов. Абсолютно всех, оставив Уэдо на рядовых шиноби и самураев. Ну, и, разумеется, без приключений не обошлось. — У меня какое-то дурное предчувствие, — пожаловался Каманоске Саске, который ехал рядом с ним. — Нам точно нужно ехать этой дорогой? Саске молча кивнул. Они ехали, выстроившись попарно, по горному серпантину. По узкой дороге, с одной стороны которой возвышалась над ними скала, а с другой был обрыв. Высота была… очень приличной. Смертельной. И Саске, который ехал с краю, старался не смотреть вниз — сразу начинала кружиться голова. — Ты чего бледный такой? Высоты боишься, что ли? — догадался Юри. Подумав, предложил: — Давай, как дорога пошире станет, поменяемся местами, а? А пока не смотри вниз — смотри вперед, вон, на Сайдзо. Хотя что на него пялиться, едет со своей принцессой, как верный рыцарь… Только какой-то очень уж угрюмый рыцарь вышел, — задумчиво произнес Юри, оценивающе пробегая взглядом по напряженной спине Киригакуре. — Я все слышу, — рыкнул Сайдзо через плечо. Не одного Юри мучали плохие предчувствия. — Спасибо, — выдохнул Саске. Он понимал, что Каманоске старается отвлечь его, пусть и в своей своеобразной манере. И был за это очень благодарен. Вскоре они добрались до более широкого участка дороги, и Санада решил сделать небольшой привал. Но только они спешились, как сверху на них посыпались камни. Какие-то бандиты сбрасывали на них валуны, которые успешно отбивал Сейкай. Затем, они скрылись за уступом. Затихли. А затем… Отвесная скала начала надвигаться на них, подталкивая ближе к краю. Сейкай уперся в нее, пытаясь остановить. Но тщетно. Убежать они не смогли бы: камни перегородили дорогу. Безвыходное положение. «Вот и все. Сейчас я умру и встречусь за гранью со своим соулмейтом. Он уже долго меня там ждет. Жаль, Каманоске своего не встретил…» — Так, если хотите жить, схватитесь все за руки, быстро, — странно напряженный Каманоске скомандовал резким, громким голосом. — А? Чего это ты… — начал было возмущаться Сайдзо, но Юри его перебил: — Жить хочешь? Хватай одной рукой белобрысую дуру, а второй — Ханзо, и рот закрой! Как ни странно, Ханзо тут же соединил руки Сайдзо и Исанами, взял за другую руку Киригакуре. Свободной рукой схватил Саске, ну, а Каманоске крепко сжал другую руку Сарутоби. Остальные Храбрецы быстренько соединились в цепочку на самом краю. — Все держатся? — Юри оглядел всех взглядом. Безумно сверкнул зубами в диком оскале, глянув на Саске. — Ну, а теперь, Саске… Держи меня крепко за руку и упаси Аматерасу тебя ее отпустить! И прыгнул с обрыва, утянув за собой остальных. Некоторое время они летели вниз, сопровождаемые визгом Исанами, ором Сейкая и Дайсуке (п/а — Бенмару. Далее, я буду звать его именно Дайсуке. И это не моя фантазия, так в манге написано) и матом Джимпачи. Резкий порыв ветра ударил в лица, выжимая слезы. Ударил еще раз и еще упругим невидимым крылом. Сарутоби почувствовал, как Каманоске сильно, до боли сжал его пальцы, резко выгнувшись в воздухе. Ветер… нет, жестокий и сильный вихрь подхватил их, без особой нежности задержав падение и уронив с высоты около метра на землю. Целых и невредимых. Саске тяжело дышал, глядя широко распахнутыми глазами на хохочущего во все горло Каманоске, согнувшегося пополам от смеха, который до сих пор не отпустил его руки. Или это сам Сарутоби продолжал сжимать узкую ладонь? Дикий смех Юри привлек внимание остальных. «Должно быть, это что-то вроде истерики», — мелькнуло где-то в глубине сознания Саске. — Ты сумасшедший! — выпалил он то, что вертелось у него в голове на переднем плане. Саске бешено трясло от страха высоты, от шока, от удивления, от еще целого букета странных чувств. Смеющийся Каманоске с трудом разогнулся, смахнул слезы смеха с ресниц… и резко развернулся к Саске, распахнув глаза и уставившись на него с огромным удивлением. — Что… Что ты сказал?! — охрипшим голосом спросил Юри, наклоняясь немного вперед. — Что ты… — Так, на выяснение отношений у вас нет времени, — оборвал их Хаттори, кивнув на скалу, с которой спешно спускалась добрая сотня бандитов. Или все же это были наемники Токугавы? Лично Сайдзо склонялся ко второму варианту. — Вот настырные, — фыркнула Анастасия, стряхивая с себя руку Незу. — Уходим в лес, — приказал Санада, подавая пример. Храбрецы помчались за ним в чащу. Исанами Сайдзо взял на руки, Дайсуке проворно влез на закорки Сейкая. На бегу Саске временно отрешился от всех мыслей. Сейчас не время искать ответы. Вот они остановятся, отдышаться и тогда… — Саске, что ты сказал? — выпалил Каманоске, едва это произошло. Храбрецы, пытающиеся отдышаться, внимательно прислушались к ним. — Что ты сумасшедший, — недоуменно моргнул Саске. И выдохнул, сжимая зубы, когда Каманоске схватился за шею. Вернее, за ленту. Путаясь в узле, он стаскивал ее, прерывисто дыша. — А я что тебе наверху сказал?! — Каманоске наконец стащил ленту с шеи, показывая татуировку. — Ты сказал: «Держи меня за руку…» — начал было Сарутоби и запнулся. Лихорадочно отдернул ворот, ощупал шею. — «Держи меня крепко за руку и упаси Аматерасу тебя ее отпустить!» — процитировал вместо него Ханзо, с любопытством разглядывая татуировку на шее Саске. Угольно-черную. С едва заметными на свету золотистыми искорками, которые появлялись, едва только эти слова были озвучены. Каманоске отклонил немного голову назад, чтобы стали заметны такие же искорки на его словах. — Но как… Ты… Ты же… Она была серой… Как такое… — растерянно забормотал Сарутоби, ощупывая шею. В голове была абсолютная сумятица, ни единой здравой мысли! Кроме одной. Его соулмейт жив. И стоит прямо перед ним. — Что-то я раньше не слышал, чтобы после смерти соулмейта у человека появлялся еще один соулмейт, — покачал головой озадаченно нахмурившийся Юкимура. — Каманоске… — Прости меня, — быстро сказал Юри. В изумрудных глазах были растерянность, страх и вина. Губы немного дрожали. — Прости, пожалуйста, я тогда не знал… Что мой соулмейт… Что татуировка моего соулмейта посереет. То есть, я мог бы догадаться, но позже… Прости… — Стоп, Каманоске! Поясни, пожалуйста, внятно. Ты же понимаешь, почему татуировка Саске посерела, хотя ты, его соулмейт, жив и здоров? — Санада решил взять дело в свои руки. Потому как сразу было видно, что парни оба растеряны и ошеломлены, и не способны на связный диалог. — Потому что я и правда умер, — произнес Юри, переводя взгляд на Юкимуру. Сарутоби открыл рот, с трудом делая вдох. Что?! — А конкретнее? — деловито прищурился Ханзо. — Меня… — Юри нервно облизнул губы. Внезапно успокоившись, он с какой-то странной горьковатой безмятежностью посмотрел на Ханзо. — Меня похоронили заживо, когда мне было одиннадцать лет. То есть, ровно шесть лет назад. Когда у тебя посерела татуировка, — Каманоске искоса посмотрел на шею Саске, — я задохнулся в могиле. И умер. — Но ты же живой! Ничего не понимаю, — тряхнул головой Какей. — А я и сам не понимаю, как так вышло, — пожал плечами Юри, кривя губы в притворно-беззаботной улыбке. Позволив ей исчезнуть, он продолжил невыразительным тоном: — Жители деревни, в которой я родился, решили принести меня в жертву своим богам, чтобы они смилостивились и даровали им богатый урожай. Меня связали, оглушили и бросили в яму. И начали закапывать. Я быстро пришел в себя, кричал, умолял, плакал, проклинал… Но меня не слушали. Я задохнулся. И… не помню точно, что дальше было. Кажется, я был в Аду. Затем, помню, как поджигал деревню. Как метались люди, а я смеялся, и мне было легко-легко… Мне кажется, я стал кем-то вроде демона или мстительного духа. Только очень уж человечного какого-то духа. Я же расту, как обычный человек. Питаюсь, сплю, дышу… Но это правда, я умер… Да, умер, — повторил Юри, опустив голову. Бросил смущенный взгляд на Саске. — Я и подумать не мог, что с моей смертью твоя татуировка посереет. Прости, я должен был догадаться и что-то сделать. Как-то найти тебя. «Прости меня за эти шесть лет, полных скорби», — вот, что прочел Сарутоби в изумрудных глазах. И ему стало вдруг как-то спокойно. Растерянность и шок прошли, оставив уверенность, что все хорошо. — Значит, ты не совсем человек, да? Кто же ты, Каманоске? — задумчиво спросил Санада. — Да какая разница? — пожал плечами Каманоске. Прищурив глаза, он посмотрел на хлопающую глазами Исанами. — А вот что действительно интересно… Когда ты, Исанами, успела своего соулмейта найти? — Э? — быстро заморгала Исанами. Скосила взгляд на лодыжку: широкие ленты — завязки ее новых сандалий (п/а — не гэта, которые она носит в аниме; тут другое, выдумка автора) — скрывающие ее татуировку, сползли, открывая черную надпись, с мягко вспыхивающими искорками. — Ой, ну… — янтарные глаза забегали, жрица начала жевать нижнюю губу и мять в пальчиках подол платья. — Исанами! Кто это? Почему ты не рассказала братику?! — Сестренка!!! — А еще, Ханзо, почему ты еще Сайдзо не признался? Или ты еще не знаешь, что он твой соулмейт? — прервал новым вопросом начавшуюся истерию Каманоске. Да уж, шокировать всех так не смогла бы даже богиня Идзанами. Саске смотрел, приоткрыв рот, как Сайдзо отшатнулся от заухмылявшегося Ханзо; как Исанами завозмущалась, потихоньку прячась за спину Сайдзо от двух обеспокоенных «братцев»; как Какей начал всех успокаивать, производя еще больше шума. Как Джимпачи начал под шумок подкатывать к флегматично за всем наблюдающей Анной. И тут его аккуратно взяли за локоть. — Пойдем отсюда, пусть сами разбираются; а нам надо поговорить, — обожгло ухо горячее дыхание Каманоске. Послушно последовав за красноволосым в лес, Саске бездумно смотрел на взъерошенные после полета со скалы волосы Юри. Интересно, о чем пойдет разговор? Хотя он уже догадывался… — Прости меня, — выпалил Каманоске, остановившись и развернувшись к Саске. Взгляд у него был по-настоящему отчаянный. — Правда, прости меня. Эти шесть лет… Ты оплакивал меня, даже не имея представления, кто я. Ты страдал из-за смерти человека, которого в глаза ни разу не видел. Прости меня за то, что тебе пришлось такое пережить. Прости меня. — Прекрати извиняться, — качнул головой Сарутоби. Осторожно погладил Каманоске по голове. — Ты же и правда ничего не знал. Я боюсь даже представить, каково тебе было… Твоей вины тут нет. — Ты правда на меня не злишься? — пробормотал Юри. — Правда. — И… что теперь? Будем вместе? — нерешительно предложил Каманоске. Подумав, Саске кивнул. Просияв, Юри вдруг бросился ему на шею. Покачнувшись от неожиданности, Сарутоби, усмехнувшись, обнял Юри. Какой он еще ребенок… А ведь он два года младше Саске, ему семнадцать. Ровесник Исанами. Кажется взрослее своего реального возраста, гораздо взрослее; но в глубине души все еще живет недолюбленный, но веселый и игривый ребенок. — Расскажешь мне всю правду, Каманоске? То, что не сказал там, на поляне? — тихо спросил Сарутоби, поглаживая Юри по спине. — Расскажу. — Юри отстранился от парня. Плюхнувшись прямо на землю и прислонившись к стволу дерева, он похлопал рукой по земле. Саске сел рядом, внимательно глядя на кусающего губы Юри. — Меня в деревне не любили за многое, — начал он. — За цвет волос, за то, что родился вне брака, за то, что мама была сумасшедшей и повесилась в лесу, когда мне было пять… За то, что я был очень дерзким и вертлявым, что не стеснялся бить тех, кто меня обижал. Ну, короче, за многое. И вот однажды меня решили принести в жертву. Я ничего не знал об этом. Короче говоря, — Юри снова облизнулся. — Я помню, как меня засыпали землей; как было темно и страшно. Нечем дышать, пахнет сырой землей, она забивается в рот, в нос. Страшно. Умирая, я проклинал тех людей, которые не пожалели ребенка ради своего благополучия. Ад… Да, я его помню. Но рассказывать о нем не буду. Меня отпустили мстить, даровав силу. Физическую, а также власть над Ветром. Я выбрался из могилы и сжег деревню. Дотла. Вместе со всеми ее жителями. Впрочем, может, кто-то и ускользнул. Я скажу жестокую вещь, но мне совершенно наплевать, даже если тогда погибли дети, старики, женщины. Я их всех ненавидел. И никто из них не был ко мне добр. Так что если они сдохли — мне начхать. И да, некоторых я убил своими руками. Наверное, это действительно не по-человечески — когда одиннадцатилетний мальчишка пробивает взрослого мужчину рукой насквозь, — слабо улыбнулся Каманоске. В глазах мелькнула тень безумия, плачущего кровью. Саске молча обнял его, притягивая к себе. Юри положил свою голову ему на плечо, расслабляясь и глубоко дыша. — Как ты узнал, что Ханзо и Сайдзо соулмейты? — Сарутоби решил сменить тему. — Когда Сайдзо, я и Ханзо сражались в Идзумо, Ханзо что-то сказал Сайдзо, и я заметил, как замерцала его татуировка. Там у него сзади край одежды задрался, я видел часть надписи. А затем Сайдзо ему что-то ответил — я не следил за их разговором, если честно — и Ханзо как-то поежился. Наверное, почувствовал, как ожила его татуировка. А еще, — Юри шмыгнул носом, — я заметил, как Хаттори наблюдает за Сайдзо. Ну, знаешь, он так на него смотрел… — А глазастый ты, оказывается! — Хаттори бесшумно, как и подобает образцовому шиноби, вынырнул из кустов. Немного опасливо покосился назад. — Сайдзо, к сожалению, тяжеловато принять тот факт, что мы связаны судьбой. Но ничего страшного, смирится, рано или поздно! — оптимистично заявил Ханзо. Прищурился на сидящих рядышком и в обнимку Саске с Каманоске. — А вы гармонично смотритесь, между прочим. Разобрались между собой? К слову, Санада заметил, что вы слиняли. — Да пофиг, — отмахнулся Каманоске, теснее прижимаясь к Сарутоби. Кажется, он совершенно не стеснялся присутствия Ханзо. А вот Саске мучительно покраснел. Но отстраняться не стал. — В любом случае, я, кажется, должен сказать тебе спасибо? — Обойдусь без благодарностей. — А не хочешь узнать, кто соулмейт Исанами? — вкрадчиво спросил Ханзо. — Хочу! — мигом оживился Юри. Да и Саске ушки на вострил. — Дате Масамуне, — громким шепотом ответил Ханзо, ехидно ухмыляясь. — Чего?! — вышло хором. Парни переглянулись; у обоих были круглые от удивления глаза. — То! Помните, он ее похитил в прошлом месяце? Вот тогда они все и прояснили. Подробностей я не знаю, конечно, но, кажется, Дате хотел ее склонить к близости, а наша принцесса его отвергла. И… сами понимаете. — Представляю, в каком бешенстве сейчас Дракон Осио, — задумчиво произнес Саске. — Против своего соулмейта сражаться нельзя, а Исанами на стороне Санады. — Придется Одноглазому Дракону присоединиться к Юкимуре. Ну, это их дела… А мне надо разобраться с моим Сай-тяном, — промурлыкал Ханзо и решительным шагом направился обратно в кусты. — Как-как? — ошарашенно пробормотал Саске. — Сай-тян?! — Интересно, а Сайдзо знает, как его прозвал Ханзо? — протянул с легкой усмешкой Юри. — Вот это у него истерика будет… Переглянувшись, оба захихикали, как дети. Каманоске зажмурился, обнимая обеими руками Саске, уткнувшись носом ему в шею. Сарутоби тоже сцепил руки в замок на его спине. Теснее, теплее, ближе друг к другу, как только можно. Они оба достаточно настрадались, чтобы теперь наслаждаться теплом друг друга. Чтобы просто позволить себе быть счастливыми. — Знаешь, прости меня, Саске. — За что? — Я думал… Как хорошо, что твой соулмейт уже мертв, ведь, значит, ты меня не покинешь. Это ужасно, правда? — Каманоске, знаешь, я желал изо всех сил, чтобы ты никогда не встречал своего соулмейта. Я боялся, что ты от меня уйдешь. — Мы оба идиоты. — Ага. Кстати, ты сегодня что-то очень самокритичный. Извиняешься без конца… — Я чувствую вину и признаю ее. К тому же, — Каманоске хитро посмотрел на Саске, прищурившись. — Мы же уже выяснили, что я умнее, чем хочу казаться, нэ? Сарутоби тихо засмеялся. Поднял руку и сделал то, что давно хотел: потрепал Юри по макушке. Тот зажмурился от удовольствия и, кажется, даже замурлыкал, как большой, всем довольный, кот. В конце концов, Саске всегда хорошо удавалось приручать зверей. Даже такого безумного, несдержанного, кровавого, убивающего без жалости зверя. Свободного от рамок морали, но испытывающего вину за причиненные своей половинке страдания. Свободный, шальной кровавый Ветер, смеющийся над судьбой — и Хозяин Леса, бесшумно скользящий меж деревьев, властвующий над диким зверьем. Безумный Ветер запутался в кронах деревьев, опустился на землю и остался в лесу, согретый теплом его Хозяина. Хозяин Леса был очарован смехом Ветра, позволив своему сердцу запутаться в шелковых сетях чужого веселья и безумия. И лес его души был наконец-то согрет и освещен солнечными лучами, которым открыл сюда путь Ветер. Они разные, они слишком непохожи. Серьезный, сдержанный Саске; безумный, вспыльчивый Каманоске. Но — зеленые глаза смеются, в них пляшут золотистые искорки, а янтарные теплеют, на губах появляется мягкая улыбка. Пальцы переплетаются между собой. И у обоих — руки по локоть в крови, на самом деле. И они будут вместе. Так решила судьба и этого желают их сердца. «Держи меня крепко за руку… Не отпускай…» «Ты сумасшедший. И я тоже…» Мне нравится идея соулмейт! АУ. Я еще хочу по такой же идее — ну, со словами — написать фанфы по Последнему Серафиму (Микаэла/Лакус, Рене/Шиноа, Юичиро/Йоичи, Глен/Ферид) и Дюрараре (Шизуо/Изая, Шинра/Селти). О, и по Реборну (Хибари/Мукуро, Алауди/Спейд, Занзас/Тсуна, Реборн/Мармон, Генкиши/Нозару). З.Ы. Сессия? Что такое сессия? Сегодня экзамен? Правда? Не знала… З.З.Ы. Будет еще бонус. Чуть позже. И не ругайтесь за опечатки))