***
Мирон хватается за чужие волосы и, продолжая вдалбливаться в податливое тело, что выгибалось от каждого толчка, тянет на себя, чтобы оставить метку. Которая будет означать, что сегодня Евстигнеев был с ним. — А как тебя трахает он? — рэпер шепчет это на ухо, прикусывая мочку и проводя языком по ушной раковине, отчего Ваня готов заплакать, — Он тоже вдалбливает тебя в кровать, оставляя на твоих бедрах синяки? — чужая рука скользит по бледному бедру, обхватывая возбужденный член и большим пальцем надавливая на головку, — Он называет тебя как-нибудь? — Да-а-ах, — у Евстигнеева все плывет перед глазами, он уже даже не знает, где верх и низ. — Ты самая настоящая блядь, — и Федоров вжимает чужую голову в подушку, входя в парня полностью, отчего тот выгибается. Вся эта нежность — показуха. Все эти ласки — ложь. И Ваня это знает. Он ненавидит эти ебаные вопросы во время секса, но отвечает на них. Потому что так хочет Мирон. Потому что если этого всего не будет, то рэпер даже не подойдет к нему и не посмотрит на него. — Как часто ты ебешься с ним? — Мирон сжимает бедро парня пальцами, чтобы остался синяк, он хочет что бы Дарио это заметил. — Каждый день, — Ваня стонет и подмахивает бедрами в бешеный такт, который задал Мирон, — каждо-аах-е утро, даже на… — Федоров полностью выходит из парня и убирает руку с члена, и Евстигнеев разочарованно стонет, но собирается с мыслями и продолжает, — даже на репетициях, пока вы с Мамаем базарите насчет евротура. — Вот ты дрянь. Ваня разозлил Мирона. И Евстигнеев знает, к чему это приведет — к боли. Федоров хватает парня за голову и впечатывает в спинку кровати, разбивая бровь, и резко входит в парня. — Больно! — на глаза Вани наворачиваются слезы, и совсем не от боли. — Вы же ебетесь каждый день, так что твоя дырка должна к этому привыкнуть. И Ваня закрывает глаза и утыкается в подушку, чтобы Мирон не видел слез. — А ты завидуешь? — парень кусает подушку и сминает в руках мятую простынь, — А тебе, каково было трахать Рому? И Федоров шлепает по оголенной заднице, а потом еще и еще, вколачиваясь в тощее тело, тянется к острым плечам и оставляет на них больше укусов, вонзаясь острыми зубами в чужую плоть до крови. — Ты сука, - он шепчет это на ухо хриплым голосом, обильно кончая на тощую задницу.***
Порчи заходит в чужую квартиру, которая стала уже родной. Он закрывает за собой двери и бросает сумки у шкафа. — Ваня, я дома, — Дарио улыбается, он безумно хочет увидеть любимого. В доме темно, хоть глаз выколи, лишь в одной комнате еле-еле горит свет, и Виера направляется туда. Он идет по коридору и, замечая осколки разбитого зеркала, внутри что-то обрывается. Когда Дарио заходит в комнату все ломается. Ваня сидел в кресле в тусклом свете, что окрашивал его в синий цвет, в длинных пальцах тлел окурок. А вся шея была осыпана укусами. Он смотрел в монитор ноутбука, точнее не он, а лишь оболочка. Евстигнеева тут не было. — Ваня? — и Порчи знает, что произошло. Он поднимает больные глаза на португальца, слегка улыбается разбитыми губами. — Я ждал тебя, — на столике стоял открытый ноутбук, и на Виеру смотрел не только Ваня, а еще ненавистные серые глаза, что разрушили всю его жизнь, чей рот растягивался в надменной улыбке. Мирон ломал все, что было дорого Дарио. Блондин тушит сигарету о стол и поднимается со стула, направляясь к Порчи, он снимает майку, оголяя кровоподтеки на теле. И для Дарио он был прекрасной сломанной куклой, которую он чинил, но потом ее безжалостно разрушали. Евстигнеев был прекрасен в синем цвете: длинные руки, изящные пальцы. Они всегда привлекали внимание португальца, особенно живая улыбка, что озаряла лицо парня по утрам, но не сейчас. — Не надо, — Порчи уворачивается от протянутой руки. Внутри все разрывалось от боли. — Прошу, не отталкивай, — Ваня смотрит в зеленые глаза, — поцелуй меня, пожалуйста, — и из глаз парня текут слезы. Красивая кукла плачет. И Порчи готов разъебать Мирону лицо, уничтожить, убить то, что любит рэпер. Сделать то же, что сделал Федоров. Он подходит к Евстигнееву и касается разбитой губы, а потом вытирает мокрые щеки от слез. Дарио обволакивает блондина, бережно обнимая и целуя в искусанную шею. — Успокойся, — португалец гладит Ивана по спине, — я люблю тебя. И от услышанного у Евстигнеева начинается истерика, что его тело сотрясается дрожью и воем, он цепляется за кофту Дарио, будто он единственная связь с реальностью. — Прости, я такая мразь, - парень всхлипывает, крепче прижимаясь к Виере. — Тише, — Дарио отстраняет от себя Евстигнеева и целует в разбитые губы, — пошли спать. Они молча ложатся на белые простыни. И Евстигнеев засыпает переплетая свои пальцы с чужими. Он мирно засыпает, а Порчи готов рвать и метать, уничтожить все, особенно чувства Рудбоя и свои. Он влюбился в шлюху, что являлась подстилкой для Федорова.