Невозможно забыть

— Быстрее, быстрее! — голос охранника эхом раздался во всём помещении. Толпа мгновенно смолкла. Лишь музыка раздавалась в стенах здания, но теперь она не казалась наполненной жизнью или энергией. Она давила на перепонки, а яркий свет от лампад словно прожигал глаза и мешал сфокусироваться на чём-то определённом. Оливер шёл молча, ощущая на себе взгляды, как ему казалось, тысяч и тысяч человек. На самом же деле здесь присутствовало не более трёхсот, но все они, наблюдая за его быстрым шагом, ожидали, что он снова выкинет что-то сумасшедшее. Сайкс чувствовал, как рука Джордана грубо пихала его к выходу. Остальные участники группы кидали на него хмурые взгляды, мол, «иди быстрее, на нас все смотрят, нам неудобно». Выступление не задалось. На него могли попасть лишь богатые люди, и хоть Оливер не особо любил сдирать с людей деньги за выступления, ему, чтобы очистить свою совесть перед ними, приходилось выкладываться на полную. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Выпитое прямо перед живой презентацией нового альбома пиво норовило вот-вот извергнуться на пол. Нет, всё-таки Оливер слишком переоценил свои возможности. Выступать шесть часов подряд — не его. Он не понимал, отчего вдруг весь зал мгновенно смолк, когда злополучные слова охранника пронеслись над высокими стенами. Он не понимал, почему все смотрели на него по-другому — не с обожанием, а скорее с презрением. Стоило им выйти, ледяной воздух ударил в лицо Сайкса. Он почувствовал, как кровь вновь приливает к нему, как лёгкие наполняются свежим воздухом. Уже было не душно, можно было жить. Он закрыл глаза на мгновение и представил себе, как валяется дома, смотрит телевизор и готовится ко сну. Скоро ли он будет дома? Скоро ли он увидит свою девушку? Мэтт Кин подпихнул его к чёрной роскошной машине, стоящей неподалёку. Оливер чуть пошатнулся и оперся руками о крышу автомобиля. Он не хотел садиться внутрь, снова лишать себя воздуха. Но члены группы были настойчивы. Оливер не понимал, почему всё прошло так ужасно. За последние пять лет не было ещё ни одного такого позорного выступления. Разве что концерт, на котором его стошнило прямо на фаната. Впрочем, тот был настолько безумен, что был рад этому и простоял в грязной майке перед сценой ещё около полутора часа. Ехали они медленно. Джаред, сидящий рядом, отодвинулся от него как можно дальше, словно от Оливера разило. Может, так и было, но это было лишь результатом длительного выступления.  — Ну, кхм… Всё прошло не так плохо. Я слышал отсюда, — водитель, а по совместительству завсегдатай душевных бесед группы, подмигнул в зеркало ребятам, а те в ответ лишь фыркнули.  — Лучше убейте меня, — Мэтт Николлс закатил глаза и уставился в окно. — Это было худшее выступление за всё время существования чёртовой группы. Как всё достало… Оливер долго вглядывался в очертания города, совершенно не обращая внимания на говоривших. Захотелось закурить. Он открыл окно и подставил лицо ветру, снова почувствовав вечерний воздух на своём лице. Внезапно на стекле появилась рука. После — женское лицо, искажённое непонятной эмоцией. Молодая девушка осмотрела каждого из членов группы (а все они были очень измотаны) и искривилась. Никто из ребят не попытался её оттолкнуть или крикнуть на неё — все просто удивлённо смотрели, как она выплёвывает одну единственную фразу:  — Совсем вы опопсели, ребят… Она остановилась, а спустя пару секунд осталась уже где-то далеко-далеко позади.  — Не слушайте её, — произнёс водитель грубо, забыв о том, что совсем недавно обращался к ребятам более спокойно. — Дура тупая. Просто фанатка. Все промолчали. Никому не хотелось ничего говорить. Этот альбом и вправду вышел другим. Но это не было поводом оскорблять каждую его песню. Разве новое звучание — не поиски себя? Лишь один член группы всё ещё смотрел на девушку позади — то, как она медленно оборачивается и протирает глаза, совсем уставшая и измотанная, так же, как и все они. Должно быть, она потратила все свои сбережения, чтобы попасть на это выступление. А ничего не получила взамен. Насмешливый тон фанатки, её презрительный взгляд вернули Оливера в те времена, которые невозможно забыть. Во времена, когда Митч был ещё жив. Это было так давно… Они много спорили. Шутили друг о друге, о том, кто первым женится или разведёт очередную девушку (впрочем, делать это было несложно — какой фанатке не захочется провести ночь со своим кумиром?) Спорили они и о музыке, много. Устраивали шуточные соревнования, в которых разговаривали и пели только гроулингом. Им нравилось сравнивать всё, было оно похожим или нет. Тем вечером они остались в баре одни. Людей было много, однако все они были заняты своими делами и не замечали двух парней в рубашках, прикрывающих татуировки, и в очках на половину лица. Митч пил пиво вперемешку с соком. Его забавляли подобные смешения, хотя порой после экспериментов ему приходилось закрываться в туалете и «страдать». Оливер ограничился обычным чаем, хотя после стольких дней употребления алкоголя чай стал для него обычной водой.  — Знаешь, — начал Митч, чему-то ухмыльнувшись, — я тут подумал, что, наверное, когда-нибудь мы всё-таки сойдём с дорожки.  — В смысле? — Оливер наблюдал за тем, как ухмылка Митча становилась всё шире. Такое бывало, когда он придумывал что-то безумное. Оливер смотрел на губы Митча и думал о том, как же часто и без повода они складывались в подобные неприятные полуулыбки.  — Я имею ввиду, что рано или поздно мы перестанем играть такую музыку. С возрастом захочется чего-нибудь другого. И пусть я всем упорно твержу, что никогда не перестану исполнять с группой дэткор, я понимаю, что вру, — тон Лакера был необычным — отстранённым и задумчивым.  — Бред какой-то, — Оливер понимал, что доля правды в словах Митча была, но вслух этого говорить не хотел. Потому что каждый раз, признавая правоту Лакера, он осознавал своё поражение в их «соревновании». — Если я исполняю пост-хардкор, я и дальше буду его исполнять.  — Не говори за себя будущего. Рано или поздно надоедает копошиться в том, что знаешь наизусть. Хочется пробовать что-то новое, — ухмылка вновь образовалась на губах Митча. — А потом недовольные фанаты будут кричать вслед: «Опопсели!» Как с тем же Linkin Park. Оливер всё наблюдал за губами собеседника, ни о чём не думая и ни о чём не говоря. Просто смотрел, не имея возможности оторваться. Его занимало то, как возникали морщинки в уголках рта Митча, когда тот ухмылялся. И он сам не заметил, как начал думать о том, что эти губы красивы, когда улыбаются искренне. Красиво тогда и лицо Митча — светится, как будто озарённое лучами солнца, жизнерадостное и полное энергии. Лицо человека, готового поделиться своей энергией с толпой.  — Не верю, — произнёс тогда Оливер и отмахнулся, сделав очередной глоток безвкусного чая. Митч тогда вернул себе прежнюю фальшивую ухмылку и продолжил смотреть в окно, как будто разговора и не было. Однако, Сайкс увидел, как тот беззвучно произнёс: «Посмотрим». Каждое мгновение Оливер Сайкс помнил, как будто оно произошло вчера. Он ехал в машине и, сам того не замечая, ухмылялся, как ухмылялся некогда Митч Лакер в том баре. Он скучал по нему. И знал, что тот наблюдает за ним, видит его провалы и, возможно, смеётся над ним. По-другому быть и не может, верно? «Ты победил, Митч, — подумал Оливер, проводя пальцем по идеально чистому стеклу, — как всегда». На мгновение ему показалось, что в отражении он увидел те самые губы, сложенные в ухмылке. Но спустя секунду они растворились во тьме.