Тайное

      Все происходит быстро. Чересчур мимолетно, как бывает только с самыми значимыми моментами жизни. Просто Северусу надоело бегать, а Гарри надоело убегать. Хищник нашел свою добычу и уже не собирался никуда ее отпускать.       Какой-то коридор Хогвартса, темный и склизкий, словно по нему то и дело ползают сотни змей. Здесь таких полно и никто не станет их искать. Никто. Ведь жизнь на земле остановилась тогда, когда сухие морщинистые губы коснулись молодых, налитых кровью. Прогремел взрыв и земля тут же перестала вращаться. Необратимо.       Снейп ненавидел все эти «срочные дела». У Гарри их было множество. Тренировки, встречи с друзьями, проклятые уроки. Везде какие-то люди, дела, в которых профессору места нет. Нет места тому темному, что соединяет их. Оставались только жалкие встречи урывками, которые казались веками и жалкими долями секунд одновременно.       Молча. Жадные губы везде. На шее, на ключицах, за ушами — до куда только можно дотянуться. Изучать, оставлять темные метки, которые будут проходить еще неделю, присваивать. Об этих встречах никому не позволено будет узнать. Потому что в данные секунды никого и не существует. В промерзшем насквозь коридоре разгорается огонь. Первобытный, первородный, в котором двое горят дотла.       Нет никаких сил терпеть. Сильные грубые руки снимают одежду, прислоняют к стене, отчего в будущем появятся лиловые следы. Неважно. Не сейчас. Все потом — нежность, извинения, слова о высоком — для этого еще будет время. Но сейчас время слишком драгоценно, чтобы тратить его на это. Поттер пытается сдерживать стоны, зажимает рот рукой, боится что кто-то услышит. Может быть не зря. Пахнет здесь отвратительно. Все теми же змеями. Неважно, неважно.       Страсть. Она путает сознание, смазывает картинку, заставляет жаться к горячему телу каждой клеточкой тела, не оставляя пространства. Это не любовь. Это самое настоящее безумие. Руки с сеточкой морщин гладят острые углы тела, которому до этих морщин и шрамов еще долгие и долгие годы. Гарри не нравится, когда Снейп раздевает его полностью. Не в коридоре. А Северуса доводят все эти чертовы запреты и условия. Нельзя, нельзя, нельзя.       Северус входит в Гарри резким толчком — они итак слишком долго тянули. С искусанных губ срывается глубокий вдох, словно человек не дышавший очень и очень долго наконец получил столь желанный наркотик. И два человека «подсевшие» друг на друга. Запредельно близко. Они слишком долго ждали, чтобы мыслить разумно. Чтобы какие-то границы и стены еще оставались в их сознании.       Одном на двоих. Жизнь в прикосновениях горячих пальцев к коже, покрытой тонким бисером пота, жизнь в мимолетных поцелуях, там — глубоко внутри. В глазах — изумрудных с одной стороны и беспросветно черных — с другой. Не в тех странных, никому не нужных «делах». Она здесь. Внутри Гарри. Внутри Северуса.       Последние капли этой тайной, грешной жизни навсегда останутся впечатаны в эти каменные стены. Никому не будет позволено знать о них.       Кроме двоих. Которые разойдутся громко дыша, но все еще в непроницаемой тишине. Уйдут, не шепнув, не сказав ни слова. Уйдут и обязательно встретятся снова.