Дружба - это чудо

добро лежит с температурой и разжимая кулаки бессильно слушает как в кухне зло греет с мёдом молоко

Мама прошлась по комнате, тихо ругаясь себе под нос по поводу пропавшей помады. Пару минут назад она закончила болтать по телефону с Дайшо-сан, и, если бы только Куроо знал, к чему приведет этот разговор, предпочел бы вообще не просыпаться. Сейчас же он сонно хлопал глазами и прочищал горло, чтобы возразить – впрочем, шансов у него практически не было. – Нет, нет, – возмутился он и закашлялся. Третье и четвертое «нет» потерялись за очередным приступом – именно он и подвел Куроо. Да, точно. Будь он в силах выдавить из себя еще парочку убедительных «нет», возможно, мама осознала бы, насколько ему не нравится эта затея. – Мы с папой и Дайшо-сан едем на свадьбу к подруге в Акиту. Сугуру будет скучно дома одному, а так он и за тобой присмотрит. Куроо оторвал голову от подушки и уронил обратно. Семнадцатилетнему парню будет скучно дома одному – их родителей явно настигла амнезия относительно собственной молодости. – Мам, – жалобно простонал он. – Я лучше захлебнусь соплями, чем проведу двое суток с Дайшо в одном доме. Этот парень прикончит меня быстрее, чем любая болезнь. Мама всплеснула руками и подошла ближе, натягивая одеяло Куроо под самый нос. – А вот Сугуру с радостью согласился побыть с тобой. Куроо недоверчиво вздернул бровь. – С радостью? Он точно хочет меня убить. – Никогда так не говори, – одернула его мама, крутясь у зеркала. – Сугуру обещал подойти к пяти. Надеюсь, за это время лекарства убьют не только вирус, но и твою вредность. Вы же дружите уже семь лет. – Мы не дружим. – Разве? Куроо отчаянно закивал головой и шмыгнул носом. С улицы послышался автомобильный гудок, и мама заторопилась. – Выздоравливай, – донеслось до него, прежде чем в коридоре шумно хлопнула дверь. Куроо вытянулся на диване и, лениво уставившись в телевизор, предвкушал появление Дайшо. Он не понимал, как тот умудрился подписаться на это. Куроо – больному и немощному – еще было простительно, Дайшо же не оправдывало ровным счетом ничего. Их отношения длиной в семь лет никак нельзя было назвать дружбой – но Куроо вряд ли бы смог описать их как-то иначе. Одно он мог сказать точно: они с Дайшо друг друга недолюбливали, но их родители почему-то были другого мнения на этот счет. Куроо почти задремал под мирное жужжание телевизора, когда раздался звонок. Вставать не хотелось, и он поворочался с боку на бок, возможно, рассчитывая, что Дайшо не дождется и уйдет. Но позвонили снова, и Куроо пришлось все-таки подняться и открыть. От кривой ухмылки Дайшо по спине пробежал совсем не простудный холодок. – Смотрю, ты рад мне, – хмыкнул он, осторожно проходя внутрь. Куроо бы не удивился, согласись Дайшо помочь просто из желания его побесить. Тот выводил его на площадке, во время случайных встреч, ужинов с родителями. Иногда Дайшо даже не нужно было находиться рядом – раздражали только мысли о нем (не то чтобы Куроо думал о Дайшо так часто). – Мне не оставили выбора, – ответил он, глядя, как Дайшо стягивает обувь и аккуратно выставляет ее у порога. – Не говори так. Мы же друзья. У этого «друзья» был явный оттенок материнского убеждения. Куроо хитро прищурился и спросил: – Чем тебе пригрозили? – Тем, что на время национальных назначат мне трех репетиторов сразу. – Ты все равно не попадешь на национальные, зря страдаешь. – Куроо, вернулся на свое порядком остывшее место и по уши замотался в плед. – Я даже не стану на это отвечать, – прошипел Дайшо – Куроо готов был поклясться, что видел раздвоенный язык – наверное, температура давала о себе знать. – Но, учти, начнись у тебя жар, лекарство я буду нести очень долго. Куроо передернуло, и он быстро отвернулся к экрану телевизора. – Чай, кофе не предлагаю – сам найдешь, – пробубнил он, глядя как бодрый старичок лупит по большой красной кнопке. Дайшо закатил глаза и направился на кухню, провозился там минут десять, вернувшись только с одной кружкой чая – для себя. Куроо бы тоже не стал для него стараться, но такой показной эгоизм задевал. Он лег, поудобнее устраивая голову на подушке, и от всей души пожелал Дайшо поперхнуться. – Какую ерунду ты смотришь, – вздохнул тот и шумно втянул чай, зажмурившись и потрогав языком край кружки – обычным, не раздвоенным. А потом опустился в кресло, с довольным видом вытягивая ноги в смешных зеленых носках. Куроо окинул его взглядом и смутился, заметив, что на него пялятся в ответ. Он не первый раз ловил себя на том, что засматривается на Дайшо. Наверное, во всем была виновата его странная внешность: смешной крючковатый нос, вечно прилизанная челка, родинки на правой щеке. Или что-то еще. Куроо не знал точной причины, да и знать не хотел. Пролистав с десяток каналов, он остановился на мультиках. Они успокаивали его, и, он надеялся, Дайшо тоже. Вероятность того, что все это – хитрый план по его убийству – оставалась – Дайшо выглядел слишком спокойным и доброжелательным. – Серьезно, пони? – осклабился он, поворачиваясь к Куроо и поджимая колено к груди. – А что такое? Ты мне напоминаешь Дискорда в его худшие дни. – Не люблю Дискорда. – А кого любишь? – Флаттершай, – ответил Дайшо, не раздумывая. Куроо усмехнулся, приподнимаясь на локтях. Пони пели, и цветные блики с экрана раскрашивали лицо Дайшо во все цвета радуги, падали на щеки и кончик носа, скользили по гладкому боку кружки. Дайшо хитро посмотрел из-под челки, и Куроо задумчиво протянул: – Они с Дискордом были бы отличной парой. – Уж лучше с Рейнбоу Дэш. – Это же детский мультик, – прохрипел Куроо, чувствуя, как свербит в горле. – Как можно? – Как можно любить Твайлайт, – пожал Дайшо плечами. И, чуть подумав, добавил: – Бесит. Куроо свалился обратно на диван и перевернулся на живот, сдерживая смех. Следующие две серии они смотрели без разговоров. С Дайшо было даже комфортно, когда он молчал – пусть Куроо признавался себе в этом с большой неохотой. Может, дело было в ухудшающемся самочувствии или в магии единорогов. Но он и сам не заметил, как колючее напряжение между ними начало распускаться, постепенно сходя на нет. – Есть хочу, – пожаловался Дайшо, когда мультики кончились, и им пришлось снова перебирать каналы. Куроо задержался на трансляции бейсбола и ответил: – Ты знаешь, где кухня. – Тебе принести что-нибудь? – Кусок в горло не лезет при виде тебя. Дайшо фыркнул и явно без особого удовольствия поднялся. Куроо мог не хамить, но даже так вряд ли дождался бы своего ужина, будь он хоть сколько вежлив. Заботиться о Куроо для Дайшо, кажется, было смерти подобно. Дайшо зашумел за стеной, хлопая дверцами шкафов и включая воду. Куроо так и подмывало посмотреть, что там происходит, но вставать с дивана было лень. Последний раз он обедал давно и мало – маме удалось уговорить его на один тост с джемом, – и сейчас живот уже вовсю урчал. Спустя какое-то время Дайшо вернулся, молча поставив на низкий столик чашку, до краев наполненную кашей. – Я приготовил слишком много, страдай. Он поправил закатанный рукав, но с места не сдвинулся, только тяжело дышал, словно ждал чего-то. Куроо сглотнул – препираться сейчас будет верхом глупости. Он взял чашку и задумчиво поводил ложкой по каше. – Спасибо. Дайшо торжествующе посмотрел сверху вниз. – Пожалуйста, – коротко бросил он. – Я поем на кухне. Есть перед телевизором – дурная привычка. – Ты прямо как моя мама, – ухмыльнулся Куроо, провожая его взглядом, и облизал ложку. Каша оказалась вполне ничего. – Я просто забочусь о своем «друге», – крикнул Дайшо, снова подчеркивая это многозначительное «друг». – Эй... – справившись только с половиной порции, Куроо отложил чашку в сторону и взял со столика бутылку воды. – Ты можешь уйти домой. И Дайшо действительно мог – было поздно, свой долг он исполнил, и Куроо уже почти засыпал. И, да, конечно, он бы не выдал его родителям. – Могу, – Дайшо возник в проеме и уперся плечом в косяк. – Но ты такой серый. Боюсь, случится с тобой что, а меня заподозрят. Он подошел и опустился на корточки, положив ладонь Куроо на лоб. Вид у него был самый озабоченный, но Куроо не поверил его беспокойству ни на йоту. – Да на тебе хоть яичницу жарь, – сказал Дайшо весело. Зашуршал, перебирая блистеры, раскиданные по столу. – Это? Куроо кивнул. Конечно, он мог справиться сам, но забота со стороны Дайшо была событием почти историческим – следовало ловить момент. – Выпей. Куроо поморщился, приоткрывая рот, и Дайшо запихнул в него лекарства, мазнув пальцами по пересохшим губам. – Признайся, тебе нравится смотреть, как я страдаю, – отшутился Куроо. Уголки губ Дайшо дрогнули, и на его лице появилась знакомая злая улыбка. – Да, – только и сказал он. Жаропонижающее действовало не сразу. Кожа неприятно терлась об обивку дивана, а мышцы выкручивало ноющей болью. Мысли утекали во времена отборочных матчей прошлых годов, когда они с Дайшо встречались на площадке и от их взаимной нелюбви только что пол не трескался под ногами. Должно быть, так уставший мозг напоминал о том, что Дайшо все же мудак, потому что с этой его кашей и сухими прохладными ладонями, Куроо совершенно об этом забывал. По телевизору что-то шло, кажется, все еще бейсбол, или, может, уже теннис. Куроо ненадолго вырубился, и теперь силился разлепить глаза, чтобы посмотреть время. Дайшо, наверняка, пользуясь случаем, улизнул домой. И Куроо бы его понял, и не обиделся. Разве, что мог пошантажировать при случае, грозясь рассказать все родителям. Но Дайшо не ушел. Он сидел на полу, оперевшись спиной на диван и копался в телефоне. – Все еще здесь, – сказал Куроо. Ответа не последовало. Дайшо только поерзал на месте, продолжая пялиться в экран. Куроо не знал, что мотивировало Дайшо остаться с ним на ночь. Куда больше беспокоился о том, что он сам вроде как был этому... рад? Он придвинулся ближе к краю и потянулся за водой, задевая плечо Дайшо, от чего тот вздрогнул, словно ошпаренный. Посмотрел на него как-то напряженно, но беззлобно. – Сколько времени? – Одиннадцать. – Не так поздно, еще успеешь на последний поезд, – заметил Куроо, и залпом выпил всю оставшуюся в бутылке воду. – И правда, – сказал Дайшо, лениво поднимаясь на ноги и разминая плечи. Он чуть наклонился, мазнул ладонью Куроо по лбу – так неожиданно, что тот аж поперхнулся. Лица Дайшо было не разглядеть, только силуэт, нерешительно застывший в пол-оборота. – Ладно, Тецуро, – буркнул он, впервые за вечер, кажется, называя его по имени. – Я бы с радостью свалил домой. Но я не такой говнюк, чтобы сейчас оставить тебя одного. – А еще тебе нравится смотреть, как я страдаю? – И это тоже. Дайшо плюхнулся на край дивана, оттесняя Куроо к спинке. – Чай с имбирем сделаешь? – попытал счастья он. Дайшо как-то неприятно зашипел, но не отказался. * * * – Представь, что было бы, играй мы в одной команде, – Куроо улыбнулся, загораживаясь кружкой. В комнате горел один только напольный торшер. Дайшо устроился рядом на диване, подогнув под себя колени, и Куроо старался не ворочаться слишком сильно, чтобы его не задеть. – Какие у тебя мазохистские фантазии: ты, я, одна команда. Мы бы не сыгрались, – пробурчал Дайшо, уже начиная клевать носом. Они обсудили весь последний год тренировок, Токийский лагерь, в который Нохеби не «не брали», а они сами туда не ехали. Проблемных первогодок и скорый выпуск. Обошли только предстоящие отборочные, на которых, скорее всего, им придется играть друг против друга на вылет. Куроо и не заметил, как стрелка перевалила за двенадцать, и подкралась к часовой отметке – теперь Дайшо идти было точно некуда. Куроо отставил кружку, уже вторую – гнать Дайшо за третьей он не решился, – потянулся, тихо постанывая от боли в мышцах. Стоило признать: несмотря на перепалки, они неплохо провели время. И если сперва спокойный и заботливый Дайшо пугал его неизвестностью, постепенно Куроо расслабился. Разговаривать с Дайшо – просто разговаривать – о волейболе и командах ему даже понравилось. Их хватило еще, кажется, на час, а потом Дайшо положил голову на подлокотник и сонно засопел. Куроо отключился почти сразу, мысленно ругаясь на жар и тесноту. * * * Утром его разбудило солнце и жажда. Лучи пробрались сквозь шторы, заливая комнату светом и пригревая макушку. Куроо попытался пошевелиться, и с удивлением обнаружил, что кто-то лежит рядом. Мало того, что Дайшо не ушел спать наверх в комнату, так он еще и устроился поудобнее, обвил Куроо руками и ногами и щекотно дышал ему в щеку. Его лицо выглядело непривычно расслабленным – даже не верилось, что оно принадлежит тому, кому принадлежит. Куроо замер, когда Дайшо вдруг заворочался и приоткрыл один глаз, растерянно моргая. Куроо ждал чего угодно: что Дайшо шарахнется от него и полетит на пол, что кинется его душить с просьбой никому не рассказывать. Но тот потянулся и чмокнул его в нос, быстро и целомудренно, а потом в лоб, задерживаясь губами чуть дольше, словно проверяя температуру. Губы Дайшо обожгли прохладой, оставив после себя приятное фантомное чувство. Это смущало, но Куроо не находил в себе сил, чтобы отстраниться, стряхнуть чужие руки, возмущенно спросить «какого черта?». Дайшо щурился от яркого солнечного света и отодвигаться явно не спешил. – Идешь на поправку, – наконец шепнул он без ноты издевки в голосе. Куроо хмыкнул: – Это все исцеляющая магия дружбы. – И потянулся, ответно целуя Дайшо куда-то в переносицу.