Blood and violence

Департамент полиции Филадельфии. 23:08. В огромном помещении участка горит лишь одна лампа — на столе инспектора Наташи Романофф. Оставаться на работе допоздна вошло у неё в привычку, ведь именно вечером, когда кругом тишина и никто не мешает думать, приходят самые полезные идеи. Кабинет Наташи находится в самом дальнем углу и представляет собой совсем небольшое помещение с большим панорамным окном, из которого открывается замечательный вид на центр города, некогда являющегося примером безопасности и процветания, а сейчас утопающего в преступности. Наташе 31 год, она не замужем. У неё было овальное лицо с заостренным подбородком и высоким лбом. Ровный, прямой нос; припухлые губы нежно-розового оттенка, причем нижняя губа была ненамного больше верхней. Брови дугообразной формы, часто сходящиеся у переносицы, когда работа была слишком сложной и утомительной, делали глаза, обрамленные светлыми ресницами, более выразительными и яркими. Сам цвет глаз был довольно редок и красив: серо-зеленый с примесью синевы и темной по краю радужкой. Складка между бровей и сосредоточенный взгляд говорили о Наташе больше, чем её значок на поясе. Короткие каштановые волосы у корней и более темные, волнистые у кончиков делали Наташу женственной, а подбородок еще больше вытягивался, придавая своей обладательнице волевой вид. Постоянная ночная работа дала о себе знать: под глазами появились мешки, лицо осунулось, появились ранее отсутствовавшие скулы, а измятая одежда пропахла табаком и едва уловимым запахом алкоголя. В кармане всегда лежала пачка красного Мальборо. Она курила редко: когда нужно было сосредоточиться или расслабиться. Её мать погибла при родах, и отец, будучи детективом, сделал все возможное, чтобы воспитать свою дочь. Работа полицейского требует от человека полной отдачи и, порой, забирает у тебя все свободное время. Гарри почти всегда возвращался домой за полночь, когда его любимая Нат уже спала. Лишь утром он мог уделить ей немного времени, в суматохе собираясь снова на работу и провожая свою дочь в школу. Наташа никогда не обижалась на отца за то, что он не приходит на школьные концерты, где она выступала, не помогает делать уроки, ведь отец для неё был настоящим героем и примером для подражания. В те редкие вечера, когда он возвращался домой пораньше, она чувствовала себя самым счастливым человеком на этом свете. Воскресенье было их днём. Этот день он полностью посвящал Наташе: они ходили в парк, в кино, выезжали на природу, и ничто не могло заставить Гарри отменить эти планы. Он погиб, когда Нат было 17 лет, во время перестрелки при задержании трёх преступников, ограбивших Центральный банк. Пуля попала ему прямо в голову, он скончался на месте. После этих событий она надолго находилась в тяжелой депрессии, но она уже в тот злополучный день твёрдо решила пойти по стопам отца и стать хорошим детективом, чтобы очистить этот город, который она так горячо любила, от той заразы, которая поселилась здесь. И она в этом преуспела. Закончив полицейскую академию, Наташа поступила на службу в полицию Филадельфии. Ещё в академии она показала себя с наилучшей стороны: глубокие познания в области криминалистики, хорошо развитая мыслительная деятельность, логика и память сочетались с невероятной точностью в стрельбе и рукопашном бою. Она была лучшей. Она стала лучшей и в отделении, подняв раскрываемость до рекордных в то время 67%. Сейчас Наташа инспектор, специализирующийся на особо тяжких. На столе, как всегда, царил полный беспорядок: грязная кружка, одноразовые тарелки с остатками вчерашней (или позавчерашней) еды. Все её внимание было сосредоточено на фотографиях* с места преступления, разложенных по всему столу. В руках дымилась недавно начатая сигарета. Две недели назад была убита молодая женщина, работница социальной службы, двадцатилетняя Оливия Стэг. Тело девушки было обнаружено в сточной трубе. Оно было разрублено на две части в районе талии и расчленено. По данным патологоанатома, она пролежала в таком состоянии не менее двух дней. Девушка была жёстко изнасилована, половые органы были буквально вывернуты наизнанку. Очевидно, это было совершенно с помощью посторонних предметов. В области промежности девушки был сделан глубокий разрез от влагалища до анального отверстия. На теле были всевозможные синяки, кровоподтеки и ссадины. Все её зубы были вырваны. Характер повреждений десен говорит о том, что это было сделано с использованием стамески или чего-то наподобие. Такого зверства Филадельфия не видела уже очень давно. Наташа сидела и разглядывала эти ужасающие фотографии в надежде заметить хоть какую-то деталь, которая могла бы помочь расследованию. Но безуспешно. Послышался звук открывающихся дверей лифта и тяжелые шаги. По походке она сразу узнала Джеймса Барнса, её верного друга и напарника, с которым она работает уже пятый год. Джеймс отличался от других работников отдела своей интересной внешностью. Его вытянутое лицо и двухдневная щетина придавали ему брутальность и некую жесткость, которая несомненно присутствовала в его непростом характере. Низко посаженные брови давали эффект «тяжелого взгляда», которого не каждый выдерживал. Но несмотря на это, Кэрол считала его одним из самых добрых людей, которых когда-либо встречала. Ямочка на подбородке говорила о склонности к доброжелательности, которую он почему-то скрывал, открываясь лишь некоторым. Глаза были голубыми, но на свету могли менять цвет на бирюзовый, что давало некий шарм их обладателю. Морщинки на лбу и вечная складка меж бровей свидетельствовали о тяжелой работе и редких выходных. В общем, Джеймс был довольно обаятельным, но ему самому было глубоко наплевать, как он выглядит и в чем он одет. Они познакомились, когда Наташа пришла на стажировку в отдел. Он был сержантом, и её прикрепили к нему. Нельзя сказать, что Джеймс сразу пришёлся ей по душе — имея очень мужественный вид, в одном месте у него до сих пор играло детство, а она всегда была серьёзна и редко улыбалась. Нелепые шутки, которые он часто отпускал, больше её раздражали, чем веселили. После стажировки её определили в этот же отдел, а напарником был назначен снова Барнс. Вскоре прежняя неприязнь улетучилась, они сблизились, и он стал одним из немногих людей, способных вызвать у неё улыбку. Она видела в нем родную душу. Почему? Наташа сама не знала. Возможно, чем-то отдаленно Джеймс напоминал ей своего отца. Вместе они прошли через огонь, воду и медные трубы. Вместе переживали и взлеты, и падения. Многие в департаменте считали, что между ними что-то большее, чем дружба, но это было не так. Наташа не искала любви. Самое главное место в её жизни занимала работа. И немного дружба.  — Опять до ночи?  — Джеймс… Пытаюсь найти что-то по делу Оливии. Ничего. Абсолютно ничего. Сделать такое с бедной девушкой и не оставить ни единого следа — да он, мать его, ебаный призрак. Я так устала, — ответила Наташа измученным голосом.  — Тебе пора отдохнуть. Ты сидишь в отделении с самого утра.  — Отдохнуть? Серьёзно? Ты смотрел в красные, наполненные слезами глаза её родителей, обещая сделать все что угодно, чтобы найти того, кто это сделал? Я — да. И с тех пор мы не продвинулись ни на шаг. Мне стыдно. Мне ужасно стыдно. Даже не перед ними — перед собой.  — Извини, — ответил Джеймс печальным голосом. — Как думаешь, это его первое убийство?  — Не думаю. Без подготовки, не оставив и следа, трудно — даже невозможно — сделать такое. Я думаю, — нет, я уверена — что это его не первый раз. Или её. Знаешь, чего я боюсь?  — Что он совершит это вновь?  — Именно. Они замолчали. Тишину нарушил телефонный звонок. «Наташа Романофф. Департамент полиции Филадельфии. Слушаю». Её лицо резко побледнело. От прежней усталости ни осталось и следа.  — Ещё одно тело? — с ужасом спросил Джеймс, уже заранее зная ответ, но не желая слышать это. Наташа кивнула головой, открыла шкаф, надела пальто и быстрым шагом вышла из своего кабинета. Джеймс последовал за ней.  — Молодая девушка. Найдена в парке «Грин Айленд», — рассказывала Наташа детали Джеймсу, спускаясь в лифте. — Голая, избитая…отрезана одна грудь. В руки была положена сумка с её личными вещами. В сумке пропуск из школы Мидлстоун… Черт! — она кинулась искать по карманам свой мобильный телефон. Трясущимися руками она набрала чей-то телефон.  — Алло, Ванда… Ванда, Одри дома? — выпалила она.  — Нат… Д-да, дома, что случилось? — ответил женский голос.  — Ничего. Спокойной ночи, — она положила трубку и вздохнула в некоторым облегчением. Она обратилась к Джеймсу:  — Дочь ванды, Одри, учится в школе Мидлстоун. Я уж было…  — Давай ключи, я поведу, на тебе лица нет.  — Да, так будет лучше. Они сели в машину и с максимальной скоростью, которую можно было выжать из казенного «Форда», рванули в «Грин Айленд».