Примерно 2010 год, где-то в районе Театра Оперетты, предположительно в кабинете директора.
— Итак, коллеги, у меня для вас плохая новость, — сказал директор театра, едва войдя в кабинет, где его ожидала креативная группа в лице Чевик и Игнатьева.
— К нам едет ревизор? — пошутил Роман и тут же захлопнул варежку под кислым взглядом Владимира Исидоровича, от которого подозрительно забурлило в животе у только что съевшей йогурт Чевик.
— Один Вильфор временно непрокуророспособен. Хотя, по-моему, он нагло врёт: подумаешь, сломал себе что-то! Вовсе не повод...
Креативная группа согласно и подхалимствующе закивала, втайне сочувствуя поломанному Белявскому.
— Нам нужен еще один прокурор, — постановил Тартаковский и решительно шлепнул ладонью по столу — для солидности. — А то оставшийся Маракулин загнется. А его жалко, его девочки любят.
— Опять жребий тянуть будем? — зевнула Чевик, а потом развела руками, увидев устремившиеся на нее взгляды присутствующих. — А что я такого сказала? Всю труппу мюзикла так набрали, а это, на минуточку, почти сотня человек. А тут какой-то Вильфор, и один.
— Жребий отменяется, — нахмурился Тартаковский. — У нас бумага закончилась. Да и вдруг опять чего-нибудь не то вытащим... Объясняй потом поклонникам и прессе, почему у нас Вильфор, скажем, женщина. Давайте уже примем решение коллективное, профессиональное... Сядем, обсудим...
Примерно через неделю Чевик поняла, что обсуждение затягивается. Спустя еще почти сутки и три бутылки с боем отжатого у Игнатьева виски, креативная группа, перебрав почти всех служащих Оперетты, включая электриков, к единому мнению так и не пришла. Вывод был неутешительный: через несколько часов начнется новый спектакль, а арестовывать Эдмона и закапывать Бенедетто буквально некому: один Вильфор открещивается переломом конечности, а второй, отпахав неделю в одиночку, взбунтовался и объявил забастовку, покусав двоих гримёров и одну костюмершу.
Тартаковский уныло смотрел на часы, отсчитывая минуты до вечернего спектакля, Игнатьев вздыхал, глядя на стремительно пустеющую бутылку, а совсем отчаявшаяся Чевик горько плакала в уголке.
В дверь, постучавшись, заглянул Кирюхин.
— Владимир Исидорыч, здравствуйте. Я, это..
При виде Влада креативная группа оживилась и как-то заговорщицки переглянулась.
— Владик! — по-отечески простер руки директор, не дав молодому и тогда еще наивному и доверчивому актеру договорить. — Как ты вовремя!
— Правда? — обрадовался наивный и доверчивый.
— Конечно, Владик!
Подхватив Кирюхина под белы рученьки и обступив его с трех сторон, креативная группа увлекла все еще наивного, но уже подозревающего неладное Влада в сторону гримерных и костюмерной.
— И почему мы раньше о нем не подумали? — тихо спросил директор театра у автора музыки.
— На глаза не попадался? — столь же тихо предположил тот, плечом подталкивая Влада в двери гримёрной. Тот, расставив ноги и руки в стороны, упирался в косяки, но все-таки был впихнут внутрь.
— С вас грим, с меня костюм, — молвил Владимир Исидорыч и, надавив на плечи Влада, усадил его в кресло, а сам пошел терроризировать костюмеров на предмет тотальной ушивки костюма Белявского раза в полтора.
Влад сопротивлялся, как мог, но их было больше, они были пьянее и сильнее. Коллеги-актеры с сочувствием смотрели на дверь его гримерной, откуда доносились страдальческие вопли — то Кирюхин узрел себя в гриме прокурора впервые, — и качали головами: "Бедный... Молодой совсем, ему бы играть и играть..." Спектакль, тем временем, грозил обернуться скандалом: уже подходило время Свадьбы и последующего Ареста, а новоиспеченного и свежезагримированного Вильфора еще запихивали в костюм и волокли к сцене.
— Давай, Владик, я в тебя верю! — прошипел от усердия Тартаковский и коротким, но метким пинком отправил Кирюхина из кулис прямо на сцену, перекрестившись и суеверно сплюнув через плечо, чтобы не сглазить.
Кирюхин рванул было обратно, но было поздно: во-первых, путь ему преградили стражники, а во-вторых, его заметил Фернан-Новиков, бровь которого от удивления полезла вверх и потерялась в начёсе.
Влад огляделся, вспоминая, что в данный момент ему следует опознать среди беснующейся толпы капитана.
— Ребят, кто из вас капитан Дантес? А то вы в этих костюмах все на одно лицо, как китайцы.
— Да! Это я! — привычно отозвался с другого конца сцены Дантес, а потом пригляделся к прокурору и недоуменно переглянулся с Мерседес.
— Нашелся! — обрадовался Влад. — Ээээ... А! Вы арестованы! — для убедительности новый прокурор кивнул в сторону стражников и мысленно пожалел, что не прихватил наручники.
— Эээ... Вы уверены? — уточнил Эдмон.
— Увы. Я нынче прокурор.
— А не журналист, нет? — сомневался Дантес.
— Отнюдь. Кудряшки видите? То-то же. Прошу следовать за мной.
— А-а-агонь, — выдохнула Мерседес и даже забыла возмутиться аресту жениха.
За кулисами радостно обнималась креативная группа.
***
Спустя почти четыре года, последние спектакли "Монте-Кристо" в 2014м году. Те же.
— Итак, коллеги, у меня для вас плохая новость.
Шутки про ревизора не последовало.
— У меня, кажется, дежавю, — шепнул Игнатьев Чевик, а та кивнула.
— Да-да, коллеги. Один наш Фернан покинул труппу. Предатель, блин, подлый. А второй Фернан слег с простудой. Согласитесь, даже перелом — не такая голимая отмазка.
Коллеги согласно закивали.
— Играть-то некому, а спектакль вот-вот начнётся!
— А что тут думать-то? — хмыкнула Чевик, и троица, заговорщицки улыбнувшись, поспешила к гримерным.
— Владик! - обрадовался Тартаковский, узрев идущего по коридору Кирюхина.
Тот, уже наученный горьким опытом, вздрогнул и удрал, петляя по коридору, словно заяц, но был пойман у служебного входа оперативно привлеченной группой охраны.
— Прости, Владик, ничего личного... — тихо сказал один из них, сдавая беглеца на руки правосудию в лице Тартаковского.
Без лишних слов Кирюхин был депортирован в гримерку и замаскирован под новую роль, после чего доставлен к сцене.
— Кого хоть буду играть?? — вопил Влад, которому не то что забыли сообщить о том, что петь, но и в зеркало поглядеться не дали.
— А, Фернана, — хитрожопо улыбнулся Владимир Исидорыч, пинком благословляя Влада на новую роль.
— Вааашу мать, — буркнул Влад, вылетая на сцену прямо в толпу девиц, встречающих моряков. — Эдмооооон! В твоих руках любовь моя, вся жизнь мояяяя!!
Дантес, поперхнувшись, смирился с тем, что от Кирюхина ему все равно никуда не деться — не в одной, так в другой роли достанет.
***
Недалекое будущее, та же Оперетта, тот же кабинет, тот же директор. Тартаковский разговаривает по телефону и в нарастающей панике нарезает круги по кабинету.
— Что значит "не могу играть", Антон? По каким таким семейным обстоятельствам?? И кого ты прикажешь сегодня на спектакль ставить?
Через полчаса злой, но так и не убедивший Дерова приехать в Оперетту директор театра набрал номер второго Бертуччо:
— Саша, выручай. Срочно приезжай, будешь сегодня играть... Что значит "гастроли"?? В каком таком Хабаровске??
Спустя еще полчаса и километр нервов, Тартаковский в отчаянии бросил трубку, вдруг сообразив, что сам звонил в Хабаровск, и его баланс сейчас уйдет в настолько глубокий минус, что Мариинская впадина покажется мелководьем
Однако, первая проблема была еще масштабнее: на весь театр Бертуччей ноль целых ноль десятых. И директор, как существо консервативное, изобретать велосипед не стал и даже обошелся без подхалимствующей креативной группы.
— Влааааад!!! — заорал он так, что вековые стены здания театра содрогнулись.
Содрогнулся и Влад, но, по опыту зная, что бежать бесполезно, со вздохом пошел тонуть в костюмах Бертуччей, и в этот раз обошлось даже без волшебного пенделя на удачу.
— Его Сиятельство, граф Монте-Кристо, бесподобный и т.д. и т.п — сами знаете, и ура, вперед*.
Посмотрев на нового помощника, граф озадаченно почесал затылок, но решил ничему не удивляться. Разве что за свой плащ забеспокоился - кто его знает, этого Кирюхина.
