Свет

— Есть у меня одна проблема. — Какая? — Я никак не могу найти эту чертову Полярную звезду. — Тоже мне проблема. Давай посмотрим где она. Вспыхнул экран телефона, звезды слились в светлое пятно на сетчатке глаза. — Гугл говорит, что нужно найти Большую Медведицу и от ручки "ковша", — Никита прочертил пальцем в воздухе линию, — и вот где-то наверху будет Маленькая Медведица, а в ней самая яркая – это Полярная звезда. Снова стало темно. — Я не вижу. — И у меня пятно света до сих пор пляшет. — Нужно подождать, — Никита потёр пальцами глаза, — оно скоро исчезнет. Мы сидели, закрыв глаза, и ждали. — Знаешь, — я нарушил тишину, — было бы круто если бы гугл мог дать ответ на любой вопрос. — А почему ты думаешь, что он не может? — Никита, хмыкнул. — Что такое гугл? Это люди. А люди знают всё. — Сомнительно. — Ну например? — Ну например, у каждого своё мнение. Мнения разные. И как тут найти правду? Никита опять хмыкнул и сказал: — Какой-то ты «недалёкий», как говорит моя бабушка. Это и есть правда. Каждое мнение и есть истина. Тебе только остается выбрать свою. Я улыбнулся. — Как-то просто у тебя всё выходит. — А разве это сложно? — Кажется, Никита был удивлен. — Хорошо, вот смотри, — я помолчал, подбирая слова, которые не скажут всей правды, — моя мама имеет мнение и она настаивает, что бы и я его разделял. — Ты о чём? — Перебил Никита. — Ну о чём?! — Я возмутился на его попытку выведать то, что я пытаюсь скрыть. — О чём угодно. Разве у тебя не так? — В общем-то, да-а, — протянул он. — Так вот. Разве это просто? — Это – нет, согласен. Мы замолчали. — Но так будет не всегда, — сказал Никита, — мой брат, когда в институте учился, постоянно ругался с мамой. А когда переехал в другой город, мама стала о нём только хорошее говорить. Значит, и у нас так будет. Последнее предложение Никита произнес неуверенным полувопросительным тоном. Я разделял его сомнения. — Я думаю, — продолжил Никита, — ну говорят так, что если тебе что-то нравится, то это «правильно». — А если сомневаешься? Судя по протяжному звуку «м-м-м?», Никита не понял меня. — Ну, например, я люблю чипсы, они мне точно нравятся. А мама, да и не только мама, говорят, что они вредные. И я начинаю сомневаться — вдруг они правы? Чипсы мне от этого не перестают нравится, но неприятно, когда ругают. — Это тоже тяжело. — И гугл не поможет! — Торжественно воскликнул я. — Не согла-асен! — Не-ет! Но я не успел остановить Никиту. Экран телефона снова вспыхнул и мы опять погрузились в только начавшийся рассеиваться мрак. — Выруби. Телефон издал резкий «клик» и свет померк. — Удивительно, мы в темноте, но при свете начинаем хуже видеть. — Свет истины. — Ты бредишь? — И тут же сказал. — Дома мама будет ругать, что поздно... — Давай всё-таки найдем звезду и по домам? Не хотелось сейчас уходить, потому что меня дома ждёт не просто «ругать». Никитина мама наверняка звонила моей. И теперь моя мама знает из-за кого меня нет. И это много хуже простого «опоздал домой». — Я тоже не хочу. — А чего бы тебе хотелось? — В смысле? — Ну просто. — А тебе? — Я могу сказать чего я не хочу. Не хочу домой. Мы рассмеялись. Я тяжело вздохнул. — Чего? — Всё так сложно. — Не даром же все говорят, что у нас «трудный возраст». Так что всё идет как надо. Меня частенько раздражала беззаботность Никиты. У него как-то всё легко. Когда мы вместе завалили проходной бал в выбранный институт, он сказал: «Ну и ладно, зато в три других вместе проходим». И всё. Самое ужасное, что я восхищаюсь этой легкостью. И гугл, наверняка, не одобрит моих чувств, как и мама. Я опять вздохнул. — Ты паришься по пустякам. — Да? И что же тогда не пустяки? Никита молчал. — Нечто, — многозначительно произнес он. — Нечто!? Я переспросил и тут же засмеялся. Ответ был настолько странным, что ничего кроме смеха не вызывал. — Не знаю. — В смысле? — Ну знаешь, есть мысли которые трудно произнести. Кстати, — Никита заёрзал на бревне на котором мы сидели, — брат, когда уезжал, знаешь что мне сказал? — М? — Я его тогда не понял, мелкий был, но потом понял. — Так и? — Никита говорил в свойственной ему витиеватой манере. — Он сказал: «Счастье в неведении…» — Очень глубокомысленно. — Не перебивай! Ты не о том подумал. Смысл не в том, что ты не знаешь и счастлив, а в том, что никто не знает, а ты счастлив. Я задумался, переставляя слова и смыслы. И понял. Понял до холодных мурашек по спине. Понял так явственно, что захотелось вернуться в прошлое и оставить маму в её счастливом неведении. — Понял? Во мне вскипело столько негодования и обиды от сотворенной ошибки, что я практически вскрикнул: — Почему ты мне раньше этого не сказал?! — Не шуми. И сядь. Маньяков ночных распугаешь. Я сел, всё еще находясь «не здесь». Опять у Никиты всё легко и просто сложилось. Мысли бродили так же во тьме, но с уже привыкшими к ней «глазами». — Да я и сам относительно недавно понял. — Почему? — Спрашивал я у себя, но получилось вслух. — Ну, — Никита опять заёрзал и тут я заметил, что сел слишком близко к нему. Мне стало неловко и я отсел. Никита вопросительно посмотрел на меня и сказал: — Теплее было. Я не нашел, что ответить и просто подвинулся обратно. Было правда теплее. Мысли больше не собирались в предложения. Я пытался их собрать, но они растворялись. Тепло, исходившее от Никиты, растворяло их. — Гугл не дал бы такого совета, — сказал я, чтобы что-то сказать. — Ага. Никита поднял голову. — Я вижу Большую Медведицу. Посмотрев на небо, я тоже её увидел. Большой «ковш» висел перед нами. Его «ручка» была слева. Я посмотрел выше, как говорилось на картинке. Там были звезды. И они не складывались ни во что. — Ты видишь Маленькую Медведицу? — Нет, — ответил Никита. — Но она же должна быть там. — Должна, — повторил Никита. Я слегка повернул голову, чтобы посмотреть на него. Света от звезд не хватало. Я не смог понять выражения его лица. — Вот это и есть «нечто». — Наконец, произнес Никита. — Нечто, от нас не зависящее. Я опустил голову и посмотрел на свои сцепленные в «замок» руки. А Никита продолжил: — Знаешь, есть или не есть чипсы, обижаться или не обижаться на маму, злиться или ничего не делать всё это мелочи, которые ты сам для себя создаешь и решаешь, как на них реагировать. Конечно, так можно посмотреть на любую вещь или ситуацию. Но всё таки есть такое «нечто», с которым ты ничего не можешь поделать. — Ты сам понял, что сказал? — Нет. — Никита посмотрел на меня. — Это всё ночь. — Я слышал, что он улыбается. — Ночью всегда бред начинаешь нести. Замечал? — Ага. — Главная проблема заключается в том, что… — он наклонился вперед и облокотился локтями на колени. — В том, что как бы хорошо не звучал совет брата, из него есть одно исключение. И когда осознаешь это исключение, понимаешь, что вот это и есть «трудно». — Что трудно? — Трудно сделать выбор. А не делать его еще труднее. Я силился понять о чём говорит Никита. Мне казалось чрезвычайно важно, именно сейчас, понять. Но я не понимал. Я понимал, что уже очень поздно. Понимал, что дома меня ждёт скандал. Понимал, что теперь мама уже никогда не будет «довольна». Только если. Только если я «перестану говорить ерунду, потому что я еще ребенок и ничего не понимаю». — Кажется я тебя понял, — спустя долгое молчание, сказал я. — Не думаю, — тихо ответил Никита. — Выбор. Выбрать правда порой тяжело. Потому что и так, и так получается, что кто-то остается недовольным. Никита выпрямился и сказал: — Проблема начинается с того места, в котором ты остаешься недовольным своим же выбором. Меня осенило. — Значит нужно просто выбрать так, чтобы быть довольным, — сказал и тут же осекся. Понял, что невозможно остаться «довольным», когда твоё «я буду жить, как хочу», схлестнется с «иди живи где хочешь». — Значит остается только ждать того момента, когда «сын далеко и он хороший»? — Ты сейчас о чём вообще? — Спросил Никита. — С матерью поссорился что ли? — Типа того. — Ясно. — Он вздохнул. — А чего? Оценки? — Да-а, — я решил рассказать, но не до конца, — у неё подруга есть, у этой подруги дочка. Ну ты понял. Никита слабо рассмеялся. — Толстая и страшная, но прилежная ученица? Такая хорошая, ну что же ты, давай познакомлю вас? — У тебя тоже такое было!? — Нет, но догадаться не трудно. — Он встал и левый бок резануло холодом. — Не парься. Ну сходи с ней на свидание. А потом скажи что-нибудь, типа «не заладилось». И мама забудет. Я остался сидеть на месте. Было понятно, что Никита собрался домой. И я не мог придумать ни одной причины, из-за которой мне стало бы снова тепло. — Пойдём по домам. — Мы так и не нашли звезду. — Ну, не судьба, — сказал на выдохе Никита и взяв с земли рюкзак, стал его медленно натягивать на спину. — Идём. Мне хотелось остаться в этой спокойной темноте не потому, что я боялся слепящего света маминой «истины». Я его уже не боялся. Я уже знал, что нужно только потереть глаза, подождать и «пятна» уйдут. В тот самый момент, когда холод прошёлся по моему телу, я осознал НЕЧТО. Нечто от меня не зависящее. Оно возвышалось прямо передо мной. — Знаешь, Никит, я всегда восхищался с какой легкостью ты решаешь проблемы. — Потому что ты паришься из-за ерунды. — А из-за чего ты паришься? — Я засмеялся пришедшей мысли. — Из-за перенаселения Земли и утят в нефти? — Пошли, — он развернулся. — Не хочу. Никита развернулся ещё раз, сделал шаг к бревну и плюхнулся обратно. — Ладно. Знаешь что меня в тебе поражает? — Моя зацикленность на ерунде? — Я улыбался. Куда-то улетучились все проблемы. — Это не в счёт. Меня удивляет с какой простотой ты выпаливаешь вслух все мысли, что роятся в твоей голове. Ты и маме, наверное, сказал первое, что тебе в голову пришло. Поэтому вы и поссорились. Поэтому и домой сейчас не хочешь? — Нет. Хочу ещё с тобой тут посидеть. — Я посмотрел наверх. — И звезду найти хочу. И я не всегда говорю абсолютно всё. — Ну для этого достаточно спросить у тебя и ты скажешь. — Но для этого нужно знать «что именно» спрашивать! — У-у-у, — протянул Никита смеясь, — загадочный какой. — Я так и не понял о твоём «нечто». — Не важно. — Точнее, я подумал, что это может быть человек. — В смысле? — Никита выпрямил спину и посмотрел на меня. — Ты говорил, что своё отношение мы делаем сами. Но другого человека мы не можем переделать. — Я обобщал. — Ты в туалет что ли хочешь? Никита вытянул вперед ноги и расслабил спину. — Я не хочу в туалет. — Так о чём ты говорил? — Это не важно. — Мне показалось, что важно. — Нет. — Знаешь, я с мамой поругался из-за тебя. — Никита не отреагировал. Казалось, он замер. — Ну точнее не из-за тебя, а из-за того, что я сказал, что пойду гулять с тобой, а не с её «хорошей девочкой». — И? — Ну она разозлилась. — И? — Сказала, что пора искать уже жену. — И? — Я сказал, что не хочу. Никита отмер и всем телом повернулся ко мне, перемахнув одну ногу через бревно. — И? Я не смотрел на Никиту. Думал, как дорассказать, но так, что бы он не понял о чём я. Не придумал. — Ну и всё. — Не всё. Я обернулся к нему. — Всё. — Договаривай давай. — Это будет странно. — Всё равно говори. — Ну и там бла-бла, иди куда хочешь, живи где хочешь. Никита взял меня за локоть. — Про «бла-бла» поподробнее. Я не понимал, почему он так настаивает. Обычно… — Что-то ты необычно разгорячился. — Потому что ты необычно не договариваешь. Мы так давно дружим, что у меня половина комнаты в Никитиных вещах. Я никак не мог сказать ему, то что сказал маме на её «ты как голубой». — Это важно, — Никита сжал мой локоть. — Скажи. — Нет. — Ладно. — Он убрал руку. Перемахнул ногу обратно и встал с бревна. — Ты чего? Он стоял в двух шагах от меня и молчал. Я тоже встал. Он продолжал молчать, а я начал волноваться. Мне вдруг на миг показалось, что он обо всем догадался и сейчас подбирает слова, чтобы, чтобы что? Легче самому сказать и не мучиться: — Я сказал, что да, ты мне нравишься больше, чем девочки. — Маме-то ты зачем это сказал? — Ну она спросила. Никита закрыл ладонью лицо и тихо сказал: — Господи, какой же ты идиот прямолинейный. Об этом надо было говорить только мне. Я промолчал, потому что запутался в нашем разговоре. Но я должен был что-то сказать, что бы прояснить ситуацию: — Никит… — и я тут же замолчал. Он подошёл совсем близко и обнял меня.