Что это за любовь?

      Я боялся этого. Боялся, что она откажет. Боялся признаться, что уже давно был влюблен в нее. Но сегодня, странно, гороскоп по телику сказал, что случится что-то хорошее, так что «не бойтесь ошибок и смело сделайте то, что раньше боялись сделать». Наверное, это немного странно, но я поверил.       Прыгая через мелкие лужицы, словно ребенок, я шел к месту назначенной встречи. Месту, где мы познакомились. Месту, где влюбился. Кафе у набережной. С тех пор оно стало моим любимым. Я часами протирал там штаны, постукивая костяшками пальцев по гладкой деревянной поверхности, смотря в окно, после того, как заказывал одно и то же блюдо каждый день — спагетти с мясом. Странно, но я до сих пор не почувствовал в маленьких фрикадельках свинину или говядину. Может, курица? Я не знал. И, возможно, никогда не узнаю. Ведь каждый день, проведенный в этом месте, я смотрел на нее, украдкой. Иногда смущенно отворачиваясь к окну, столкнувшись с ней взглядом. В форме официантки она смотрелась еще привлекательней. Хотя, как я могу это утверждать? Ведь мне не с чем сравнить. Только здесь ее и видел.       Дождавшись конца рабочей смены, я встал из-за столика и, заплатив за заказ, вышел из здания, направившись к черному выходу, из которого она выбегала каждый вечер, думаю, торопясь домой.       Увидев меня, девушка остановилась, вопросительно посмотрев в мою сторону. — Ты… тот парень, который постоянно за третьим столиком сидит, верно? — я кивнул. — Что тебе нужно? — Это… Ну… — я перебирал подходящие слова в голове, но ничего путного не выходило. — Я тороплюсь, извини, — она поспешно заправила прядь рыжих волос за ухо и двинулась в мою сторону. — Нет, стой… Ты мне давно нравишься, и… я уже давно наблюдаю за тобой, если честно, — признался, наконец. Вот, так всегда и происходит. В сочинениях у тебя язык хорошо подвешен, а как девушке признаться, так все слова улетучиваются в страну оленью. — Прости, ты милый, но я уже встречаюсь кое с кем, — виновато пролепетала она.       Все внутри вдруг оборвалось, словно меня током ударило. А на что я надеялся? Конечно, не может быть, чтобы у такой красивой особы не было парня. — Да, конечно, извини, что задержал, — я отошел в сторону, дав рыжей пройти.       Последнее, что она запомнит — черный выход и узкий переулок, в котором оборвалась моя любовь.       Ты.       Ты не уйдешь от меня. — Милая, просыпайся! — кто-то нежно погладил меня по волосам.       Я сразу открыла глаза. И обомлела. Это был тот самый парень, которого я видела у черного входа. Тот самый, который признался мне в любви. Только сейчас я почувствовала боль. Что-то не давало мне легко вздохнуть. Пощупав шею, я поняла, — ошейник.       Он сказал, что я не смогу сбежать отсюда. Даже если сбегу — дом находится за городом. В лесу. По трассе едва ли проедет машина хотя бы раз в три часа. Я пробовала, почти получилось. Но эта трасса стала концом. Меня поймали и посадили обратно в этот подвал. Я просила, умоляла, но шатен лишь заботливо улыбался, говорил, что любит меня. Что это за любовь?       Я сопротивлялась, но потом перестала, теряя надежду с каждой попыткой побега.       Тридцать один день. Ровно месяц, как я здесь. — Эти зеленые глаза, что смотрят на меня с ненавистью. Эти мягкие пухлые губы, которые ты позволяешь мне целовать. Розовые щечки, на одной из которых красуется маленький шрам от моего ножа, — это его метка. — Тонкие бледные ножки, — он поцеловал одну из них, а у меня больше нет сил его отталкивать.       Действительно, я позволяю ему делать все, что вздумается: целовать меня, где он только захочет, прикасаться, где он только захочет. Не смотря на всю свою свободу действий, он никогда не раздевал меня, пытаясь сделать что-то ужасное. Лишь каждый день он одаривал меня поцелуем в губы, поглаживая волосы, а мне было все равно.       Я просыпаюсь раньше нее. Делаю ей кофе с круассанами на завтрак, срезаю ее любимые розы в саду. Каждый раз, когда я бужу ее нежным поцелуем в лоб, она горько плачет, жалобно смотря на меня этими яркими зелеными глазами, и снова просит выпустить ее из подвала. Неблагодарная.       Пожалуйста, превратите меня в куклу, что ничего не чувствует, лишь наблюдает. Я и за это буду благодарна.       Два месяца. И ему не надоедает? Почему меня никто не ищет? Убейте меня, убей, пожалуйста.       Когда, наконец, ты меня разорвешь?       Когда ты под ребра засунешь мне нож?       Сломай мою руку, ударь об косяк.       Я так извелась, что согласна и так!       Два с половиной месяца. Только сейчас я поняла, что мне не так уж и плохо здесь живется. Не считая ошейника, да и у него цепь довольно длинная, чтобы ходить по всему помещению. Он заботится обо мне, выполняет все мои пожелания, но в пределах этого подвала.       Сначала я просила меня выпустить, потом от скуки начала говорить все свои желания, которые он, не долго думая, исполнял. Мои любимые цветы, любимая одежда, любимая музыка. Он даже специально поклеил обои в подвале. Моего любимого цвета — зеленого. Шатен рассказывал мне истории из своей жизни. Кажется, будто я теперь знала о нем все: об отце, который хочет оставить в наследство ему свою компанию. Но парень отказывался, а мне говорил, что только из-за меня. О матери, которая умерла пять лет назад, о его проблемах. Может, все было бы по-другому, не отказав я ему, не будь у меня парня? Так почему же он не мог как-то по-другому завоевать меня?       Неужели, я виновата в этом?       Голубоглазый улыбается. Снова целует меня, нежно, даже вспоминаю своего прошлого парня. Я впервые отвечаю ему, от чего тот удивляется. Закидываю руки ему на шею, будто говоря: «я соскучилась», зарываюсь руками в его короткие мягкие волосы. Он смелее впивается в мои губы, более резко. Снова отвечаю. Может, я смогу жить с ним счастливо? Я к нему уже так привязалась. Мы едва успеваем дышать в перерывах между касаниями губ. Снимаю с него футболку, от чего он останавливается, удивленно смотря на меня.       Я подхожу к кровати и сажусь на нее, неуверенно жестом приглашая к себе. Он все еще стоит в ступоре, тогда я беру его за руку, попутно начиная расстегивать платье. Такого даже он себе не позволял. Шатен приходит в себя и продолжает целовать меня, помогая снять ненужную одежду. Становится жарко.       Как же хорошо лежать с ним вот так, пусть и в ошейнике. Думаю, скоро он доверится мне и снимет его. Я улыбаюсь. Впервые за эти два месяца. — Я люблю тебя, — шепчет мой возлюбленный. — Я тоже, — обнимаю его, прижимаясь сильнее.       Все было просчитано. Я использовал феномен Стокгольмского синдрома: когда преступник и жертва находятся в одном помещении долгое время, жертва начинает сопереживать преступнику. Я обманул ее. Но все могло пойти иначе, если бы она не отказала мне тогда. Но я не думал, что все получится настолько хорошо. — Смотри только на меня, люби только меня, разговаривай только со мной, — настойчиво приказывает он, а мне начинает это нравиться. — Ты для меня все в этой жизни, — улыбнулась я. Я действительно так думаю. Это странно?       Сейчас я хочу быть рядом с ним.       Плевать, что я совершил преступление, главное, что она сейчас со мной.       Пусть так будет вечно.