Одна прекрасная дама

Темные улицы. По дороге быстрым шагом шла невысокая фигура в сером. Луиза Арамона не испытывала ни малейшей радости от своей прогулки, но выхода у нее не было: Герард метался по постели в бреду, и это гнало ее ночью прочь из уютного дома – за врачом. Темноты и того, что та таила в себе, в отличие от многих дам, Луиза не боялась. Она уже давно для себя решила, что любого, кто попытался бы покуситься на ее честь, жизнь или кошелек, она подманит под свет фонаря и явит себя во всем великолепии. А если и это не сработает, то можно и кривые ножки показать. Любая нечисть в бегство обратится. Страх за сына заставлял капитаншу ускорять шаг с каждой минутой, почти бежать. Она не могла себе позволить и секунды промедления, которая могла стать роковой для мальчика. Он ведь всю свою недолгую жизнь мечтал о военной карьере. Что если он станет инвалидом? Что если у него отнимутся ноги? Луиза ничего не смыслила в медицине, поэтому в ее голове уже зрели пугающие образы: бьющийся в агонии сын, немощный сын, мертвый сын. Стук каблуков гулко разлетался по пустой улице, госпожа Арамона, опустив голову, продолжала лететь вперед, когда почувствовала, что врезалась во что-то довольно мягкое. Резко подняв голову, женщина посмотрела на неожиданную преграду, и ей показалось, что мощеная дорога под ногами поплыла. Она уже почти ничего не видела – весь ее мир сузился до одной пары синих глаз. Она понимала, что надо что-то сказать, извиниться и быстрее продолжить путь, чтобы не пугать герцога своим видом, но сдвинуться с места было выше ее сил. Алва, а это был, разумеется, он, тоже молчал, с вежливой улыбкой глядя на Луизу. — П-простите, сударь, я… — Не видели, куда шли? — живо подхватил Алва. — Да, простите еще раз. Я просто… просто, мой сын, вы понимаете, сударь… Мне нужно к врачу. Создатель, почему она блеет, как последняя идиотка?! Мало того, что на рожу не вышла, так Рокэ еще подумает, что она конченная дура. — Что с вашим сыном, сударыня? — Не знаю, — Луиза сделала героическую попытку собраться, и, для пущего успеха, перевела взгляд с глаз герцога на его шею. Так сосредоточиться было гораздо проще. — У него жар, и он без сознания. Сударь, мне надо бежать. Извините. — Госпожа Арамона попыталась проскочить мимо кэналлийца, но тот резво заступил ей дорогу. — Жар, говорите? Сударыня, я не могу оставить вас одну на улице в такое время. Позвольте вас проводить. Проводить? Повелитель Ветра, соберано Кэналлоа и ее тайная мечта на протяжении последних девятнадцати лет хочет проводить ее, Луизу Арамона, личность мало того, что непривлекательную, так еще и старше его на несколько лет? Это какое-то безумие. Так, стоп. А с чего она взяла, что в этом есть что-то ненормальное? Герцог Алва хочет просто проводить ее, подчиняясь законам вежливости. А может, он уважает ее супруга… Хотя нет, последнее было бы еще более нереальным, чем мысль о том, что она может привлекать Ворона. — Почту за честь, сударь, — сдержанно произнесла капитанша. Но когда кэналлийский Ворон взял ее аккуратно под руку и повел дальше по улице, она снова чуть не лишилась сознания. Ей казалось, что вот еще чуть-чуть, и она проснется либо от похмельных хрипов супруга, либо от радостных криков детей. Но чудесный сон не уходил, Алва по-прежнему легонько сжимал ее локоть, и они продолжали идти нога в ногу. Дивная сказка. Такая ужасная, полная тревог ночь превратилась в нечто прекрасное. Она знала, что еще долго будет прокручивать каждый миг, лежа в постели, сидя за столом, вышивая… И будет корить себя и проклинать за невзрачное платье, глупые слова, слетавшие с ее языка, за то, что не похожа на прекрасную даму... За все. Но это будет потом, а сейчас можно просто идти и чувствовать тонкие пальцы Первого маршала на своей руке. — О чем вы задумались, сударыня? — голос Ворона прорвался через пелену грез. Она вздрогнула. — О вечном, сударь, — просто ответила Луиза. Она почти не солгала. Но прямо сказать, что думала о нем, о своей любви к нему, она не могла. Не посмела бы испортить этот удивительный момент своими глупыми словами о любви. Алва понимающе улыбнулся: — Прекрасным дамам положено думать о вечном и не менее прекрасном. Несмотря на то, что голос Ворона завораживал, выгоняя все посторонние мысли из головы, включая страх за Герарда, Луиза не смогла сдержать хмыканья. — Что вас рассмешило? — осведомился герцог. — Ваши слова, сударь, — произнесла капитанша и, немного подумав, добавила: — о прекрасной даме. — А кто вам сказал, что вы не прекрасны? — лица Алвы госпожа Арамона не видела, но в его голосе проскользнула нотка удивления. Он смеется? Назвать Луизу Арамона прекрасной не смог бы даже ее муж. Даже если бы особенно сильно надрался. Да что там прекрасной! Он бы ее и нормальной не назвал. И, это Луиза понимала с особой ясностью, вполне оправданно. Будь ее воля, она бы сейчас закуталась в какую-нибудь красивую ткань, чтобы Рокэ видел только ее волосы. Ее красивые волосы. Но ткани не было. Приходилось держать спину и следить за своим голосом. Делать все, что угодно, лишь бы хоть немного скрасить серое платье и уродливое лицо. На вопрос Алвы она так и не ответила. Впрочем, это было и не надо. Он прекрасно обходился без ее замечаний. — Сударыня, женщине не обязательно быть похожей на гиацинт или розу. Таких хотят, простите за откровенность, но не всегда любят. Чтобы женщину полюбили, за ее внешностью должна стоять более значимая, душевная красота и чистота. Будь то темперамент или нежность и робость. Искренние внутренние качества делают женщину поистине либо прекрасной, либо уродливой. И в последнем случае ее не спасут даже пышные формы и кукольное личико. Луиза слушала его, затаив дыхание, потеряв счет времени, забыв кто она, и где. Самое главное, чтобы кэналлиец говорил, говорил и не замолкал. А что он говорил? О Красоте? Пожалуй… Она впитывала каждое его слово, не понимая смысла, но запоминала все, что он произносил, вплоть до интонации, чтобы потом вспомнить. Эти воспоминания станут ее щитом от невзгод жизни, ее опорой и укрытием. Когда Арнольд вновь завалится домой пьяным, она, быть может, даже не огреет его со злости сковородой. Просто стащит сапоги и уложит спать, а потом сядет у окна, и в голове вновь зазвучит тихий и волнующий голос. — Сударыня, — Создатель, она точно сойдет с ума, — думаю, женщины правы, предаваясь думам о любви… Вы же думали о ней? Эта тема действительно бесконечна. Она достойна и песен, и сонетов, кои и получает в полной мере. — И ваших песен? — она когда-то слышала от мужа, что герцог поет и поет весьма недурно. — Сполна, — легкая улыбка, — петь о любви легко. Петь о любви к прекрасной даме еще легче. — И часто вы пели о любви к прекрасным дамам? — Создатель! Сейчас он переведет разговор в другое русло или просто уйдет. Такие вопросы непозволительны. Особенно если их задает незаконнорожденная дочь графа малознакомому герцогу. Но, вопреки ожиданиям, Рокэ ответил: — Никогда. Но теперь, пожалуй, буду петь. Что он имел в виду? Неужели?.. Нет, это уже слишком… Она совсем ошалела от счастья! Пора возвращаться на грешную землю. И так уже замечталась. Так недолго первой красавицей столицы себя возомнить. А разбиваться о стену жестокой реальности больно, очень больно. Не важно, что имел в виду Ворон. Ее это не должно беспокоить. Они, скорее всего, видятся последний раз. Еще одна такая встреча невозможна. Ей просто повезло. Они опять шли молча. Тишина не угнетала, это была родная тишина, тишина теплая и успокаивающая. Такая легкая и знакомая. Идти в тишине под руку с Вороном было приятно. И Луиза готова была идти вечно, но голос Алвы выдернул её из пучины блаженства: — Сударыня, мы прибыли. И правда, небольшой домик-аптека, в котором ночевал дежурный врач, вырос перед замечтавшейся женщиной как из ниоткуда. Пора прощаться? Сейчас он уйдет и… — Я войду с вами. Это ускорит процесс сбора лекаря в дорогу. Капитанша, не веря тому, что только что получила несколько дополнительных счастливых минут, кивнула и поднялась вслед за герцогом по ступенькам. Алва оказался прав: при виде Ворона врач развил бурную деятельность и принялся спешно собираться, кидая в свою сумку все необходимое. Оказаться провинившимся перед Первым маршалом ему, вероятно, очень не хотелось. Последствия пугали. — Знаете, сударыня, я предлагаю вам оставить лекаря собираться к вам домой в гордом одиночестве. Он не подведет и не заставит себя ждать. Луиза непонимающе посмотрела на Алву. Что он хочет этим сказать? — Пойдемте, сударыня, я вас провожу. Прогуляемся. Такая чудесная ночь в обществе прекрасной дамы обещает стать еще чудеснее. — Но мой сын… — слова дались Луизе с трудом. Какими бы синими не были глаза Ворона, он не займет место Герарда. — С ним все будет хорошо. Я вам обещаю. Мы пойдем медленно, а когда вы окажетесь дома, вашему сыну уже не будет ничего угрожать. Он обещает. Он предлагает ей прогулку. Еще более долгую, чем предыдущая. Она сотни раз прокручивала в голове подобные картины. И вот мечта стала явью. Сейчас, в этот миг, она может снова стать счастливой. Пусть всего на полчаса, но по-настоящему счастливой! От раздумий отвлек врач, вылетевший из домика и на огромной скорости понесшийся по темной улице. Несколько секунд и он исчез из виду. Поразительно! — Вот видите? — раздался голос Рокэ, — он уже далеко. Вы же не хотите броситься его догонять? Он прав. Конечно, он прав. — Хорошо, сударь. Я согласна разделить эту чудесную ночь с вами, — и откуда только взялись эти красивые слова, когда больше всего хотелось просто закричать? Алва снова улыбнулся такой чарующей, белозубой улыбкой. Ноги снова подкосились, но Луиза смогла устоять и даже улыбнуться в ответ. Герцог Алва вновь взял ее под руку, и они шагнули в ночь. В голове вновь роились сумасшедшие мысли, Рокэ вновь что-то говорил, опять называл ее прекрасной, и она верила. А как не верить? Раз Ворон говорит… Она даже смеялась. Искренне, громко. И тоже что-то говорила. А где-то далеко, в небольшом мещанском доме, Герард Арамона открыл глаза.