Забота в мелочах

— Чего тебе надо? — Вопросительно сорвалось с ее губ, нарушая повисшую и царствующую уже парочку часов тишину. Я оглядел ее: вызывающе приподнятая бровь, игривый и нагловатый оскал — все это всегда было и навсегда останется привычными чертами моей хамоватой сестрички, — Ты совсем уже тормозом стал, чего подвис? — Добавила она, расплываясь в ухмылке, подгоняя меня к решительному ответу. Но, к сожалению, решительности ему как раз не хватало, я лишь почесал затылок и выдал: — Нет, ничего, — Она заинтересовано наклонила голову, тюремная хабалка тут же превратилась в маленькую и очень любопытную девочку, которой была когда-то, разглядывающую причудливый и непонятный для нее предмет, то есть меня. Я глубоко вдохнул, набрался сил перед предстоящими побоями: — Просто, я посмотрю, ты очень сблизилась с Кинчо. Никогда бы не поверил, что ты способна с такой нежностью заботиться о ком-то. Минатсуки замялась и в смятении опустила взгляд на колени, на которых мирно спал броненосец, сверкая грубой кожей золотыми красками на солнечных лучах. Она никогда не замечала за собой этого, но моя фраза заставила уяснить одну истину — близость с новоиспеченным питомцем — не ложь. Изначально, моя милая сестричка относилась к живности в доме резко отрицательно, считая, содержание неразумного существа в доме сплошными убытками. Но спустя несколько дней сама же начала рыскать по городу в поисках во всех смыслах правильного, здорового корма. А вечерние посиделки перед телевизором с чашкой черного чая в компании с теплым красно-черным пледом заимели еще одну небольшую деталь — поглаживание этой самой бесполезной живности. И тут я услышал нервный смешок, а за ним последовали слова, составляющие провокационное предложение: — По-твоему, я такая черствая стерва? Я ожидал многого: удара, кучу нецензурной брани, — но только не такой пронзительный вопрос, наполненный обидой. Кровь от головы начала отливать, в легких, казалось бы, совсем не хватает места для кислорода, сердце предательски стучало, наверно, меня еще и трясло. Я никогда бы не посмел думать так, но сейчас почему-то не мог вымолвить не словечка. «Господи, кто вообще меня за язык тянул?» — доносилось в моей голове, больно ударяя по вискам изнутри. Не представлял, что сестричка так умело может выбить парня из колеи. — Язык съел? Я тебе покажу заботу! — Минатсуке сорвалась на истеричный крик, ощущалось, что если бы у меня были кошачьи или собачьи уши, то я непременно поджал их от страха и шума. Девушка рысью спрыгнула с дивана, с оглушающим хлопком раскрыла дверцы гардероба, быстро и ловко взяла мой галстук, а затем молниеносно запрыгнула мне на колени. Наши лица оказались совсем близко, и я без труда смог разглядеть ее. Карие глаза смотрели со злостью, по красным от гнева щекам бежали горячие полосы слез, которые она так и не смогла сдержать, аккуратные губы надулись от досады. В этот раз она точно была похожа на маленькую девочку, которую я всегда защищал и оберегал. Я приучил ее, она доверилась мне, стесняясь этого, прикрываясь грубостями. Ее прикрытие было слишком хорошо, но сейчас я разбил его на миллиарды осколков. Она застегнула верхние пуговицы моей рубашки, перебросила галстук через шею и неумелыми, полными робости движениями, начала завязывать чертов элемент одежды. Всхлипнув, сбросила очередную маску (ее могла бы ждать прекрасная карьера актрисы, жаль, что играет она только для себя), она посмотрела в мои глаза: — Забота ведь может проявляться в таких мелочах? Знаешь, меня всегда вымораживало до тряски то, как ты завязываешь галстуки. Я засмеялся, так звонко и громко, как не смеялся никогда. Хохот оглушал и заполнял пространство. Минатсуки пришла в себя, слегка грубоватым движением шуточно придушила меня галстуком, но тут же смягчила хватку. Пришло мое время. Я встал с дивана, подошел к запыленным полкам (совместных быт показал, что мы точно брат и сестра, ведь любовь к уборке у нас полностью отсутсвовала), где-то здесь лежала расческа. Поиски оказались успешны, предмет оказался в моих руках. Волосы напоминали ей о том роковом сражении и о чудесном спасении. С того времени они прилично отрасли, еще немного и они бы уже казались плеч. Прядь челки она заплетала в косичку, я распустил ее. — Знаешь, а с распущенными волосами ты кажешься намного чувственнее и женственнее, — ласково прошептал я, расчесывая русые локоны. — Ты просто болен комплексом младшей сестры, — ответила она, закусив губу. — Ты успокоишься, если я признаюсь в этом? — Играюще сказал я. — Вполне. — Ну, если я смогу продолжать заботиться о тебе, то пожалуйста. Я, Йо Таками, имею комплекс младшей сестренки. Объект моего комплекса залилась хохотом. Тело наполнилось душевной теплотой, наверно, я и правда болен.