единственная

      У Пейдж множество секретов, ее душа таит в себе миллион загадочных созвездий, рассыпавшихся бриллиантовой звездной крошкой в ласковых кофейных глазах. В ее биографии прочно приписана непредсказуемость, а Йен, словно археолог, пытается раскопать все сокровища, что она давным-давно спрятала от посторонних глаз.       Она буквально единственная из всех его знакомых, кто смешивает классический утренний кофейный напиток с горькой, застывающей похотью на языке водкой. Ее глаза — медово-коньячные, сладкие со смесью бестактной терпкостью, алкогольные. Она в порядке; а Йен пьянеет от одного лишь неосторожного взгляда.       Она единственная, кому не нужно ярко подводить глаза и наносить особый матовый оттенок пудры на острые скулы, чтобы казаться опасной сногсшибательной женщиной. Ей не приходится откровенно выглядеть для того, чтобы быть желанной. Она даже не думает, что было бы здорово закадрить Кьюсика; он сам решил, что это будет интересно.       Она единственная, кому нет дела до безумных шипперских войн. Она смеется с Линдси в перерыве, обнимая девушку за плечи, пока та передает ей последние новости из глобальной сети, упрямо затрагивая тему отношений их персонажей. Пейдж улыбается, склоняет голову к плечу и поддерживает беседу; Пейдж никому не расскажет, что она выбирает Йена.       Она единственная, кто может позвонить ему ночью и попросить о помощи. С переездом, с заглохшей машиной, со сломанным феном — ему плевать, он без раздумий едет к ней в другой конец города. Он каждый раз просит ее позвонить, если что-то понадобится. Пейдж всегда звонит.       Она единственная, кто читает Шекспира в оригинале и поет ласковые колыбели, когда он засыпает в ее кровати. Она отвлекается на все что угодно, а Йен позволяет ей забыть, остыть, притвориться, что ей все приснилось. Утром она находит его на диване, куда он перебрался на рассвете. Она верит, когда он говорит, что ничего не было.       У Пейдж всегда было множество секретов.       Йен не понимает, в какой момент стал одним из них.