Рожденный петь,летать не прыгать.

POV Кенни Ебанный нахуй начинается со старших классов, когда гормоны зашкаливают, а ты перестаешь с этим бороться, когда хочется трахать все, что движется, когда солисты "Metallica" бьют гитары о мозжечок, когда мозги состоят из повседневного дерьма и прилипших леденцов, когда в горле застревает ком из нелепых переживаний, а внизу живота бабочки не то чтобы трахаются, они устраивают оргии, БДСМят, гомосячат и лезбиянствуют (если такое вообще можно сказать о бабочках), и в конце-то концов, начинаешь ходить в церковь ради розовощеких молоденьких монашек, похожих из-за ряс на бесформенные мешки с картофелем. Однако, можно различить, где начинается грудь. А вот уж где кончается — это кто во что горазд. Блин, но какая грудь!!! До неприличности стыдно перед Господом. Иногда. Это не все факторы, указывающие на то, что ты уже вырос. Это называется «мясо нарастили, а мозгов нет». Нам по 17. Эти самые мозги отключаются, уровень порочности и недержания резко увеличивается. Вам ли говорить, сами, поди, конченые извращенцы, алкоголики, тунеядцы, сексуальные (и не очень) маньяки. Если так, то вас не должно удивлять наше почти обычное по выходным состояние: укуренные в сопли, пьяные в говно, ночующие в доме какого-нибудь счастливого одноклассника, лишенного внимания и бдительности со стороны родственников (хотя бы на тот же уйкэнд). Всю остальную рабочую неделю мы вынуждены строить из себя более-менее людей, подавлять животные инстинкты, сидеть на заднице ровно, смотреть на доску и хотя бы что-то запомнить. У меня плохо получается. Я смотрю на декольте девочки с соседнего ряда."Девочка"..с 4 размером. Упоительное зрелище, всяко интереснее паршивой математики. А еще паршивых английского, истории, литературы и тому подобного, т. е. всего, что усердно пытаются запихнуть в наши задурманенные головы. Забыл представится. Кеннет МакКормик. Очень приятно, а весь этот спектакль — мой поток дерьма в голове. Сегодня особенно скучно, раз я говорю сам с собой. Грудь Ребекки я изучил в этот день достаточно. Синий лифчик под белой блузочкой не сочетаются, да. Хотя такие дойки ничего не испортит, вот мой экспертный вердикт. К тому же сегодня в классе пустовато. Стэна нет, и, кажется, его шваброподобной девки. Наверно опять всю ночь протрахались, а наутро, у ее величества заболела, скажем, спина, и она со своим подкаблучником остались дома. Я не уверен в своих предположениях, ибо Венди отличница, а Стэн рыцарь безконный. Играли наверно в шарады до утра. Мозговой штурм, мляшечки! Ахах, наверно сейчас мой рот натянулся от уха до уха. Не суть важна. Еще ведь кого-то нет...Кого-то очень важного, значимого, без кого реально пустошь, а не класс... А, точно. Картмана нет. Я что, подумал "значимого, важного"? Дебил, хотел сказать жирного и необъятного. Я чересчур рассеян в последнее время, раз не заметил соседа по парте. Где ты, о баржа живота моего? Опять съел пиццу с разносчиком? Я чувствую, что сейчас заржу окончательно. А, не... пока обошлось. Вспомнился случай, как я с Эриком на позапрошлой неделе над впереди сидящими девчонками стебались. Ведь что есть девочки 10 класса? Юбки по 8 см от бедер, предательски вжатые в острые костяшки таза тонкие веревочки цветастых трусиков, открытые блузы, состоящие из декольте и двух рукавов. Все. А что, мне нравится...Так вот, насчет случая: Картман надоумил, что надо делать. Мне пришлось сползти под парту почти по шею, положив маленькое карманное зеркальце на шнуровку кроссовка. Вытянул ногу... тэээк... Рост, слава Богу, позволил моей ступне очутится прямо под стулом и чуть дальше впереди сидящей красотки. Картман сполз до моего уровня. И вуаля. Половину урока мы могли лицезреть отражение ажурного белья Келли. Правда, потом нас резко запалили, и отправили к психологу. Услышав заветное "Смотреть на женские трусики нехорошо, п-нятненько?" ,отчалили восвояси. Чего ж тут непонятненького? Вы, мистер Маки, целочка-невредусечка. Но факин ты щет, зрелище это стоило получасовой заунылой байды. Ну как то так. Зазвенел звонок. Он немного отдернул меня от мемуарного пережевывания очень трудовых будней. Видимо, намечалась контрольная. Дежурные снуют по классу, впруживая мятую бумагу, взмокшую от потных рук. Тэк. Сегодня дежурят Крейг и Твик. Такер еле тащит свою жопу, небрежней обычного раскидывая листы по партам, показывая недовольным уже приевшийся средний палец. За ним хвостом в дрожащую припрыжку продвигается Твик. Стареешь, Крейг... на поприще шестерки выбрал такого нескладеху. Хотя... я с ним не спал, ничего не могу сказать конкретного. У Твика веки дергаются, руки трясутся... Врачи, конечно, на славу постарались, он уже не такой безнадежный психически больной, каким был ранее. Я уверен, на все 100% что Такер оприходовал невротика. Невротик-мне-в-ротик... Я гений. Ахахахахахахааххаахахах!!!! Вот тут меня понесло конкретно, я прям оригинален, я прям горжусь собой. Ай да Кенни, ай да сукин сын! Так, сукин сын, башка тупая! Контрольная же будет. А я ничего не знаю. Абсолютно. Ноль. И сиськи Бэбе мне не помогут чертить прямые. Только окружности, да... блин, съебитесь, мысли похабно-хорошие. Позже! Я уже сам себе приказываю. Ууу...Мотаю головой по сторонам, дабы остудиться от невесть откуда взявшегося горячего прилива крови, которая ударила в голову и в обратном направлении. Дурацкие окружности! Тупая математика! Она меня имеет! Аааа! Ну , мне повезло, во время очередного мотания головой, при котором я был похож на клячу блохастую, в глазах мелькнуло рыжее пятно. Я повернулся. На задней парте восседал вечный объект усмешек Картмана, промах системы фюрера, безусловный убийца Иисуса, жмот несчастный, никудышный хоккеист, и в конце- концов рыжая еврейская давалка (по словам самого Картмана). Ну... мы со Стэном, все-таки, называем его Кайл. Он хороший парень, отлично учится, и в хоккей играет неплохо. Брофловски добрый, не смотря на давку со стороны своей воистину жидовской жирной мамаши, что он связался не с той компанией. А "не та" компания — это мы: Стэнли, Картман и я. Так. Я быстренько, скинул книги в сумку со стола, и двумя прыжками добрался до парты Кайла. Он ботанствует, задротствует, страдает хуйней... В общем, листает учебник по геометрии. О, обратил на меня внимание. — Привет, Кенни, — без особого энтузиазма произнес он. Занятой парень, прям. — Йо! Что читаешь? Там есть картинки? А девки? А две? — решил подколоть его, хотя видел, что рыжий листает учебник. Невеселый иудейчик. Удручает. Я заулыбался. — Кенни, ты дурак и мысли у тебя дурацкие, — Кайл слегка натянул губы, но от книжки не отлип. — Кайл, помоги дураку, а...? Я ничего не смыслю в параболах, прямых, косых, точках, херочках... Можно я с тобой посижу? — кавайные глазки. Только он не смотрит. Продолжаем давить на жалость. — Ты хотел сказать, "Можно я у тебя спишу"? — наконец-то Брофловски посмотрел на меня, закрывая ненавистную книженцию. Почесал кончик носа и хохотнул в ладонь, как девчонка. Мда... в такие моменты я начинаю задумываться над тем, что мы все здорово изменились, подросли, там..., поправились, подкачались... ну, Картман похудел немного... А Кайл... Блин, в плечах он так и остался хрупкой девицей. Анарексик какой-то. Хотя... это придавало ему какую-то изюминку. Блин, изюма хочу... Блин, жрать охота... — Я буду сидеть тихо, не потревожу вас, Ваше Превосходительство самый-самый-умный-умный-друг-друг! — подлизался. Ковареееен я. Зеленоглазому это, похоже, льстило. Падок на комплименты, изюмосодержатель... Я теперь понимаю Эрика. — Ладно, садись, мое превосходительство сегодня в прекрасном расположении духа, — он теперь рассмеялся и потянул меня за щеку. Неприятно и приятно. Ласка шефа, блин. Руки у Брофловски холодные и... нэжные? Звенит звонок. Ура, отвлекусь от самого себя, а то уже подзадолбал. Рыжий натянул на нос очки, и стал вдумчиво всматриваться в доску, на которой были написаны неведомые иероглифы архимедовы. Отдохну. Сначала пусть Кайл нарешает, а я благополучненько перекатаю. Закрыв глаза, облокотился на спинку стула и расслабился. Прошло, наверно, минут 20. Стало невыносимо скучно. Просто пиздецки. Я уже и бумагой в Клайда поплевал, и написал кучу неприличностей на крышке парты, и ногти погрыз, и поговорил с Токеном, и попялился везде, где смог. Перевел взгляд на моего ботана. Кусает колпачок ручки... Вот прядь рыжих волос накручивает на тонкий палец... Вот очки ближе к переносице двигает... Губы облизывает. Они у Кайла пухлые. Даже слишком. Ровные и гладкие, матово-розовые... Не чета моим-потресканным, обкусанным и кровоточащим. Даже как то от себя противно стало. Он что-то шепчет себе под нос, загибает пальцы — считает как в младшей школе, глаза бегают по листку, ручка быстро вырисовывает ровные цифры. Вот линейка с карандашом исполосывают клетчатый листок вдоль и поперек, вот... сюда бы две точки, и полюбэ сиськи, ну! Блин... даже как-то заводит... то ли со скуки, то ли в Кайле слишком много этого изюма: его девичья фигурка, нос с горбинкой, губы пельменями, выпирающие лопатки, впалая грудь и круглые бедра... Пялюсь. Сижу вот и пялюсь. И зрачки предательски по-наркомански расширились, и челюсть отвисала, от осознания того, на кого я смотрю. "Машу рукой, а сердце замирает, и ничего поделать не могу"...Благо, Брофловски слишком занят и не замечает моего охуевания. Честно, я просто никогда за ним не наблюдал так пристально: за его повадками, привычками, взглядом, эмоциями...Захотелось проверить Кайла на прочность. Сейчас же. Импульсивный экстраверт-извращенец, прошу аплодисментов. Вот и опустил ладонь на его пах, и сквозь ткань этих сраных узких джинсов сжал его причиндалы. У Кайла чуть глаза из орбит не повылазили, и очки с носа не столкнули. Хорошо, что он ручку кусал, не издал ни звука, кроме сдавленного хрипа издыхающего жирафа. Кайл хороший мальчик... а хорошие мальчики нравятся только родителям. Вот пусть родители с ними и трахаются, ахаахахах. Буду делать из еврея плохого. Ну, по крайней мере, не умру со скуки, что сейчас означало одно и тоже. Обожаю последние парты! Жертва импульсации экстровертного извращенческого произвола молчал, а я уже расстегивал железную клепку над молнией, и, собственно, расстегивал молнию. Брофловски пытался наступить мне на ногу, но наступал себе, от чего поскуливал и негодовал, елозил на стуле, стучал мне по кистям рук. Учитель сделал замечание, чтоб мы заткнулись. — Слышишь, Кайл, будь няшей, заткнись, а то скажу, что ты руки в штаны суешь и разлагаешь общество на манерных педиков и онанистов, — я шепотом съязвил ему прямо в ухо, от чего Кайловы губы скривились, глаз задергался, и вообще его самого передернуло. Приумолк. Вот ведь репутация чего стоит. Мне бы все равно не поверили, я уверен. Но мысль, что он меня слушается меня пугала и очень заводила одновременно. Ахах, я теперь люблю геометрию. Пальцы скользнули через ремень егоиных брюк, отодвинули упругую резинку белья и очутились внутри. Я сразу же обвил пальцами кончик его порядком напрягшегося члена и крепко сжал, давясь собственной испорченностью. Еврею вообще поплохело... Пока я ржал и тихо превосходствовал в собственных глазах, он корчился, согнулся крючком над партой, сжимал ладони в кулаки, от чего корпус ручки тихонько потрескивал. Я повернул голову к окошку, чтоб не видеть лицо рыжеволосого, которым, судя по глухим звукам, он бился об парту, и не передумать. Еще я слышал скрежет зубов по пластмассе,.. глухое царапанье парты, и, кажется, какой-то невнятный мат. Это были позывы "Давай, Кенни, продолжай!" решил я для себя и продолжил, ога. Средний и указательные пальцы сдавливали меж собой головку, остальными я обхватил ствол и начал поглаживать, по куда мог дотянуться. Кайл кусал губы, жмурясь над недописанной контрольной, сломанная пополам ручка уже освоилась где-то на краю парты... Я решил повернуться, и не пугать своим невниманием. Да... пожалуй только его сейчас еврейчику стоит боятся. Улыбаюсь ехидно. -Ка-аайл... приятно? — в такие моменты, напоминаю себе жиртреста. -Ке... Кенни... ну ты и с... сука... — резал он зубами в стол, но терпел. Неужто нравится? Нравится! Хэхэхэ... на этом моменте освобождаю его член от нижнего белья, и бесстыдно начинаю отдрачивать в парту. Его колышет (Кайла, естественно), как э... что-то колышущееся, он прикрывает рот тыльной стороной ладони, и старается сидеть ровно, лишний раз не скрипя стулом. Я чувствую, что у меня тоже кол в штанах, и с этим надо кончать. Кстати, первым кончил еврей. Я пока перебьюсь... но только пока. Слегка прогнувшись в пояснице, Брофловски глухо пытался отдышаться и собрать мысли в кучу. Застегнув брюки дрожащими руками он принялся дописывать карандашом. Я поражаюсь его безэмоциональности и вытираю руку о джинсы. Звенит звонок. Кайл встает и следует за толпящимся стадом сдавать мученический листок на стол учителя. У него брюки на коленях сырые и грязные... Вот лось длиннолапый, зацацкал обратную сторону парты коленями, хотя полминуты назад испоганил ее своим иудейским семенем. Он вернулся, чтобы собрать вещи, я любезно протянул ему книгу, мол в помощь. Пощечина. Резкая и... болезненная. Кайл молчит и с презрением смотрит прямо в глаза. Уходит... Что ж, остается осознавать, что урок прошел неплохо, но я заслужил то, что заслужил. А в душе кошки дерьмо зарывают...Снова звонок... На этот раз я решил подловить Кайла после столовой у рукомойника. Привычки — это дело предсказуемых. Ага. Вон,идет. Не успел открыть кран, как я его хватаю за локоть и тащу в сортир. Зачем? Хочу извиниться. Романтичное место, не правда ли? Кайл уже не удивлен.Стоит и сверлит взглядом небытие. — Кайл, прости, я оплошал, ащащащ, трололо, ляляля, зибен-зибен ай-лю-лю... — ну это идет мой монолог извинений, который скушен, как порно со старыми лесбиянками. Брофловски молча слушал мою триаду, ни проронив почти ничего, Кроме: — Кенни, ты -животное. Как... как ты посмел испортить мою контрольную? — охуеваю. Я его чуть не отымел, а он... А он меня прижимает к грязной стенке толчка и лижет мне губы. Как кот... хотя, у меня не было никогда кошек... Охуеваю еще больше. Его язык уже касается моего, слюна растягивается тонкой нитью и рвется, налипая на подбородок, зубами бьюсь об его зубы, засасываю нижнюю губу и... Брофловски отстраняется, утирая рот рукавом. — Я люблю тебя, мудила... "... Знаю, кто показал тебе путь коварного лобзания: диавол внушил тебе такие объятия, а ты, повинуясь злому советнику, исполняешь волю его". Ммм... и что это в голову мысли какие умные лезут? Не перевариваю происходящее.Кайл, исполняй волю дальше, я не против, побудь Иудой, хотя, по-настоящему предатель я и вообще не всасываю, что сейчас происходит, почему я думаю библией, почему Кайл, божий одуван, обжимает меня, приставляя колено к паху, почему я обмяк, почему такая круговерть перед глазами...почему конфетти...почему хиппи сосут...почему мне так плохо? POV Кайла Ненавижу эту сраную жизнь, ебнутый город, никудышного себя. А еще вирус безразличия. Тупая нация, в целой школе не нашлось нашатырного спирта. Залежи медицинского и ни капли нашатыря. Нет кушетки. Парты, кресла, столы, стулья... и на всех либо трахаются, любо жрут, либо блюют. Давит. И вот по этому мы в больнице. Я и он. Не знаю, что тогда нашло в туалете...несварение желудка, наверно. Либо у меня слишком доисторические понятия о любви: романтика, цветочки, звездные ночки, трепалово дни на пролет, взгляды тет-а-тет, мелкие приятные радости, даримые лишь присутствием любимых и т. п. ... На деле, всегда оказывается наоборот. Проверенно. Кенни лежал на больничной койке, уже порядком синеющий, с поджатыми губислами. Я сидел подле него, как шавка. Я его ненавижу за распиздяйство и люблю за... За какие такие заслуги? Я просто завидую его свободе. Он может все... Может прийти пьяным на урок, может послать директрису, может... да много чего неприличного, в конце концов он довел меня одной рукой, и вообще он может сдохнуть. А потом вернуться... так было всегда, поэтому я не особо волнуюсь. Мне интересна причина. Это была бесконечно его палата с рождения и до последней смерти. Тут лежал только он. И это старое сбившееся одеяло, перештопанная простынь и медведь под подушкой. Я не знаю, как его зовут... Кенни не Картман, а у последнего все игрушки имеют имена... и друг друга. Я помню только о лягушонке Клайде. Он любимчик Эрика... поэтому я предпочитал не дотрагиваться до него руками. У медвежонка вместо глаз были пуговицы со старого пальто миссис МакКормик. Они были разных цветов и размера... Я достал его из-под подушки, потеребил, как четки, и положил ладонь Кенни на игрушку. Руки у него холодные... вены видно. Пульс... есть. Живой. Ком грязи с души. — Кайл... — хриплым басом нарушилась тишина. — Кенни... ты...ты... как ты мог натворить столько хрени за один день? — Я рано проснулся... Слушай... Все ерунда... Поцелуи, секс, сколько угодно... А вот фразы "я тебя люблю" давай не будет? Я... я ее боюсь, — вот так сразу все и выдал мне. — Я не требую взаимности. Я... я вообще... мне девушки нравятся... я... — Еврей ты. Все нормально. В меня вообще нельзя влюбиться. Только вляпаться. И застрять... А... а ты бы и впрямь смог меня трахнуть? — он все еще лежал, но пытался подняться на локти. Закидывал меня по-еврейски кучей вопросов. Пихнув ладонью в грудь, я уложил его на место. Заботливая мамаша... — Нет. Не смог бы. Просто, пытался платить той же монетой. Только, я не такой. У меня нет той свободы, о которой я мечтал... рожденный петь, летать не прыгать. Я не ты. Прости за цирк. -Чудесный цирк, Кайл. Мне правда очень понравилось. И вообще, я уверен, что ты и отсасываешь классно, и двигаешься тактично, и все у тебя вполне развратно, — МакКормик заржал. — Ну спасибо, Кен,ты в репертуаре. — Кстати... что это за хрень у меня вместо капельницы? — Томатный сок. Помнишь, тебе вместо сердца пересадили печеную картошку? — Такое забудешь... Отечественная медицина маст дай. — Ну ничего. Это тебе в желудок, а не в вену, так что жить будешь. А видимость работы врачей на высшем уровне... — философствую... — Кайл, поцелуй меня, и заткнись... пожалуйста. Не отказал. Навис над худым МакКормиком, заделывая непослушные пряди за ухо, коснулся ладонью его холодного лица, нагнулся и накрыл егоиные губы своими. Сегодня он был настойчивей, и сам орудовал языком в моем рту... рте... роте... Мне пришлось забраться на проваленную кровать, сесть на бедра Кена... Боже, какой он худой... все вроде изменились так... Картман даже похудел... а Кенни все такой же малохольненький... Руки МакКормика обхватили мою талию и долго хозяйничали вдоль по телу, под одеждой... POV Картмана И все закончилось больничной еблей, вскоре после которой Кайл сдох от СПИДа, а Кенни жил недолго и несчастливо и умер от спермотоксикоза. Конец. Кайл: — Жиртрест, ты заебал со своими бессмысленными историями! Иди напиши что-нибудь полезное обществу! Кенни: — Фуфффыфыфффыфыфа! — (перевод: На заборе хуем слово"мел") Картман: — Еврей, если мои истории круче, чем твое уг, я не виноват. Рожденный петь, летать не прыгать, Кайл. твои предки вообще Иисуса распяли, поэтому ваша тупость не позволяет вам понять, что я прав. Кайл: — Причем тут это, Картман? Картман: — Ты хиппи Кайл. Еврейский хиппи. Кайл: — Эрик, иди говно пинай. Я больше знать тебя не желаю... Кенни, а ты что молчишь? Это же дерьмо, написанное на дерьме жирным дерьмом. Кенни: — Факюфффыфафу, — (перевод: Кайл, история милая, отсоси) POV Полотенчика И вот так вот Полотенчик оказался в центре событий. А... а можно еще косячок? Ага... спасибо... Взгляните на свое полотенце и на меня, снова на свое полотенце, и снова на меня. Видите разницу? Я под дурью, и я на коне! Ту-ту-ри-ду-ту-ту-ту-ту! И вот так вот Полотенчик всех наебал. На последок, наконец то, хочу сказать, я так пыхнул, что, в принципе, не в теме. Дайте таксисту на чай, любите маму, мойте руки мылом, и не забудьте взять с собой полотенце, а то можете простудиться.