Hey, hey, hey! Everyday when I wake, I'm trying to get up; they're knocking me down, Chewing me up, spitting me out...
Это настоящее безумие. Половина шестого. Город ещё спит, да и вряд ли он когда-нибудь проснётся. За окнами беснуется погода. Ветер резкими порывами врезается в прочное стекло, горит лампа, задвинуты шторы. Слишком. Слишком даже для нас. Я взглядом ловлю на одеяле крохотного клопа, секунду любуюсь, как солнце блестит на его спине, и понимаю, какая у него прекрасная жизнь. В ней определённо нет битв, сражений, нет войны, в которой выживает умнейший. Вряд ли там вообще хоть что-то есть. Но уж лучше так, "ничего" лучше войны.Hey, hey, hey! When I need to be saved You're making me strong; You're making me stand. Never will fall, never will end.
- Это абсурдно и безумно глупо! Нет... помолчи, не называй меня безрассудным!.. Я обязательно... Это должен быть я!.. - ты вбегаешь в комнату и отрываешь меня от жучка, от нелепых размышлений про его жизнь, про другую жизнь, и возвращаешь к реальности, жестокой, обидной реальности своим прокуренным хриплым голосом. Последнюю неделю я отчётливо осознаю значение слова безнадёжность. Наверное, так же думает зверь, загнанный в ловушку; человек, обречённый на смерть. В какой-то мере мы и то, и другое. Ты падаешь на кровать, закрывая лицо руками, и твои чёрные волосы блестят в неярком свете лампы, словно они покрыты лаком. Я протягиваю тебе руки, обыденно холодные, словно хочу коснуться. Ты пытался. Это всегда будет твоей отговоркой, главным оправданием в этой войне, в частности, с самим собой, и ничто, и никто не сможет упрекнуть тебя. У тебя был стимул. У тебя была цель, была война, были битвы, взлёты, падения и прочая лабуда, потому что ты верил, искренне верил в революцию, и, должно быть, это потрясающее качество. Здесь нет твоей вины. Не каждому дано поднять тысячи людей на смертную бойню. Просто тебе не хватило стимула, несмотря на то, что ты всегда в это верил. А я верила в тебя. Каждую секунду своей жизни я была готова отдать за тебя. В каком-то смысле у меня получилось. Ты встаёшь и оглядываешь комнату грустным взглядом, потому что чувствовать холод, окружающий тебя, невыносимо. Ты, наверное, жутко хочешь умереть. Мы проиграли. Проиграли, и ты теперь никогда не сможешь назвать себя тем, кем хотел стать больше жизни. И все, кто никогда в тебя не верил, промолчат, потому что все хотели видеть тебя победителем, а ты не смог, ты подвёл их. Это как клеймо будет выжжено на твоей совести, и ты никогда от него не избавишься. Длинный шрам, рассекающий твою щеку, да горький привкус металла на языке - всё, что останется на память. Потому что теперь ты умрёшь, и все твои друзья умрут, это неизбежно, но случится гораздо скорее, чем ты мог себе предположить. Я представляю, что глажу тебя по волосам. Ты всё равно молодец. Ты хотел лучшей жизни для всего мира, и целый мир твоих надежд теперь очевиден каждому. Я горжусь тобой.Shot like a rocket up into the sky, Nothing could stop me tonight.
- Мои дни сочтены, красавица, - ты смотришь в телефон с таким сожалением, словно видишь там собственный разрушенный мир, который находится за закрытыми шторами, где ветер врезается в стекло с такой силой, будто хочет его расплющить. - Мне очень жаль. Я сажусь позади тебя, смотрю на твои чёрные волосы, на шею, где ярко выделяются написанные перманентным маркером три цифры, - два, пять, семь, - и понимаю, что всегда буду любить тебя, даже если всё станет слишком. Твоя спина закрыта кожаной курткой, но я знаю, что там. Знаю все рубцы и отметины, которыми тебя наградили власти. Знаю, потому что моя спина так похожа на твою, а наша боль давно стала общей. Ты обещал мне нормальную жизнь. И мне всё ещё хочется плакать, потому что ты так и не смог её добиться. Всё кончено. Прости меня. - Я правда хотел. Ты единственная знала это. Сколько же я потерял за эту грёбанную войну, но разве это когда-нибудь сравнится с этим?.. - ты вдруг улыбаешься и поправляешь куртку. - Завтра всё решится. Спокойной ночи, Эйприл. Ты гасишь экран телефона, кидаешь его на одеяло и сам ложишься, не раздеваясь, на застеленную кровать, прикрыв глаза. Мне очень обидно. Завтра тебя несомненно поймают и казнят, а я ничего не смогу с этим поделать. Мир ещё не готов принять революцию, но, быть может, он готов её спасти? Я ложусь рядом с тобой, смотрю пристальным взглядом на твою мерно вздымающуюся в такт дыханию грудь, и мои холодные пальцы почти касаются блестящих пуговиц на твоей куртке. Улыбаюсь, потому что это самое прекрасное мгновение во Вселенной - наблюдать, как ты спишь, как ты дышишь, как ты живёшь совсем один в жестоком и алчном мире. Не вздумай сдаваться, ты же непобедим. Помни об этом, Виктор.***
Here we go again, I will not give in, I've got a reason to fight Every day we choose, We might win or lose, This is the dangerous life!
Я слушаю. Я слушаю каждое слово Верховного Консула, каждое обвинение Совета Властей и осознаю, что зря вообще-то пришла сюда. Их каждое слово сулит тебе смерть. Как только ты проснулся сегодня в пустой комнате, посмотрел сквозь реальность, сказал пару слов телефону и пошёл на казнь, я понимала, что каждое их слово будет для тебя равно смерти. Они говорят так не напрасно, они тянут время, чтобы народ смог осознать поражение революции. Делают вид, будто тебя ещё можно спасти. Но на самом деле каждое их слово сулит тебе смерть, как сулило когда-то мне. Ты улыбаешься. Стоишь перед плахой, со связанными позади руками, беспомощный, беззащитный, без единого шанса на спасение. Но твоя улыбка светит ярче солнца, и мальчик с большими голубыми глазами в первом ряду смотрит на твою улыбку и не может понять. И никто не может понять. - Есть ли у кого-нибудь возражения? - моя рука поднимается вверх, но меня никто, разумеется, не видит, а кроме меня никто не смеет возразить, или его тотчас убьют. Толпа молчит, молчит через силу, и я не знаю, что хуже - улыбка Консула или твоя. Вы оба слишком неправильные для своей роли. У Консула слишком добрые глаза, чтобы быть таким мерзавцем. А у тебя слишком ослепительная улыбка для приговорённого. Но сейчас мне действительно не до улыбок. Тебе дают несколько секунд, потому что ты улыбаешься, и все ждут в оцепенении, когда твоё лицо озарится ужасом. Но этого не происходит. И ничего вообще не происходит, пока ты вдруг не кричишь: - Слава революции! - и вся толпа не отвечает тебе тем же.You make me feel invincible, Earthquake, powerful, Just like a tidal wave! You make me brave! You're my titanium! Fight song, raising up Like a roar of victory in a stadium!
Начинается суматоха. Кто-то оглушительно стреляет в небо, потом начинается массовый арест тех, кто ответил тебе. Но больше здесь никто не сдастся, и толпа сражается, пусть без оружия, громко распевая гимн революции, гимн страны, за которую все станут бороться. Солдаты стараются прекратить эту вакханалию. Власти встревожены. Консул мешкается, а палач метается туда-сюда. А ты смотришь на это с улыбкой и вдруг произносишь мальчику с голубыми глазами из первого ряда: - Слышишь? Это гимн революции! - и ты хохочешь, потому что именно этот ребёнок вполне сможет избавить мир от властей в будущем, а сегодня он увидит казнь вождя повстанцев и поймёт, почему стоит сражаться за тебя. А потом, когда твоё лицо обращено к небесам, ты говоришь очень невнятно: - Вот так, Эйприл. Ты всегда была права. Я непобедим. Ты делаешь меня непобедимым. И я снова пытаюсь протянуть к тебе холодные руки, но как всегда не могу. Вокруг бушует толпа, но я вижу только тебя. Резкие порывы ветра развевают твои волосы, а твои чёрные глаза горят огнём по-прежнему живущей внутри тебя революции. Ты живёшь ей, ты дышишь ей. И по канону ты уже не можешь умереть.Who can touch me cause I'm (I'm made of fire)? Who can stop me tonight? (I'm hard wired)
Но ты умираешь. Толпу успокаивают, половину расстреливают, тебя укладывают на плаху и отрубают голову, омерзительно втыкая топор в шею несколько раз. И Консул доволен, и Власти довольны, а люди напуганы и забиты, поэтому никто не произносит ни слова. Потом вдруг мальчик с голубыми глазами из первого ряда кричит: - Слава революции! - и меткая стрела из солдатского арбалета убивает этот юный порыв. Но я знаю, что это не конец. Знаю, потому что народ наизусть помнит гимн революционеров, потому что в глазах восьмилетнего мальчика загорелась надежда от двух слов вождя повстанцев, потому что всё в мире не случайно, а все мечты несомненно становятся явью. И пока революция жива, я буду жить вместе с ней, буду поддерживать всех, кто поверит в неё настолько же сильно, насколько верил ты. Буду внушать каждому, что он непобедим, чтобы он мог бороться за лучшее будущее, за нормальную жизнь...I feel, I feel it... Invincible! I feel, I feel it.. Invincible!
Экран твоего телефона гаснет, а вместе с ним - фото девушки по имени Эйприл Уиллис-Картер, которая верила в тебя больше, чем в саму себя. Фото с датой. С датой моей смерти.