Ты снова куришь...

      Ты снова куришь, пока никого нет дома. Пора завязывать, тебе ведь всего восемнадцать. А ты не можешь, тебе сейчас просто хреново. Ты перестала уже как год улыбаться.       Уже как год ты покупаешь Винстон, и столько же, как забавно, не ходишь в школу. Десятый этаж тянет взлететь, раствориться. Но физика всё завершит летальным исходом; ты это знаешь, не зря ведь ты на физмате. Хотя, конечно, об этом узнают люди. Возможно даже, что через телеэкраны, пусть на них в наше время уже не смотрят.       И ты усмехаешься криво, роняя пепел. Кто знает, что там наплетут репортёры? Очередной суицид, иль случайный ветер? Здесь он настолько сильный, что ты продрогла. Как же вы здесь сидели, ещё совсем дети? С ней... Три года назад, может больше. Тогда ещё было страшно, а вдруг поймают? Но вы забирались на крышу, встречать рассветы. Она была счастлива, ты же... Отнюдь, едва ли.       Ты помогала забыться, стереть из сердца чужие глаза, запах, чужую улыбку. Как ты тогда умудрилась по правде влюбится? Во что, это даже ещё интересней.       Только прошло, забылось, истёрлось слово. То, что тогда не смогла сказать даже шепотом. И ты снова куришь, глотая лёгкими смолы, упрямо ходишь на вашу старую крышу. Тебе всего восемнадцать, но так хреново, что ты докурила за раз половину пачки.       И хочется птицей быть, сорваться по новой. Вот только асфальт всё ближе, а крыша дальше.