Колобок, или Поучительная притча о судьбе

      Жили-были в деревне Глубокая жопа старик со старухой. Просто так жили. Не половой жизнью. Потому что хуй у деда давно не стоял. Бабка-то повздыхала-повздыхала и приспособилась пихать в себя скалку, а вот старику оставалось ей только завидовать. Но тут к ним в деревню провели интернет, и мир для деда обрел иные краски. Радужные. На широких просторах мировой паутины он нашел много полезных статей, из которых узнал, что с падением хуя, так же как с падением Берлинской стены, жизнь не заканчивается, а только начинается. Для массажа простаты, который должен был ввергнуть старого в анальный оргазм, он поначалу думал использовать бабкину скалку, но та не дала. Да и вообще было в этом что-то неправильное, негетеросексуальное — в жопу дрын совать. Другое дело анальные шарики! Но где ж их в деревне взять? Секс-шопов-то нема. Жопа есть, шопа нету. Незадача…       Думал-думал старик, а после старухе и говорит:       — Поди-ка по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок.       Старуха так и сделала: по коробу поскребла, по сусеку помела и наскребла муки горсти две. Замесила тесто, скатала колобок, испекла и положила на окошко стынуть в ожидании своей судьбы. Но колобок-то с таким своим предназначением был не согласен! Он-то рассчитывал на самосовершенствование и карьерный рост. Причем желательно в иностранной фирме, где отношение к существам нетрадиционной формы и содержания куда как приятнее, чем в беспощадной к извращенцам и их пособникам России. А тут — Глубокая жопа. Без вариантов.       Лежал колобок на окошке, смотрел на свинью в луже под окном и вдруг понял: «Надо срочно что-то менять! Я смогу, я умный и сильный!» Нескоро сказка сказывается, да скоро дело делается: взял колобок да и покатился — с окна на лавку, с лавки на травку, с травки на дорожку и дальше в сторону деревни Лучшая доля.       Катится колобок, а навстречу ему заяц-китаец:       — Колобок, колобок, я тебя съем!       Колобок обрадовался.       — Съешь меня, заяц, съешь меня полностью! А я тебе песенку спою: я колобок, по коробу скребен, по сусеку метен, из всякого говна замешан, деду в жопу предназначен, к тебе в рот попаду! Карьерный рост, однако!       Заяц свои косые глазенки выпучил так, словно его через задницу как лягушку надули, и побежал блевать в кусты. После пережитого шока глаза у него так и остались круглыми и размером с пол-лица. Доктор Айболит ему не помог. Пришлось идти сниматься в косурных китайских аниме, где зайца для достоверности объявили коренным японцем, а после долго пердолили во все дыхательно-пихательные. В результате он стал звездой и даже попал в герои фанфиков.       Колобок же обиделся и покатился дальше.       Катится колобок, а навстречу ему беременный Волк под ручку с Красным Ша.       — Чупа-чупс! — вскричал Волк. — Как я и хотел, Шапочка ты моя любименькая, даже в город за покупками тебе ехать не придется! Только чупа-чупс этот какой-то странный — без палочки.       — Щас приделаем, — пообещал грубый и неженственный Красный Ша.       Дальнейшее колобок вспоминать не любил и мало кому об этом эпизоде рассказывал. Зато много лет спустя, когда его мечта стала явью, и он перебрался на жительство за границу, в демократическую и толерантную ко всем страну Гейроппу, он с особым гневом рассказывал местной прессе про жестокую палочную систему, которая царит в России.       — И ведь палки, сука, такие крупные! — возмущался колобок.       Гейроппейцы слушали и гневались, но глаза у них при этом почему-то делались мечтательными…       Однако до этого момента славы колобку еще было катиться и катиться по наклонной плоскости. Ну посудите сами — если бы она не была наклонной, разве мог бы катиться по ней без остановок круглый объект, лишенный рук, ног и моторчика? А он все-таки катился, пока не уперся в медведя-единоросса.       «О! — подумал колобок. — Вот он мой настоящий шанс! Сожрет он меня, буду ближе к власти! Поеду в Москву, стану частью политического процесса. Карьерный рост и самореализация».       — Медведь, медведь! Съешь меня!       — Колобок, колобок, я бы тебя, конечно, съел, но сижу на диете! И так все говорят, что я обнаглел и зажрался.       — Ну съешь, медвединушка! А я тебе песенку спою: я колобок, по коробу скребен, по сусеку метен, из всякого говна делан, в жопу деду предназначен, но выбрал демократические ценности и вырвался на свободу: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел, я от волка с Красным Ша… гм… тоже ушел, а от тебя, медведь, уходить не хочу, потому как чувствую в тебе родственную душу и идейного гуру!       — Кого? — переспросил медведь, который, надо признать, образованием не блистал, и разинул от удивления рот.       Колобок воспользовался моментом и заскочил в так удачно открывшееся отверстие. Не учел он лишь одного: медведь от неожиданности испугался…       — Медвежья болезнь, медвежья болезнь… — ворчал колобок, пытаясь оттереть от себя следы своего недолгого пребывания во власти. — Все, блядь, у них через жопу.       Позднее, уже в демократической стране Гейроппе, об этом эпизоде в своей биографии он тоже рассказывать не любил. А если и брался, то всегда подавал его под иным соусом — не под шоколадным, а под сливочным. Ну… от слова «сливать».       — Когда я попал в… гм… коридоры власти, — говорил в таких случаях колобок, — я попытался изменить эту власть изнутри, прочистить ее, но это не оценили. От меня избавились, как от ненужного балласта, очернив и запятнав мою репутацию. Но это был опыт, который позволил мне… гм… глубже осознать свое предназначение в жизни!       Интервью с ним было опубликовано, но гейроппейский корреспондент, незнакомый с правилами русского языка, обидно назвал в нем колобка кАлобком. Колобок подал в Страсбургский суд, но дело затянулось. Судьи не могли определиться: с одной стороны действительно нехорошо вышло, а с другой корреспондент-то, по большому счету, ни в чем не соврал…       Но до всех этих разговоров, обид и судебных тяжб еще тоже нужно было дожить, пока же коричневый (От загара! Да!) колобок покатился дальше.       Катится он, а навстречу ему старый опытный лис — рыжий и наглый. Глянул лис на колобка, усмехнулся хитро и говорит:       — Здравствуй, колобок! Какой ты румяный, хороший! Так бы и прихватизировал тебя.       Колобок обрадовался, что его хвалят, и запел свою песенку:       — Я колобок, по коробу скребен, по сусеку метен, из всякого говна делан, в жопу деду предназначен (в этом месте лицо лиса стало задумчивым), но выбрал демократические ценности и вырвался на свободу: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел и от медведя тоже вот только что.       А лис в ответ и говорит:       — Какая славная песня, только стар я стал, плохо слышу, сядь ко мне на коленочки да спой еще разок.       Прыгнул колобок лису на коленочки и опять запел:       — Я колобок, по коробу скребен, по…       А лис его — хвать! И сцапал! Сцапал, поплевал, листиком каким-то зелененьким с водяными знаками и словом «ваучер» обтер и ну себе в жопу совать.       — Это надругательство над личностью! — кричал возмущенный колобок и с усилием лез назад.       — Глупый, — возражал лис, пропихивая его обратно, — это массаж простаты. Мужчинам в моем возрасте, когда хуй уже плохо стоит, полезно. Уммм… Хорошо-то как! Язычок высунь, а теперь бровями пошевели. Уммм… Ох! Ты привыкнешь, колобок! Все привыкли, и ты привыкнешь. Более того — тебе даже понравится!       И все почти так и получилось. Хуй у Лиса, правда, стоять так и не начал, хоть он и поехал лечить его в демократическую страну Гейроппу. А вот колобок действительно привык…       В Гейроппе он со своей нетрадиционной формой и нестандартным содержанием очень быстро обрел себя, от лиса все-таки ушел, сделал стремительную карьеру от колобка до анального шарика с голосовой вибрацией, взял себе в жены старика-гейроппейца, после чего зажил богато и счастливо.       О том, что, как он ни катался, как ни уходил ото всех, а все равно остался с дедушкой и в глубокой жопе, колобок предпочитал не думать. Да и что тут было думать? Судьба-то — не дедушка, не заяц-китаец и даже не медведь-единорос. От нее, блядь, не уйдешь…