Mabel L(e)nd

      Окружённый умирающим миром Мэйбллэнд — лиловое пульсирующее сердце с оттиском звезды — выглядит особенно завораживающе, правда, любоваться им уже некому, да и Диппи Фрэш никогда не видел его снаружи: он просто знает, что это так. Подобно лепестку самого крохотного лютика на этом поле, он — существо демонической природы, и пусть Мэйбл Пайнс считает себя единоличным создателем своей Вселенной, Диппи-то знает суть. У девочки краски, у Билла — холст.       Пусть Мэйбл считает — сейчас, и до конца своих дней.       Диппи Фрэш не знает, почему Билл до сих пор не уничтожил Мэйбллэнд — ведь он победил, и снаружи всё кончено. Неужели малышка ему любопытна?..       Да, впрочем, не важно.       Они лежат: в пахнущем летом разнотравье тепло и тихо, вечная музыка смолкает, а небеса, как линялое платье — уже не кислотно-розовые в перевитии завязанных бантами радуг, а солнцепрощальные: вот сиреневый, вот серо-голубой. Мэйбл приказывает асфальту исчезнуть, но почему-то оставляет заработанную при падении со скейта ссадину на коленке — будто ей захотелось вспомнить, что же такое боль.       Фрэш замечает: теперь воля Мэйбл пытается слепить из него мертвого старого Диппера — руки его становятся слабее, но держат девочку крепче, осторожней и крепче, чем раньше. Он накрывает карамельно-мягкие губы — а Мэйбл даже не вздрагивает: в конце концов, Диппи Фрэш всего лишь воплощает её желания, даже спрятанные от себя самой — и пусть сначала Мэйбл восприняла это как опрокинутое на голову ведро ледяной воды, к шестнадцати она свыклась. Диппи Фрэш собирает губами пятна пыльцы — с мочки уха, с подбородка, оттягивает ворот свитера, раздвигает языком её зубы, и с удовлетворением замечает по бликам на коже, что небо над головой опять окрасилось в неоновые тона — а значит, Мэйбл снова выпустила из рук ниточку реальности. В Мэйбллэнде и так хорошо, верно?..       Диппи Фрэш это докажет.       Когда вместо травы под ними в мгновение ока оказывается податливый матрас, клон готовится праздновать очередную победу, но обрадоваться почему-то не выходит. Разноцветные стены спальни проступают сквозь коралловый полумрак, воздух пахнет выпечкой, а вместо пыли в нём витают хрустально звенящие блёстки. Они выстилают лёгкие как сигаретная копоть, Мэйбллэнд гонит по венам хозяйки едкую газировку, и Мэйбл сходит с ума — с каждым мигом всё крепче забывая реальность, путаясь в иллюзии, где нет места вопросам о том, что стало с Гравити Фолз и её родными, но ему, не-Дипперу, почему-то паршиво от этого факта. В этот краткий миг он клянётся, что был бы рад исчезнуть, воскресни настоящий Диппер и забери её с собой.       Братозаменитель пытается отстраниться, как сделал бы сейчас реальный — но руки отполовиненной близняшки отчаянно прижимают его к груди. Поздно. Мэйбл опять в забытьи, а комнату вновь наполняет её весёлый смех. Мэйбл — сильная или была сильной, но Биллу миллионы лет, и, создавая этот мир, он определенно знал, что делал.       Мэйбл не зовёт его больше вслух слащавым «Диппи», Мэйбл шепчет-кричит в потолок «Диппер!» — но не в ответ на близость чужих рук. Мэйбл зовёт, зовёт кого-то сквозь склонённое над ней тело, вопрошая в пустоту, что за фантасмагорический сладко-горький кошмар происходит с ней здесь и сейчас, отчаянно нуждаясь в объяснении. Но это на миг. На миг, за секунду до…       Мэйбл Пайнс не хотела взрослеть — и не повзрослела: оттого всё происходящее в этой спальне с ней и её детским отношением ко всему, порожденным недорощенной душой в оформившемся, страстно выгнувшемся теле, кажется особенно отвратительным. Или просто грустным. Мэйбл дрожит от пульсирующего внизу живота тепла — клон жмурится и не чувствует ничего плотского: что-то сильнее и неумолимее — трепетную, печальную любовь к сошедшей с ума девочке — отзвук настоящего Диппера в нём.       А в их альбоме куча фотографий: среди водоворота приклеенных осенних листьев и блестящих пуговок они с Мэйбл катаются на скейте, дурачатся, смотрят девчоночьи сериалы. Младшая Пайнс любит водить пальцами по глянцевым карточкам, уделяя каждой ровно три секунды, но иногда что-то заставляет её распахнуть первые страницы — те, где сохранились фото из реального мира с Диппером-который-совсем-не-крутой. Иногда она просто буравит их взглядом: улыбка сходит с лица, а глаза наполняются растерянностью — вялой растерянностью и тревогой едва очнувшегося тяжелобольного.       Тогда Мэйбл спрашивает:       — Сколько я уже здесь?       — Где здесь? Ты как всегда дома, сестрёнка, — лучезарно улыбается Диппи, подперев кулаком подбородок.       «Четыре года»       А Диппер — настоящий — Пайнс не придёт уже никогда.       Иногда ему в голову приходят мысли — те, что были заложены изначально самой Мэйбл и символизировали того, реального брата. Они — не его собственные, а будто бы инструкции извне, и в то же время вместе с ними приходят чувства, сродни тем, что возникают при просмотре старых видео — где ты, а вроде не ты вовсе, делаешь вещи которые, кажется, уже не сотворил бы сейчас.       Эти мысли говорят: «Расскажи ей правду. Не заставляй её думать, что твои объятия равноценны его. А вдруг она и сама давно уже всё поняла? Нет, невозможно… Спаси Мэйбл Пайнс!»       Но клон лишь привычно утыкается носом в её шоколадные волосы, гладит по вязаным плечам. И дело здесь не в Билле.       Просто сказать правду в её случае, возможно, будет даже более жестоко.