Сказ о Ставре Годиновиче и Тимуре-мурзе

      В Черниговской земле жил да был добрый молодец, торговый гость Ставр Годинович с женой своей, прекрасной Василисой Микулишной. Жили они богато да ладно, как масло с мёдом. Немало было при Ставре искусных работников. Шили они платье да сапоги будничные и праздничные, что шли потом на продажу по всему белу свету. В стольном Киеве-граде ими не брезговали: сам князь Владимир Красно Солнышко обряжался.       Много золотой казны держал Ставр Годинович, ещё больше серебряной. Часто просил у него в долг Владимир-князь. То ему на дружину богатырскую, то на дань грозной Золотой Орде, то на трон работы византийской из чистого золота. Брать-то брал, а отдавать когда? Один год ждёт Ставр Годинович, другой ждёт, ждёт и третий, и четвёртый. Вот уж и пятый год пошёл. Не стерпел торговый гость. Денежка-то счёт любит.       Явился Ставр Годинович в Киев, на пир в палаты княжеские. Глядит: столы ломятся от яств сахарных, зелено вино в серебряных вёдрах по кругу ходит. За столами гостей из стран заморских — видимо-невидимо! Свои людишки — бояре, князья да дружина тут же. Каждый ест, пьёт да похваляется: кто родом знатным, кто сундуками золотыми да жемчугом скатным, кто удалью молодецкой, кто женой-раскрасавицей.       О долге Красно Солнышко и слушать не стал, а велел найти место гостю черниговскому. Сидит Ставр, хмурится. Гости галдят да вином ужираются. Скоморохи придурковатые да карлы срамные под музыку по палате скачут. - Что же ты, Ставр Годинович, невесел? - спрашивал Владимир-князь, захмелев изрядно. - Не ешь, не пьёшь, не хвастаешься! Да и чем тебе хвастаться! Роду ты невысокого. - Твоя правда, князь, - молвил добрый молодец. - Нечем мне и похвастаться. Платьем разве? Да я каждый день новое надеваю, а вам обносочки продаю. Сапогами похвастаться? Так вы все в моих сапогах ходите. Казны у меня немало, а долг отдашь — ещё больше будет. Разве похвастаться молодой женой Василисой Микулишной — так дома она сидит, по пирам не шастает, а нужно будет — всех вас с ума сведёт и вокруг пальца обведёт.       Разгневался Владимир-князь. Жена его, княгиня Апраксия да племянница, Забава Путятишна обиделись да заголосили. За дерзость такую приказал князь упечь Ставра Годиновича в темницу глубокую, богатства его на себя перевести, а жену в цепях в Киев привести. Скорёхонько собрались дружинники в землю Черниговскую. Никому не хотелось князя злить. Сидит Ставр в тёмной, не ест, не пьёт, лишь о Василисе Микулишне думу думает. На её ум да хитрость надежда вся.       Между тем прекрасная Василиса Микулишна в тереме у окна сидит. Тоска сжимает сердечко бедное. Как там муж милый, Ставр Годинович, в Киеве-граде? Печалится красавица, чует беду неминучую. Служаночки ей то венец, то серьги гремучие примеряют, а ей всё равно. Тут входит старушка-странница да говорит Василисе Микулишне таковы слова: Ставра твоего князь Владимир в подвал посадил. А едут к тебе его дружинники тебя в Киев брать да богатства забирать. - Откуда весть такая? - Слухом земля полнится, матушка, слухом.       Сказавши так, исчезла старушоночка, будто её и не было. Горько расплакалась Василиса Микулишна да и обрезала под корень свои косы русые. Сама на пол упала, рыдаючи. Только не век горе горевать. Поднялась она решительно. - Ой, вы, верные мои служаночки! Несите платье мужское, татарское да седлайте коня!       Вычернила Василиса лицо своё белое, обрядилась в платье мужское да шлем калёный, взяла саблю острую, колчан да стрелы меткие, созвала своих слуг, татарами наряженных. Сели все на коней да со двора долой.       Скачет Василиса Микулишна. Встречается ей дружина княжеская. Сдвинула она брови грозно да спрашивает: - Кто такие?! Куда путь держите!? - Едем, мурза, в Чернигов, - отвечают дружинники. - Василису в Киев брать, богатства описывать. - Опоздали! Василису я в Орду отослал, все богатства вывезены.       Так узнали слуги Владимира, что едет в Киев посол Золотой Орды получать дань за двенадцать лет. Вовсе молодцы опешили, поспешили князю весть нести.       Поскакала дальше Василиса Микулишна, но не суждено было ей доехать до града Киева. Дороженька шла через тёмный лес, обитало в том лесу Чудище Поганое. Годы долгие спало оно сном безвременным в чаще заповедной, а тут вдруг пробудилось нежданно-негаданно. Не ведало законов то Чудище, не пугали его ни престол киевский, ни грозная Золотая Орда — всех жрало без разбору. Не знала о том Василиса Микулишна. Вылезло Чудище Поганое из бурелома, перебило слуг черниговских да саму Василису. Удалая она была поленица, да ничего уж тут не поделаешь... Птицы с криками горестными разлетелись в разные стороны, цветы лазоревые в сырой земле наклонились от жалости. Кто теперь выручит из неволи доброго молодца Ставра Годиновича!?       В Киеве-граде князь Красно Солнышко аж вином поперхнулся, узнав об ордынском после. Сидит Владимир на троне, глазами вращает, не знает, как и быть ему. Надо посла умилостивить! Может, простит дань за двенадцать лет? Всё равно казна киевская пустёхонька, чем и платить?       Вскоре явился в палаты княжеские добрый молодец. Высок да пригож, станом тонок, лицом смугл, брови сводит, глаза прищурил, а глаза-то — синие-синие. Сабля на боку тяжёлая, платье богатое татарское да шлем на голове, на ногах — сапожки красные подкованные. - Здравствуй, посол Золотой Орды, - чуть не до земли согнулся Владимир-князь. - Какого ты будешь роду-племени? - Род наш высок, - отвечал юноша. - Великому хану я родня, а зовусь я Тимуром Шевкатовичем. - Верно устал ты, мурза, с дороги долгой. Отдохни, поешь, попей, в баньке попарься. - Некогда мне в банях париться да за столами рассиживаться! Подавай мне дань за двенадцать лет! Да отдай племянницу твою Забаву Путятишну. - Забаву?! - Не за себя прошу, - рассмеялся Тимур смехом серебряным. - Сватом меня к тебе сам хан Золотой Орды прислал. У него девяносто девять жён, одной для ровного счёта не хватает. - Здесь... подумать надобно.       Уселся на лавку молодой посол, а Владимир-князь ускакал скорёхонько за угол к жене с племянницей. - Пойдёшь замуж, Забава?       Долго глаза пялила княжеская племянница на Тимура Шевкатовича. Неразумной была Забава Путянишна, вот и втемяшилось ей в голову, что это сам посол за неё сватается. - Ой, да ведь это женщина! - воскликнула девка красная. - Да с чего ты взяла!? - разгневался князь. - Да посмотри ты, дядя, как он на лавке-то сидит! Стан у него стройный, персты тонкие, а по полу идёт — будто уточка плывёт. - Богатырь это! Мужик! - Женщина! - Да испытай ты его, - сказала слово княгиня Апраксия. - Будь по-твоему!       Прибежал князь к послу второпях да и говорит таковы слова. - Не желаешь ли, Тимур Шевкатович, с дороги косточки размять, с борцами потешиться? - Отчего же? - метнул мурза во Владимира взгляд сверкающий. - Я с детства бороться люблю. - Эй, позвать сюда братьев Хапиловых!       Перегородили двор широкий, народу собралась уймища. Все зенки пялят на молодого ордынца. Выходили братья Хапиловы — оба мужичины огромные да толстые, с ручищами здоровенными. Не устрашился Тимур-мурза, лишь тёмной бровью повёл насмешливо. Вышел да и побил двух тех хряков неповоротливых. Сел сверху, а сам посмеивается серебряно да носы Хапиловым накручивает. - Эх, глупая ты, Забава, неразумная! - воскликнул князь. - Такого богатыря бабой обозвать! - Всё равно женщина! - Да с чего ты взяла!? - Голос у него звонкий, ресницы длинные. У меня глаз-то видючий! - Да испытай ты его ещё раз! - вновь предложила княгиня.       Поднимался Тимур Шевкатович на высокое крыльцо терема, а Красно Солнышко за ним хвостом. Не желаешь ли, посол, ещё потешится, наперегонки скакать? - Отчего же? - усмехнулся он в тонкие чёрные усы. - Я с детства скачки люблю.       Выпустили тогда зайца на широкий луг. Пустились по его следу ловчие, да всех их обставил ловкий ордынский наездник. Уже дело и к свадьбе, да Забава не унимается. Женщина — и хоть ты кол на голове теши! Невдомёк Владимиру-князю, чего она себе думает, не то и спрашивать не стал бы — не таков жених золотоордынский хан, чтобы ему отказывать. Он и Русь пожжёт, и Киев разорит, да и возьмёт всех жён и дев в невольницы, а мужей умертвит смертью лютою. Такая-то слава грозная шла о Золотой Орде. Послу ханскому, которого девка глупая женщиной обозвала, не хотел князь никакого бесчестия. - Не угодно ли со мной потешиться? - подольстился к нему Владимир-князь. - Поиграть в шахматы, игру заморскую. - Отчего же? В шахматы заморские я всех в Орде обыгрываю. - Ты поставь дань за двенадцать лет, а я весь Киев-град. - Киев-град и Забаву Путятишну. - Договорились!       Не удалось хитрому Владимиру дань отыграть, пришлось звать свидетелей да писать брачную грамоту. На Руси житья нет без еды да питья хмельного — как не залить свадебку!? Устроили в палатах высоких пир великий. Кушаний наставили разных, льются рекой мёды стоялые да вино сладкое заморское. Кликнули гусляров да песельников, скоморохов да карл, и пошла гульба, да такая, что аж стены затрещали! Сидит лишь Тимур-мурза невесел, ниже плеч голову повесил. - Отчего грустен ты? Аль не потрафили чем? - спрашивает князь. - Нерадостно мне. Не гусляры у тебя, не песельники — волки воют. - Да где же я других возьму? - Говорили, есть у тебя Ставр. - Есть! Привести Ставра!       Кинулась стража в темницу глубокую, вытащила на белый свет несчастного Ставра Годиновича. Увидел его Тимур-мурза, и глаза его загорелись, дыхание в груди перехватило, но не показал он вида. Долго вертелся Владимир-князь перед Ставром, словно уж ползучий, но отказался играть добрый молодец. Все гудки да гусли переломал, всех холопов по углам раскидал. Осерчал князь, но поднялся тут Тимур Шевкатович. Подошёл он к Ставру Годиновичу близёхонько, обошёл его кругом, взглянул в лицо понурое. - У нас в Орде и не такие поют, - махнул рукой ордынский юноша. - Отдай мне Ставра, а я прощу тебе половину дани. - Половину? - Половину. Твоя выгода, смотри, князь, - хитро прищурился мурза. - Будь по-твоему. - От своего слова не отказываешься? Могу делать, что хочу? - Бери Ставра. Таково моё слово. - По рукам!       Ударили они рука об руку. Стоит Ставр Годинович, отвернувшись, хмурый да разгневанный. Его, как сапоги какие-то, врагам запродали! Эх, пропадай, буйная головушка молодецкая! - Погляди-ка на меня, Ставр Годинович. - Не видел я тебя никогда и видеть не хочу! - В Золотой Орде теперь место твоё. - Не тебе мне указывать, собака! - Обидны слова твои, да по нраву ты мне. Ты взгляни раз и иди по доброй воле.       Не удержался Ставр Годинович и взглянул. Чудо чудное! Стоит перед ним юноша, стройный, как берёзонька, а уж очи ясные, цветом лазоревые. Почудилось молодцу, будто не молодой мурза перед ним, а жена любимая Василиса Микулишна. Зашлось в груди сердце, и пришла в головушку мысль прозорливая. Знал Ставр Годинович своей жены ум да разум.       Отгремел пир, пора в дорогу дальнюю. Взял Тимур Шевкатович дань, Забаву Путятишну со служаночками да Ставра Годиновича одинёшенького. Поехали под Киев, где стоял богатый шатёр, а при нём дружина золотоордынская. Стали собираться ехать далее. Ставр гнев да упрямство сбросил, глядит на Тимура-мурзу, не наглядится, и всё с такой нежностью да любезностью. Улыбается светло Ставр Годинович, речи говорит сладкие, приятные. Мол, хватит тебе прятаться, любовь моя, краса моя ненаглядная, сбрось одежды свои. От тех речей Тимура Шевкатовича то в жар, а то и в холод бросает. Чует, сбывается то, о чём ещё в Орде мечталось, да больно скоро. Непонятно это. Что случилось-приключилось?!       Доехали до Чернигова, до ставрова двора. В дому все плачут да рыдают. - Что же вы рыдаете, люди добрые?! Вот он я с Василисой Микулишной! - Ой ты, Ставр Годинович! Василису-то твою Чудище Поганое убило, одни косточки остались! - Откуда речи такие!? Вот же она, любовь моя, Василиса Микулишна! - и на Тимура кажет. - Да что ты, что ты! Мы его и не видали никогда.       Ум помутился у Ставра Годиновича. Бросился он в терем, во двор, в лес да на кладбище. Там нашёл могилку бедной Василисы. Упал на неё всем телом, так, что земля содрогнулась, зарыдал. Тут чует кто-то его за плечи обнял. Отворотил глаза от сырой земли, а ордынец молодой рядом с ним. Хотел его живого в землю вбить, да не стал. Негоже отвечать злобой да ненавистью на участие да ласку сердешную. - Тяжко тебе, сокол ясный, - молвил молодой мурза. - Боль твою я, словно свою, принял, но не вернуть тебе Василисы. - Ты прости меня, Тимур Шевкатович, за глупость мою беспросветную. Тебя за Василису Микулишну принял. - Мне прощать тебе нечего. Объятья да ласки твои по сердцу пришлись. Идём же в терем, вместе горевать будем.       Ушли они в терем, в горнице затворились. Горевал Ставр Годинович, буйну голову на грудь юному ордынцу сложил. До утра утешал его Тимур-мурза ласками да поцелуями, а наутро и говорит: - Мил ты мне, Ставр Годинович. Тогда ещё полюбился, как увидел я тебя в Орде, сапоги ты хану привёз да платье, золотом расшитое. Как увидел тебя, сердце разгорелось! Идём со мной в Орду. Стань мне другом любимым. - А Забава как же, Путятишна? - Забаву-то я не для себя, для хана взял. У меня три жены, а тебя больше всех любить буду. - По сердцу ты мне, Тимур-мурза. Да только как с Чудищем Поганым быть? Не унимается боль во мне. - Чудище Поганое мы истребим. Слово тебе даю.       Приготовили сети ловчие, стрелы калёные да сабли острые, поскакали в лес. Выследили они то Чудище Поганое, накинули сети да закололи до смерти. - Ну что, свет мой ясный, мой ли ты теперь? - спрашивает Тимур Шевкатович. - Твой, молодой мурза, буду любить тебя до самой смерти.       По возвращении удалились они в терем, сняли одежды походные, да и сбылись мечты тимуровы сладкие. - Золотой ты мой, яхонтовый, - шептал Ставр, юношу ласкаючи. - Вот доля-то какая неминучая полюбить мне витязя ордынского. - Не уйти от доли, цветок мой лазоревый...       Обнял его юноша за широкие плечи, поцеловал в уста сахарные не единожды, а как в опочивальне оказались, сами того не заметили. И была любовь между ними великая да страстная три дня и три ночи.       Людишкам же было сказано, что, мол, Ставр Годинович горе горюет да зелено вино кушает. Тимур же Шевкатович его караулит, дабы руки по пьяной лавочке не себя не наложил. Как-никак он теперь Орде принадлежит. - Не было прежде охоты во мне к добрым молодцам, - говорит Ставр после игрища любовного. - К тебе одному чресла тянутся, Тимурушка. - Чудно ты зовёшь меня да ласково. - Был бы девкой ты, взял бы тебя за себя. - Не девка я, но возьми ты меня ещё раз.       И ну ласкать молодец ордынский сокола своего ясного. Глядит — уд стоит, как требуется, а того и надо ему. Сам также распалился да разохотился — так и принял друга сердечного в глубины жаркие.       После спал да отдыхал Тимур-мурза, Ставр же любовался им, надевал ему венец с каменьями на волосы тёмные. Проснулся юноша, засмеялся. - Ой же ты, Ставр Годинович, выдумщик!       После поехали все в Золотую Орду, перевели туда все богатства ставровы, да и самому ему место при хане нашлось. С тех пор стали жить да поживать, да не про всё дружине сказывать. Да и кто в шатёр смеет заглядывать?.. То-то же. А дань с Киева-града всё-таки собрали. Два раза... Ставр Годинович постарался.