Часть 1
9 июня 2016 г. в 19:26
Это нормально.
Это нормально, что их сын утащил к себе большую часть её вещей. В том числе её плеер с наушниками.
Он так ненавидел эти наушники. Она так их любила. Наушники были дешевыми, сделанные в виде красно-черного медведя. И Габриэль был уверен, что эта дешевка не могла держаться так долго, и она их заменяла, когда те ломались. Они могли позволить себе дорогое жилье, брендовую одежду, посещать элитные мероприятия. Но она никогда не могла отказаться от этих наушников дешевле тарелки у них дома.
И это ведь нормально видеть её, когда их сын бездушной куклой валяется на кровати, переключая песни в том самом плеере, в тех самых наушниках.
У него её глаза. Та же форма, тот же цвет и этот же взгляд. Взгляд, который пробирал до костей, который заставлял поверить, что о тебе известно всё.
Одного её взгляда хватало, чтобы понять, что ты любим, что ты нужен.
А сейчас её нет, и он судорожно ищет отголоски этого взгляда во взгляде их сына. И находит. За океаном боли и отчаяния. Её голос в голове говорит, что она была дороже всего на свете не для него одного.
И это неправильно, что ты захлебываешься чужой (своей) болью, чужим (своим) отчаянием.
У их сына её цвет волос. Он весь представляет её. Такой же.
И наверняка это заставляет его забыть их сыну о понятии "семья".
И наверняка это неправильно, когда глядя на её фотографию, видишь их сына. Ведь все должно быть наоборот?
Это неправильно, когда от его сочувствующего взгляда где-то внутри дохнет очередной демон, терзавший мысли. Ведь так делала только она.
В самом начале жизни без неё психотерапевт советовал писать ей письма. И это неправильно, что её имя в начале каждого письма заменились на имя их сына?
Это стало некой нормой. Видеть их сына в её наушниках. Подпевающего самому себе. Как она.
Осознание всего, что последнее время копилось в голове, бьет под дых.
Его жизнь стала неправильной. И этот вкус ощущается на кончике языка. Но самая большая и абсурдная неправильность его жизни — нуждаться в собственном сыне так же, как нуждался в жене. Поэты называли это любовью. Но неправильно любить собственное чадо.