Часть 1
9 июня 2016 г. в 21:17
— Поцелуй меня, я ирландец! — предлагает Йоль.
Разумеется, никакой он не ирландец. Но приносит удачи не меньше, чем все ирландцы вместе взятые.
Быть знакомой Йоля — большая награда, такая даётся только за безукоризненно прожитые десять жизней. А может, даже больше, жизней за двадцать или тридцать. И те, кому не хватает буквально пары-тройки, просят: «Пожалуйста, позвольте мне быть знакомым Йоля! Клянусь, я все последующие жизни проживу без единого чёрного пятна, только позвольте здесь и сейчас знать Йоля!»
Йоль — это сэр Вершитель на Тёмной стороне[1]. Каждое его желание, высказанное вслух, сбывается немедля, а потому Йолю приходится тщательно следить за своим языком: сболтнёт что-нибудь не то, и каюк Вселенной.
Танцует этот медноволосый Вершитель, пугая прохожих, и каждому предлагает:
— Поцелуй меня, я ирландец!
Целовать его никто не решается, все пальцами у висков крутят и отходят подальше. Потому что в этом мире Йоля никто не знает. А знали бы — вздыхали только: «Это же Йоль, что с него взять?»
Брать с Йоля нечего, ибо карманы его пусты, точно предрассветные улицы: последние деньги потрачены на чёрный-чёрный кофе. Йоль мог бы платить своим бесконечным везением, но эта валюта у нас не в ходу, а жаль. Было бы здорово прийти и обменять пару единиц удачи на пакет имбирного печенья, кактус и билет в другой город. А потом запрыгнуть в отходящий вагон и поехать — с кактусом, печеньем и чёрным-чёрным кофе.
— Поцелуй меня, я ирландец! — повторяет Йоль.
Он кружится на площади, щурясь, точно кот, от солнечных лучей, разбрызгивая зелёный шарф: скоро лето, к чему утепляться? И каждому, кто на него взглянет, становится легко и волшебно, хочется расправить крылья и устремиться в поднебесье, выше мыслимых и немыслимых облаков.
Ангел-хранитель давно отпустил Йоля в свободное плавание: зачем такому надзор? И теперь сидит в каком-нибудь райском баре, пьёт себе эль, глядит сверху и улыбается: его подопечный меняет Вселенную по щелчку пальцев, заливисто хохочет и увлекает всех вокруг в безумную весеннюю пляску. Реальность сворачивается причудливым узором, становится рыжим котом с широкой, почти чеширской, улыбкой.
И не нужны уже ни кактусы, ни печенье, ни билеты на поезда. Достаточно лабиринта улиц и звонкого Йоля.
— Поцелуй меня, я ирландец!