Strange love

— Куда-то собрались? Страх. Первое, что Рафаэль увидел в глазах Саймона — страх. Вполне объяснимый ужас, выступающий на контрасте с обычным радостным выражением на лице этого молодого вампира. Но отступать было поздно. Даже слишком поздно. И зачем Льюис вообще помогал своим друзьям? Если бы не они, то сейчас бы ему вообще не угрожала опасность со стороны самого Рафаэля. Они вечно затягивали его куда-то, что было, мягко говоря, к полному разочарованию и злости главы клана. Рафаэль не хотел отпускать от себя это никогда не затыкающееся чудо, но в этот раз он просмотрел момент, когда все можно было изменить. Чертовы сумеречные охотники. Походка Сантьяго не выдавала и капли тех эмоций, которые хаотично кружились в его мыслях и душе. Не будь рядом невовремя пришедших на помощь своему главе вампиров, то, может быть, Рафаэль и опустился бы до прощения Саймона. Он бы позволил ему уйти, прихватив с собой всех дружков и даже Камиллу. Эта стерва все равно окажется в гробу рано или поздно. Однако теперь он не мог показать слабость в глазах своих подчиненных. У него в приоритетах уважение окружающих всегда стояло выше любви. Тупые приоритеты. На приветствие от Белкорт не хотелось отвечать, но Рафаэль все же проговорил какую-то колкость в ее сторону. Позже он уже не смог припомнить, что именно он сказал, но точно ничего вежливого, так как после этих слов Камилла зашипела не самым радостным образом. Сантьяго ответил лишь потому, как его трехсекундная перепалка с Камиллой могла выкроить Саймону лишнее время. Вдруг за эти самые три секунды подоспеет помощь? Вдруг кто-то спасет Льюиса от когтей и клыков Рафаэля, который был уже не в состоянии отступить назад? — Я разочарован в тебе. Сантьяго резко переводит свой взгляд на Саймона и между его бровей залегает едва заметная морщина. Он действительно думал так, но, повторяясь, будь они одни, то после этих слов Рафаэль бы произнес что-то наподобие «Беги» или «У тебя есть пять минут, чтобы уйти». Но, черт возьми, вокруг них стоит куча народа и атмосфера полной безысходности. — Уже поздно вернуть ее назад в коробку? — пробует шутить Саймон, поднимая бровь в надежде, что Рафаэль все же даст трещину и как обычно поддастся под его обаяние. Но этого точно не произойдет сегодня. Рафаэля всегда удивляла способность Саймона шутить, даже если ему угрожала смертельная опасность. Этот паренек вообще никогда не пытался заткнуть свой рот, выговаривая то, что думает. И, скорее всего, именно это и привлекало Сантьяго в Льюисе. Это умение открыто высказывать свое мнение, не заботясь, что подумают остальные. Этим умением был обделен сам Рафаэль. — Боюсь, что да. И он правда боится. Боится, что вот-вот он собственными руками прикончит всю эту разношерстную шайку. Боится, что помощь не успеет к Саймону вовремя. На ум приходит только одно решение — потянуть время за разговором. Да пусть хоть этот разговор окажется его монологом — лишь бы у Саймона появилось столь драгоценное время. И Рафаэль пытается тянуть его, но при этом не забывая сохранять саркастичное лицо ублюдка и делать шаги навстречу Саймону. Он ненавидит себя за это. Его слух ловит почти синхронное движение за спиной, производимое остальными вампирами, готовыми среагировать на приказ в любое время. И, несомненно, этот приказ прозвучит именно из уст Рафаэля. И где эти охотники, вечно мелькающие перед глазами, но в нужный момент пропадающие в неизвестном направлении? Они должны спасти Саймона, а если нет, то Сантьяго собственноручно перебьет весь Институт. — Нашему союзу конец. Прерывистый вздох Фэирчайлд и ее непонимание на секунду выбивает Рафаэля с его намеченного разговора. А что еще ожидала эта рыжая охотница после того, как она с помощью Саймона освободила Камиллу из-под цепей? Ведь Саймон сейчас казался лишь пешкой во всем этом беспорядке, хотя по ценности не уступал и королю черно-белой доски. Именно из-за него Рафаэль тянул время, делал бессмысленные движения и произносил пустые слова. Вот кто был пешкой в этой игре — Рафаэль, отвлекающий на себя внимание и защищающий своего «короля». Правда, план его был построен на простом везении и вере. Но придумывать новую развязку событий было слишком поздно. Фигуры уже начали движение по доске. — Соглашение может и запрещает убийство Примитивных, но там ничего не говорится о поджаривании вампиров на солнце. Лучше бы там говорилось. Лучше бы перед Рафаэлем стоял какой-нибудь закон, запрещающий подобное поведение. Тогда бы ему не пришлось сейчас таять в призрачных надеждах и испытывать страх за свою любовь. То, как Саймон в немом испуге приоткрыл рот, не ускользнуло от взгляда Рафаэля. Сантьяго не хотел пугать Льюиса, не хотел причинять ему боль, но он просто не мог обернуться и сказать в лицо своим вампирам о том, что на самом деле, Саймон действует всем на благо и последняя его мысль — навредить кому-либо. Он бы рад сделать именно так, но в этом случае его и так мертвой жизни придет окончательный конец. А за его концом последует и смерть Саймона и множества других. Вновь установится беззаконие, и необдуманные действия клана приведут к войне. Беспорядок — вот чего не мог допустить Рафаэль. Вот почему он продолжал движение, повинуясь своему долгу. — Саймон предал нас. Так же, как Камилла. И опять он врет. Саймон совершил куда меньше грехов, чем Камилла. Да и поступок, собравший их тут, Льюис тоже бы не сделал, не будь за его спиной Клэри и остальных. Саймон думал, что делает добро, как и обычно, но на самом деле просто вовлек себя в очередные неприятности. Больших усилий стоило Рафаэлю сохранить свое выражение лица, когда Саймон понуро опустил свою голову, уже поняв, что ждет его дальше. А ведь Льюису, наверное, тоже приходится несладко. Рафаэль знал: Камилла не могла пойти на уступки перед ним, если бы для нее не оказалось выгоды. Этой стерве всегда было мало, а потому она едва ли ограничилась тем, что её выпустили из заточения. Скорее всего, она запросила у Саймона нечто ценное, а может быть даже нужные документы для того, чтобы скинуть с себя вину за его убийство. Вполне в стиле Камиллы. Саймон однозначно страдал. Страдал от слов Рафаэля, его предательства, от последствий своего поступка. Рафаэль понимал, что Саймон сейчас находится в ужасном состоянии, но помочь не мог. Его руки в этом деле были связаны цепями ответственности и преданности интересам клана, хоть здравый смысл и твердил, что все это — лишь выдуманные Сантьяго отговорки для прикрытия его же слабостей. — Они заслуживают одинакового наказания. Как же Рафаэль надеется. Надеется, что вот-вот появится кто-нибудь, способный спасти Саймона от наказания, назначенного самим Рафаэлем. В конце концов, есть в этом мире справедливость или нет? Если эта самая Справедливость сейчас не явится и не заслонит собой Саймона, то Сантьяго никогда больше не сможет простить себе этот день. А у него будет время прокручивать этот момент снова и снова, коря себя за собственную трусость перед мнением окружающих. У него для этого отведена целая вечность. — Adiós. Губы Рафаэля растягиваются в улыбке, а клыки царапают нежную кожу на них. Тем временем его душа разлетается на мелкие кусочки от накативших чувств. А он думал, что никогда не окажется в такой ситуации — когда ты сам угрожаешь своей любви и через пару секунд убьешь ее. Он чувствует на себе взгляды всех присутствующих в этой комнате и жалеет, что все пошло именно так. И это лишь его вина. Более искать виновных не надо — ведь сейчас он сам рушит свое счастье. Саймон ведет головой, будто это может его спасти. И Рафаэль тянет время еще, надеясь, что сейчас Справедливость спасет Льюиса. Но почему-то в комнате по-прежнему нет никого, способного защитить Саймона от угрозы. Рафаэль надеется на понимание, но все, что он может прочесть в глазах, совсем недавно скрывавшихся за линзами очков, это лишь обида и горечь. Последние слова даются нелегко, так что Рафаэль и не замечает, как меняется его лицо. Как каждая частичка его тела напрягается и противится следующим действиям. — Убить их. Его шипение порождает за собой голоса еще многих вампиров. Конец. Они получили приказ и безропотно поддаются Рафаэлю. Как бы он хотел убить своих последователей, освобождая тем самым Саймона, но он не может. И не будет. Сантьяго видит, как Саймон занимает стойку и шипит в ответ. А ведь совсем недавно сам Рафаэль учил его этому. И сейчас Рафаэль понимает, что Саймон слишком слаб для такого боя. Им следовало проводить больше времени за тренировками, а не за перекидыванием взглядов и скромными разговорами о жизни. Зря Рафаэль вообще привязался к этому вампиру. Когда надежды совсем не осталось, Справедливость все же решает появиться в этом Богом забытом месте. И является она в лице Изабель Лайтвуд, пробившей стену отеля, тем самым впуская в помещение длинный луч света. Полоса рассветного солнца отделяет Саймона от Рафаэля, не давая им навредить друг другу. Сантьяго с облегчением замечает, как Саймон вовремя успевает отпрянуть в сторону, не давая лучам обжечь кожу. Самому Рафаэлю везет меньше, но обожженная рука идет не в сравнение с той болью, что он мог испытать, если бы ожога не было вовсе. Красная кожа обещает болеть еще долго, зарастая слишком медленно и оставляя за собой белые рубцы. Хотя Рафаэль не жалуется — не он ли сам с нетерпением ждал, пока кто-либо не ворвется в комнату на защиту Саймона? Потерянный взгляд Саймона скользит по Рафаэлю, но тот слишком занят поддержанием грозного вида, чтобы заметить это. Колкость в сторону Сантьяго заставляет его лишь огрызнуться, но оставаться на месте. Все равно он не может шагнуть дальше и благодарит Бога за это. Хочется сказать что-то еще, но все слова застревают где-то далеко в горле. Один из вампиров почти наскакивает на солнечный свет, выведенный грубостью Лайтвуд, но Рафаэль вовремя осаживает его. Ведь Сантьяго всегда спасает своих подчиненных. Ну, или старается спасти. Его взгляд провожает Саймона до конца коридора, а потом тот сворачивает, даже не оглянувшись. Сантьяго вновь бессилен, но все же счастлив, что Саймона спасли. Он не знает, что будет завтра, но точно понимает — Льюиса необходимо вернуть любой ценой. И точно не затем, чтобы убить после. Скорее, чтобы заключить в объятия и никогда не отпускать. Чтобы нежно поцеловать того в губы и прошептать какую-то глупую, но милую фразу на испанском. Чтобы вновь увидеть радость и любовь в родных глазах. Чтобы объяснить причины своего эгоистичного поведения. Чтобы вымолить прощение, стоя на коленях. Внезапно на смену облегчению приходит страх — вдруг Саймон больше не захочет вернуться к нему? Не захочет прощать и понимать? Но это лишь сомнения, уверяет себя Рафаэль. Сомнения, которые Саймон развеет очень скоро, первым явившись к Рафаэлю. Он простит. Он поймет. Они ведь любят друг друга, верно?