Вопрос доверия

- Давай я помогу, - в сотый раз предлагает Наполеон, глядя на попытки раненого Курякина справиться самому. - Я никому не расскажу, если это ущемляет твою гордость. Я просто не могу смотреть, как криво ты обрабатываешь рану. - Я справлюсь, - шипит Илья, даже не глядя в сторону напарника. – Просто займись своими делами. - Придётся зашивать. Слушай… - Я знаю, - перебивает русский. – Я сам всё сделаю. - Я просто хочу помочь, - не унимается американец. - Не нужно, - прерывает ещё одну попытку Илья. – Спасибо. - Почему ты никого к себе не подпускаешь? - Ты хочешь мне помочь? – спрашивает Илья, а Наполеон в ответ молча кивает. – Тогда помолчи. Пожалуйста. - Ладно, - обиженно бурчит Соло, садясь на кресло напротив. Американец всем видом показывает, что может добиться своего или надоесть напарнику, не проронив ни слова. Курякин честно пытается не обращать внимания на пристальный взгляд Наполеона. Однако сохранять невозмутимость получается не больше трёх минут. Руки начинают трястись, из-за чего зашивать плечо становится трудно. - Ковбой, ты сейчас прожжёшь во мне дыру, - огрызается русский. – Ты можешь уйти? - Нет, - лаконично отвечает Соло. Илья вздыхает. - Нет, - повторяет Наполеон. – Я буду сидеть здесь. Не хочу пропустить момент, когда ты, Большевик, наконец, поймёшь, что нельзя со всеми трудностями справиться в одиночку. - Чушь какая. Курякин прикусывает губу, продолжая зашивать. «Упрямый как осёл!» – думает Соло. «Но не упрямее меня!» Курякин сжимает зубы, кажется, до скрипа, но не издаёт ни звука. Наполеону в этот раз приходится просто остаться в стороне, с опаской наблюдая за каждым движением. Единственная принятая Ильёй в этот вечер помощь – протянутое полотенце. ** - Ты боишься людей? – выдвигает новую теорию Наполеон, наблюдая играющего с самим собой в шахматы Курякина. - Что? Илья смотрит не со злобой, как бы ему того не хотелось. Нет. Это простая усталость, перемешанная с удивлением. - Можно я присоединюсь? - Что? Илья даже убирает руку от лица. Взгляд меняется с удивлённого на заинтересованный. - Ну… - Наполеон усаживается напротив, заново расставляя фигуры, несмотря на попытки русского остановить его. – С живым человеком вроде должно быть интереснее. К тому же здесь скучно до потери пульса. Ты же не можешь отказать в помощи, - Соло нарочно выделил это слово, - своему напарнику, правда? - Только если ты будешь молчать, - сдаётся Илья. – Манипулятор. - Ничего не могу обещать, - ухмыляется американец. – Ну, поехали… ** - Ты бессердечный? Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что заставил Илью закашляться. Наполеон же сидит с таким видом, будто такие вопросы задаются просто так, для поддержания беседы. - Я не… Ковбой, у тебя всё в порядке? - Я не сбрендил, если ты про это. Наоборот. Просто пытаюсь понять, все русские такие холодные, или это только мне так повезло. Илья невесело улыбается, повторяя про себя одно слово: «Холодный…» Хорошее слово. Подходящее. Курякин на минуту отвлекается от сбора вещей, подходит к окну. На улице ливень льёт как из ведра, и редкие прохожие ёжатся от холода, укутываясь в тёплые пальто. Илье всё время холодно. Наверное, дело не в погоде. Не в ливнях и ветрах. Может быть, просто он сам такой… - Холодный, - шепчет русский, глядя в никуда. Наполеон разворачивается и видит, как Илья трясёт головой, будто бы прогоняя все эти мысли прочь. - Прости, Ковбой, - внезапно выдаёт Курякин и возвращается к чемодану. Соло думает, что всё-таки сказал чего-то лишнего. ** - Знаешь, - захлопывая дверь, говорит Наполеон, - было бы немного проще, если бы ты позволил мне помочь. Ты чуть не погиб. Ты мог погибнуть. Ты меня совсем не слушаешь? - Слушаю, - спокойно отвечает Илья, буквально падая на диван. – Я подумал, что тебе не помешает, если я прикрою. - Я тоже не маленький мальчик, Большевик, - вздыхает Соло, наливая виски в стакан. – Справился бы. Но спасибо. Курякин кивает, прикрывая глаза. - Ты как? Всё нормально? - Всё в порядке, Ковбой, - медленно отвечает русский. – Может, сыграем партию? - Ты мне сам предлагаешь? – чуть не выронил выпивку американец. – Ты не заболел? - Очень смешно, Соло. - Ладно-ладно. Но на этот раз тебе так просто меня не обыграть. Илья ухмыляется и кивает. Агенты почти каждый вечер теперь достают шахматы и «соревнуются». В полной тишине, прерываемой лишь шумом переставляемых фигур. И эта тишина говорит намного больше, чем все слова на свете. ** - Тебе помочь? – не отвлекаясь от чтения выкраденных документов, спрашивает Наполеон. Больше по привычке. Для очистки совести, потому что не верит, что в один момент Большевик изменит своей привычке мягко посылать его. - Если тебе не трудно, - сквозь зубы отвечает Илья. Соло в первую секунду не реагирует, пожимая плечами. После удивлённо поднимает взгляд напарника. В каждом жесте американца чувствуется обеспокоенность. - Осколок, - морщась, поясняет Курякин. – Не могу дотянуться. Для Наполеона это мелкое событие имеет огромное значение. Это вопрос доверия. Похоже, что первая стена рухнула. Похоже, что «холодный» русский начинает теплеть. - Спасибо, - негромко благодарит Курякин. Осталось только научить Илью говорить по-человечески. ** - В детстве у меня было много друзей, - внезапно прерывает тишину за игрой Илья. Наполеон сбивает своего коня, с недоумением глядя на напарника. Сразу же вспоминается вопрос, заданный с полгода назад. - Я… - продолжает русский, глядя куда-то в стену. – Вообще был активным ребёнком. Общительным. Трудно поверить, да? Соло кажется, что Илью подменили. Тот никогда не говорил так много о себе. Да и вообще не говорил больше двух предложений. - А потом отца сослали в ГУЛАГ. Я… Мы… У меня начались приступы. Тяжело было. Но были ещё друзья и мать. Наполеону уже не нравилась эта история. - Была война. Никого. Не осталось. Все погибли. Мои ровесники. Все не старше тринадцати. Это так… нечестно! Илья начинает постукивать пальцем по столу. - А ещё позже. Мама. Я снова остался совсем один. Всё это преподало мне только один урок. Все… Рано или поздно меня покидают. Я не могу, не хочу привязываться. Это больно. В моей жизни надолго не задерживаются. Уходят. Бегут. - Неправда, Большевик. Я… И Габи. Мы здесь. Рядом. - Да. Это тяжело. Я не умею терять, Соло. Не умею дружить. Любить. Я бессердечный. Холодный. Наполеон хочет возразить, но Илья перебивает его. - Никому не охота находиться столько времени с психом. Вроде меня. А Соло хочется. Потому что именно «псих» - самый преданный его напарник. Именно «псих» раз за разом спасает его жизнь, не прося ничего взамен. Именно «псих», только притворяющийся недотрогой, понимает его и поддерживает. Пускай своими, не совсем понятными простому человеку, методами. В конце концов, только психи выбирают такую работу. Наполеон качает головой из стороны в сторону, не соглашаясь с последними прозвучавшими словами. Преграды рухнули. Теперь А.Н.К.Л. – самая крепкая команда на свете. Ведь это – вопрос доверия. Соло, шутя, в своей обычной манере, доказывает Илье всю глубину его ошибки. И будет доказывать. Ему так просто от него не отделаться. Наполеону просто хочется остаться в жизни Большевика чуточку дольше.