Розарум

— Питер, ты чего застыл как вкопанный?       Питер смотрит под ноги и пытается понять одну недоступную для его разума вещь: откуда постоянно появляются эти лепестки роз? Впервые он заприметил их, когда записывал новое заклинание на Чарах — белый цветок оказался прямо у него под тетрадью. Тогда Питер списал это на мусор и сквозняки: мало ли, откуда его принесло. Но когда он начал сталкиваться с ними везде, где только можно — в Большом зале, в кабинетах, да даже на квиддичном поле — он заподозрил неладное.       Иногда ему казалось, что, если собрать все лепестки, которые он находил обратно в цветы, то можно было бы насобирать на целый розарий. — Скажи мне, ты тоже это видишь? — Питер наклоняется и поднимает изрядно помятый лепесток с пола. — Откуда они постоянно берутся?       Товарищ пожимает плечами и со словами «я опаздываю» спешит удалиться, оставляя Питера один на один с его проблемой.       Питер еще с минуту разглядывает несчастный лепесток — и решает во чтобы то ни стало, разузнать, кто же их везде оставляет. Еще какое-то время лепестки не дают ему жить спокойно: он находит их везде, а вот ответа на вопрос «откуда» — у него все еще нет. Питер не пытается спрашивать об этом у однокурсников, потому что в какой-то момент начинает думать, что все эти лепестки ему вообще мерещатся: ведь только его они задевают так сильно.       Лепестковый апогей наступает у Питера, когда он готовится к ЗОТИ: он кладет руку на каменную кладку, но вместо шершавого камня под ладонью ощущает что-то маленькое и нежное. Питер раздраженно выдыхает, и с мысленным вопросом «опять?!», берет в руку очередной лепесток — только на этот раз не белый, как обычно, а красный. — Да они просто преследуют тебя, Питер. — Стоящая рядом сестра усмехается, и Питера раздражает это еще больше. — Это тридцать первый, — констатирует он, — по-моему в Хогвартсе завелась дриада, — и снова утыкается в книжку.       Книжка кажется Питеру интересной до того момента, как сестра тыкает его в бок — сначала он отмахивается от нее, но потом удостаивает вниманием. — Сам ты дриада! А причина твоего интереса — вполне себе живой человек. — Сестра кивает в толпу, и Питер видит в ней черноволосую макушку с венком из роз на голове.       В тот момент его разрывают два противоречивых чувства: догнать незнакомку и испробовать на ней Хербифорс, чтобы отвести душу, или же дать ей уйти с миром.       Но из этих двух вариантов рождается третий.

***

      Джульетта очень удивляется, когда находит за обеденным столом букет белых роз — в Хогвартсе ей цветов раньше никогда не дарили, да и ярых поклонников у нее не было — но еще сильнее она удивляется, когда находит записку, в которой появилась написанная тонкими буквами строчка «больше не теряй».       Этот букет кажется чьей-то глупой шуткой — над ней часто шутили из-за венков и причесок с цветами. Но потом она находит второй, третий, четвертый — и с каждым новым они становятся все больше. В конце месяца она насчитывает в букете тридцать одну белую розу и тяжело вздыхает, думая, где найти в спальне место этому великолепию.       Джульетта не может сказать, что ей приятно такое внимание: все-таки, девчонки с факультета посмеиваются над ней и отпускают едкие шутки про «тайного поклонника из оранжереи», намекая на профессора Лонгботтома, но когда она не находит очередного букета — расстраивается.       Букета нет ни на следующей неделе, ни через нее — и Джульетта практически готова забыть о своем анонимном букетодарителе. Для себя она лишний раз убеждается в том, что все это было глупой и бессмысленной шуткой, и, выбросив последний увядший букет, решает уединится в библиотеке.       Уже вечер и студентов тут почти нет, — Джульетта устраивается в дальнем углу, чтобы ее никто не трогал, и она спокойно смогла приготовиться к контрольной по Чарам. Поправляя падающие на лицо волосы, она замечает, что на венке не хватает одного цветка. «И почему так трудно заставить их держаться нормально», — мелькает у нее в голове. — Розарум…да черт бы вас побрал! Розарум!       Джульетта оглядывается по сторонам: в библиотеке осталась она одна и девочка со старших курсов, а шепчущий голос явно принадлежит парню. Заклинание — а это несомненно оно — ее настораживает. — Розарум!       Она слышит тихую ругань и возню за полкой, Джульетте кажется, что если сейчас она не узнает, что происходит, то своего тайного оранжерейного маньяка не найдет никогда. Она незаметно подкрадывается к полке и настораживается еще сильнее, когда видит сидящего рядом с кучей роз незнакомого и порядком растрепавшегося слизеринца. — А вот и мой тайный поклонник из оранжереи! — Питер вздрагивает от неожиданности, — и сколько их здесь? — Пятьдесят четыр…- он видит, как на пол с волос Джульетты медленно падает еще один белый лепесток, — пять. Розарум.       Питер не выглядит растерянным — наоборот, он кажется ей слишком спокойным для человека, которого раскрыли. Джульетта с интересом его рассматривает, а он уже стоит, склонившись над кучей белых роз, кастуя еще одну — в этой куче, видимо, последнюю. — Что ты можешь сказать в свое оправдание? — Джульетта смеется над попытками Питера объять необъятное: роз действительно получилось очень много. — Что тебе не следует разбрасывать свои лепестки где попало, — Питер говорит спокойно и без зазрения совести левитирует букет в сторону Джульетты, — мне порядком надоело везде на них натыкаться.

***

      Питер точно не может сказать, почему они тогда подружились — наверное потому, что по-гриффиндорски ценящая справедливость Джульетта достойно приняла его «розовую» месть, или еще по ряду каких-то причин, но с тех самых пор, как тогда она увидела его в библиотеке, они виделись практически каждый день.       Правда потом Джульетта долго припоминала ему выходки с цветами — и ему приходилось одаривать ее новыми букетами целых два месяца, постепенно сводя количество цветов на нет, чтобы однокурсницы перестали акцентировать внимание на «тайном поклоннике». — Удивительно, что тебя еще не тошнит от них, — Питер усмехается, когда встречает Джульетту за завтраком. Он разглядывает ее венок и думает, что мир в гармонии, пока все цветы на нем в порядке, — Розарум минима. — И наблюдает за тем, как в венок вплетается недостающая роза. — Как это любезно с твоей стороны, Хейз, — фыркает Джульетта, — извини, что не могу наколдовать тебе терновый куст.       Питеру нравится Джульетта: она смешно шутит, много знает, и хотя сначала кажется ему наивной, он считает ее своим хорошим другом.       Даже когда она начинает встречаться с Джеймсом Поттером, и между ними с Джульеттой образовывается дистанция, Питер думает о ней и открывает в себе новое чувство: чувство ответственности за кого-то (кроме, разумеется, сестры). Он заталкивает его куда подальше, но знает, что если не дай Мерлин поттеровский выскочка обидит ее — то он обязательно оставит на его смазливой мордашке пару синяков.       Когда они возвращаются в Хогвартс после рождественских каникул и Джульетта (наконец-то!) отлипает от Джеймса, Питер обнимает ее и, к своему удивлению, ощущает полное спокойствие. — Да только не говори мне, что ты ревновал меня к Джеймсу! — Джульетта смеется. — Я в жизни не поверю, что ты способен на такие чувства! — она говорит это уже летом, когда они, сдав все экзамены, сидят вечером на Астрономической башне. — Питер, ты просто идиот.       Питеру тоже кажется это забавным: конечно, не таким забавным, как летающие вокруг них лепестки роз — он учит кастовать розы саму Джульетту, — но он смеется в ответ. Наверное, это выглядит странно: слизеринец и гриффиндорка вместе на Астрономической башне, сидящие в лепестках роз и смеющиеся, но ему все равно. У Джульетты самая теплая и светлая улыбка, которую он когда-либо видел. — Неужели ты научился этому ради меня? — Не дождешься, — Питер наблюдает за кастующей Джульеттой. — Меня попросту очень раздражали постоянно попадающиеся на глаза лепестки роз. Особенно тот, который я, задумавшись, положил в зелье на Зельеварении.       Конечно, он не расскажет Джульетте, что убил на изучение этого заклинания почти три ночи — чтобы бутоны получались правильного цвета, формы, чтобы колючки на стеблях не кололи пальцы, да и вообще: чтобы роза была похожа на розу. — Проще было попробовать на тебе Хербифорс, — он получает от Джульетты подзатыльник, — зато подумай, никаких венков — сразу тебе целый розовый куст на голове. Как ты любишь. — Питер, ты говнюк. — Нет, серьезно, представь мое удивление, когда я находил их просто повсюду. Даже на квиддичном поле.       Когда темнеет, Джульетта рассказывает Питеру о том, как на четвертом курсе они с командой, вопреки правилам, летали здесь на метлах, рассказывает ему о космосе, о каких-то далеких звездах, об их температуре и цвете, о созвездиях — он не может запомнить все, но ему очень нравится ее слушать, и в какой-то момент ему кажется, что в ее глазах загорается сама вселенная.       Питеру вообще нравится этот вечер: все экзамены позади, он сидит здесь, смотрит на невероятной красоты небо с такой же невероятной красоты подругой, слушает ее и понимает, что даже если и есть в этом мире какие-то проблемы — то рядом с ней они остаются далеко позади, в другом мире, в том, который они оставляют, приезжая сюда, потому что дружба — это то, что преодолевает абсолютно все на этом свете.       И когда они в очередной раз прощаются на платформе, чтобы разъехаться каждый по своим домам и окунуться в повседневную жизнь, Джульетта протягивает Питеру белого бумажного журавлика. — Когда приедешь домой, ему понадобится клетка.       Питер улыбается, и незаметно ото всех кастует для нее розу. Он обещает, что она будет жить все каникулы. — Розарум.