Обреченные надежды

POV Руфина       Давай сыграем в добрую игру? Этими словами начались наши с тобой отношения и они стали их девизом. С того дня наш мир превратился в шахматную доску. Только нашу.       Помнишь? Все началось тем летом. Как часто бывает, утром направляясь на работу или учёбу, мы смотрим в окно спешащей маршрутки, лениво наблюдаем за людьми, слушаем радио, а там, по нелепому стечению случайностей, вдруг начинают играть любимые песни, которые мы когда-то слушали. Год назад, возможно два, а кто-то, может, в своей далёкой молодости. В одно подобное утро, когда в воздухе ощутимо, дурманяще витала расслабленная атмосфера спокойствия, я встретила тебя.       Ты сидела в парке, прямо на зелёной траве, с холстом и карандашом в руках. В воздухе витал запах свежескошенной травы. Не помню уже сколько, словно заворожённая, наблюдала за тонкой фигурой, твоими руками и плавными штрихами карандаша. Я никогда не забуду твое сосредоточенное лицо с абсолютно искренними глазами, полными любви к тому, что ты делаешь и, казалось, ко всему окружающему миру. — Давай сыграем в добрую игру? Ты будешь чёрными, а я — белыми.       Когда ты подняла на меня взор своих синих удивлённых глаз, я окончательно потеряла почву под ногами. — Мой ход первый. Пошли в планетарий.       Как тогда, так и сейчас я не понимаю, почему ты согласилась. Какие демоны тогда витали у тебя в голове?       Мы лежали на подогреваемом полу, держались за руки, а мягкий голос лектора озвучивал проецируемую на потолок картинку. Бесчисленное количество звёзд, планеты и прочие небесные тела сменяли друг друга, словно утягивая нас за собой. Тогда мы находились одни в целой Вселенной, мы сами стали космосом, растворились в нём и позволили себе быть счастливыми.       Мне казалось, что я выиграла эту партию. ***** POV Василиса       В последующем вся наша жизнь сопровождалась ходами на воображаемой шахматной доске.       В тот морозный, зимний день ходила я, чёрными.       Руфина сидела на мягком кресле, положив ногу на ногу, и смотрела на меня своим хитрым взглядом. — Я хочу посмотреть на твоё соло. Доставишь ли ты мне это удовольствие, моя хорошая? — Её голос сквозил издёвкой, которая всегда меня заводила. — Для тебя все что угодно, — послушно ответила я.       Не отводя взгляда от глаз Руфи, я начала расстёгивать рубашку. Пуговица за пуговицей, и вот я уже её сняла и отбросила в угол. Туда же отправились и шорты. Пальцы прошлись по шее, еле-еле касаясь кожи усыпанной родинками, спустились к груди. Я на мгновение остановилась, облизнула пересохшие губы. — Продолжай. — В голосе послышался еле уловимый хрип.       Я усмехнулась и продолжила ласкать себя. Пальцы задели штангу в соске, по коже пошла приятная дрожь. Сейчас моё удовольствие посвящалось только ей, в моём мире существовала только она и никого больше. Весь мир сосредоточился в её зелёных глазах, переполненных желанием, которые наблюдали за каждым моим движением.       Рука начала спускаться ниже, поглаживая живот. Спустившись ещё ниже и нащупав трусики, я зацепила их пальцами и спустила на пол. Переступив через собственное белье, направилась к кровати. Забралась на мягкое, белое одеяло, села на колени. Не спуская взгляда с заворожённой Руфи, опустила руку между ног и средним пальцем начала поглаживать себя круговыми движениями. Ввела внутрь один палец, зашипев и выгнувшись. Я трахала себя у неё на глазах и понимание этого заводило ещё больше. — Ну все, я больше не могу… — срывающимся голосом сказала девушка, сидевшая напротив, и резко поднявшись, пошла ко мне.       В следующий момент я уже чувствовала теплоту её дыхания на своей коже. Она положила свою руку на мою и увеличила темп возвратно-поступательных движений, тем временем целуя меня в губы. Свободная рука потянулась к её рыжей, кудрявой гриве. Сжав в кулаке волосы, я больше не намерена была её куда-либо отпускать. — Ты только моя, Василиса, — произнесла она, словно слышала мои мысли.       На улице кружился снег, укрывая холодным белым одеялом все, что ему попадалось, а нам было тепло как никогда. Нам казалось, что мы давно уже взрослые, но любили словно дети. Обещали любить вечно, лили слезы счастья.       После мы лежали, обнявшись, и любовались картиной, на которой были изображены наши звёзды, наш космос. Нам казалось, что всегда будет лето.       Неужели эта партия осталась за мной? *****       И вдруг все вокруг изменилось. Проблемы, сны, надежды. Что первым было, стало последним. У них остались только воспоминания о том как все было и надежды на то как все будет. Зачем они обещали? Им не стоило забывать, что ближайшее время зависит, но не всегда от них.       Спустя два года, их ждали другие страны, большие возможности. К сожалению, любовь в таксофонах обречена недолго жить. Они ведь не знали…       Нажмите кто-то Stop, отмотайте назад. Они согласны на вечную ничью, только позвольте им быть вместе. Просыпаться каждое утро, принимать вместе душ, следить за тем, чтобы молоко не сбежало, часами лежать, держась за руки, слушая джаз и засыпать так.       В тысячах километров друг от друга, одна из последних сил, поддерживаемая только тлеющей надеждой, ждала донора костного мозга, а вторая переходила дорогу, возвращаясь домой с пакетами, наполненными продуктами, в руках. Вдруг ноги запутались, а пакеты выпали из тоненьких рук. Звук резко тормозящей машины, удар. На мониторе ровная линия и писк аппарата, заполнивший палату.       Вместо надежд, у них остались только две могилы. Всю последующую вечность их души будут скитаться в поисках друг друга, с надрывом выкрикивая имя. — Василиса! — Руфи!       Они обе проиграли.