***
— Цветы? Спасибо. Шарон обняла пышный букет высоких белоснежных роз, зарылась в него лицом и замерла. Туомас улыбнулся. Они лечили друг друга. Совсем недавно Шарон вновь научилась смеяться, а Туомас поймал себя на том, что вторит ей. Они жили наедине друг с другом и самими собой, в доме, который снимали где-то в захолустье. Кругом не было ни единой души — лишь лес, лес и лес. Они целыми днями гуляли меж деревьев, смотрели фильмы, читали друг другу, играли во что-нибудь или просто садились и говорили. И оба чувствовали, что отдыхают. Ну и музыка, конечно же, музыка. Они сходили с ума под «The Gathering» и разлагались под «My Dying Bride». Создавали самые безумные каверы, долго смеялись над ними. Пытались делать то, чего не умеют: Туомас — петь, Шарон — играть на клавишных. Но композиции своих групп они не трогали — никогда. Готовку ден Адель взяла на себя, зато покупка продуктов (а значит, и выход к людям) свалилась на голову маэстро. Уборкой они себя не утруждали, но беспорядком в доме и не пахло. Домашняя одежда стала частью тела, и очень скоро Туомас привык, что они с Шарон ходят в чём попало. В первый же день она настояла на том, чтобы дом отапливался сильнее. — Не люблю зиму, — бурчала она, разворачивая плед. — Особенно такую холодную, как в Финляндии. — Хочешь, полетим к тебе домой. — Нет. Скорее умру, чем вернусь в Нидерланды сейчас.***
— Почему мы занимаемся сексом? Туомас осторожно накрутил чёрную прядь на палец. Голова Шарон покоилась на его груди. В спальне царила кромешная тьма, но Туомас точно знал, что нидерландка внимательно-внимательно смотрит на него своими колдовскими глазами, ожидая ответа. — А что в этом плохого? — Разве друзья должны спать вместе? — А разве мы друзья? Острый кулачок, сопровождаемый смехом, врезался Туомасу в плечо. — Прекрати отвечать вопросом на вопрос! Туомас поцеловал Шарон в пахнущую фруктовым шампунем макушку и тихо вздохнул. — Должны, не должны… нам нравится, и этого достаточно. Шарон задумалась, причём надолго, хотя ещё при переезде в этот дом пообещала себе не заморачиваться дольше, чем на пару минут. И если думать, то только вслух. Чтобы не точить себя. Чтобы было легче. — Туомас, а кто мы? — Музыканты, идиоты и большие дети. — Ты прав, но я не про это. Мы какие-то недодрузья-недолюбовники. Скажи, ты уже успел привязаться ко мне? — Да. Шарон с грустной улыбкой покачала головой и ущипнула Туомаса за нос. Он айкнул и перехватил её руку. — Ну и дурак! Это плохо. Туомас поцеловал тыльную сторону почти детской ладони. — А ты ко мне? — И я — плохо.***
— «Разве когда любят, чувствуют себя несчастными?» — «Да, Кристина, когда любят и нет уверенности в том, что это взаимно». Шарон прочитала это и затихла, глядя на строчки, но не видя их. Встревоженный долгой паузой, Туомас разлепил глаза и приподнял голову. (Он лежал на уютном диване, а ден Адель расположилась в кресле.) — Что случилось? Она встала, вручила книгу Туомасу, плотно закуталась в одеяло (которое ещё утром притащила со спальни) и села обратно. — Твоя очередь читать. — Но ты только начала! Шарон накрылась с головой и пробубнила: — Не могу дальше. Болит. — Голова? — Туомас встревожился. — Принести тебе таблетку? Она исподлобья посмотрела на него, как на дурака, и он всё понял. — Ладно. Какая страница, говоришь?..***
«Прости, что я покидаю тебя так. Боюсь, иначе ты задержал бы нас ещё на некоторое время. Но я чувствую, что тебе лучше — намного лучше, — и поэтому решаюсь на этот шаг. Туомас, мы должны двигаться дальше. Я всегда это знала. Наверное, ты тоже. Должны были и раньше, но у нас не было сил. Теперь они есть, ведь ты помог мне, а я — тебе. Мы отдали друг другу по кусочку себя, чтобы заполнить оставленные в наших сердцах дыры. Пообещай, что это не станет напрасным. Не вздумай убиваться по мне, понял? Иди своей дорогой, а я пойду своей. И знай: я ценю каждую минуту, которую мы разделили между собой. Вряд ли мы ещё когда-нибудь увидимся. Я не стирала свой номер с твоего телефона, но постарайся не связываться со мной. Это важно! Дай времени пройти. И только когда почувствуешь, что счастлив или хотя бы спокоен — тогда я вся твоя. Я очень надеюсь, что мы сохраним в себе дружбу и тёплые воспоминания друг о друге. Ох, Туомас… об одном только жалею — что не могу обнять тебя, пока ты читаешь это письмо. Целую, Шарон. P. S. Я украла один из твоих ремней. Подумала, что хочу сохранить что-то от тебя. P. P. S. А ещё подумала, что ты захочешь того же. На диване мой блокнот. Теперь он твой. Аккуратно пролистай его». Не выпуская письмо из рук, Туомас бросился в гостиную. В изголовье вышеупомянутого дивана лежал увесистый чёрный ежедневник. Схватив его, Туомас раскрыл страницу наугад и... горько усмехнулся. С чистых страниц на него смотрел гербарий из лепестков белой розы.