***
Хосок давно уже не ребёнок, да и Минхёку меньше чем через месяц исполнится двадцать два. Отношения Шина с отцом испортились окончательно ещё в начальной школе, а мать всё это время жила, стараясь сдерживать мужчин в доме. Хосок до сих пор искренне не понимает, как мама может терпеть такое отношение к себе. – Почему ты с ним не разведёшься? Ты же уже не выдерживаешь слушать его, – переживая, спрашивает юноша любимую женщину. Та лишь устало смеётся, заботливо гладит своего ребёнка по блондинистым крашенным волосам и говорит: – Когда время придёт, поймёшь, что значит по-настоящему любить, мой хороший. Парень на это недоверчиво сводит брови, но ничего не отвечает. «Матери достаточно проблем и без меня», – думает про себя брюнет и идёт заниматься своими делами. – Ма, я пойду проведаю Минхёка, – через несколько часов кричит из коридора юноша. – Звони, если что. – Не попадись отцу, пока будешь идти. А то снова проблем не оберёшься, – выглядывая с кухни, отзывается женщина. Дама уже давно смирилась с упертостью сына, потому каждый раз просто просила быть осторожным, пока тот добирался до чужого дома. Хотя семье Ли она ещё не до конца доверяла, пускай Минхёк и был положительным мальчиком. И не важно, что она периодически просила отнести гостинцы сыну в дом Ли. «Это просто жест уважения», – утверждала дама, пока ребёнок хихикал. Так быстро привыкнуть к происходящему в городе невозможно. Нельзя начать доверять стражам, не наблюдая эпицентра тайфуна. – Да-да, – мысленно закатывая глаза, бурчит юноша и скрывается за входной дверью. На улице вовсю властвует осень, противно задувая ветром под старый чёрный свитер, от чего парень ёжится. Голые верхушки деревьев словно горят в лучах красного заката. Посев в этом году выдался крайне проблемным. Пшено и другие поля из-за прохладного лета созрели только к концу сентября, потому стоят не собранные. К тому же, летняя жара появилась только в августе и держалась буквально до начала текущей недели. Сейчас же погода одаривала город периодическими дождями, заставляя фермеров и садоводов хлопотать, спасая урожай. Напевая какую-то непримечательную песню, Хосок довольно быстро доходит до другого края города. А дойдя до всё так же, как и в детстве полуразрушенной детской площадки, ныряет на тропу к лесу, идущую в этом году через кукурузный посев. Пройдя мимо початков наискось до моста, парень сворачивает на параллельную дорогу и ускоряет шаг, поднимаясь на склон. На окраине города, как и всегда, не работают фонари, а свет от ближайших домов не сильно спасает ситуацию. Любой пришедший сюда впервые определённо запутается, думает про себя парень, идя мимо домов. Дойдя наконец-то до нужной запертой калитки, ведущей в яблоневый сад, парень останавливается, успокаивая дыхание. Солнце уже полностью скрылось за громоздкими облаками, отдавая смену звездам на утопающем в ночи небосводе. Отдохнув пару минут, студент потирает, разогревая, ладони и, ловко цепляясь за ограду, перепрыгивает на территорию. В конце огромного сада, ближе к дому, стоит лишь пройти теплицы, располагаются цветочные клумбы. Шин уверенно бредёт в их сторону и не прогадывает. Минхёк сидит на небольшой складной табуретке, склонившись над грядками с синими цветами, и старательно пропалывает их. – Я тебе сколько раз говорил, не заходить с заднего двора? – юноша поворачивает голову в сторону гостя, поднимая взгляд и хмуря брови. – Привет. – Ты как всегда ворчишь, – Хосок смеётся, подходя ближе. – Вечер добрый. – Уже ночь на дворе, – передразнивая отзывается парень, но голову возвращает к цветам. – Ты скоро весь газон мне протопчешь, прыгая с такой высоты, – младший забавно морщит нос, кивая головой в сторону стоящего рядом ведра. Старший без лишних вопросов переворачивает его и, ставя рядом с юношей, приземляется на него, вытягивая ноги на тропинку. – Дедушка уже спит? – устроившись поудобнее, интересуется Шин. – Сказал, что пойдёт уже. Не знаю, – младший с полминуты гипнотизирует темноту и держит ладонь над увядшим цветком перед собой. Юноша на секунду прикрывает глаза, будто стараясь собраться с мыслями. Затем резко и без единой эмоции на лице выдёргивает гниющий цветок с корнем, кидая его около кучи с сорняками, и вновь шмыгает носом. Замечая повторяющиеся действия младшего, Хосок тянет ладонь вперёд, касаясь чужого кончика носа, и аккуратно проводит по нему. – Так лучше? – заглядывая в глаза, интересуется блондин. – Да, спасибо большое, – немного заикаясь, отзывается Минхёк. Шин широко улыбается, наблюдая за реакцией юноши, чувствуя, как в груди разливается тепло. Парень понимает, что перестаёт чувствовать пальцы, и потому убирает ладони в карманы джинсов. – Пошли в дом, а то холодает, – пожимая плечами от ветра, уходит от смущающей ситуации парень. – С оставшимся завтра разберусь. – Я только за, – Хосок встаёт, переворачивая ведро обратно. Перехватив несколько ящиков с выкопанными луковицами тюльпанов из рук младшего он направляется в сторону дома. – Я и сам могу донести, – протестует Ли, собирая впопыхах перчатки с инструментами – Мне холодно, давай быстрее, – не останавливаясь, произносит старший, слыша за спиной недовольное ворчание. Поднимаясь на крыльцо, Хосок слышит, как на другой стороне города орёт сирена скорой помощи, заглушая собой всё вокруг. Из-за неё молодые люди оборачиваются в проходе, стараясь высмотреть мигающие огни. Шину всегда нравилось, что дом младшего расположен так высоко, что можно разглядеть всё происходящее в ближайшей местности. – Скорее всего он умрёт, – зачем-то шёпотом произносит Минхёк, прослеживая взглядом, как машина с мигалками скрывается в туннеле, соединяющем город, пока старший убирает ящики в угол. – Господин Пак долго держался. Жалко мужика, – немного грустно отзывается Хосок, накрывая луковицы старыми газетами, а затем переводит взгляд на подходящего друга. – Тебе помочь с приготовлениями? – Да нет, – младший улыбается, слегка приподнимая уголки губ. – Буду рад, если просто составишь компанию и посидишь рядом. – Только с радостью, – отвечает с улыбкой Хосок. – Тогда, если не сложно, принеси пока насос с моста в мастерскую, – поднимаясь вверх по сколоченной из бревен лестнице, просит юноша, скрываясь на чердаке. Шин добирается до указанного помещения уже тогда, когда Минхёк снимает последнюю ткань с утеплённых на зиму рассадок. В небольшом помещении, примерно пять на шесть метров, как и всегда пахнет сосновыми опилками, да едкого клея вперемешку с ароматом различных соцветий. Сосновые доски блоками лежат в одном из углов около стола с инструментами. В середине помещения же расположены искусственно построенные клумбы с цветущими в них соцветиями дикого дельфиниума. – Включи, пожалуйста, бактерицидку, а шланг брось в бак, – просит младший, замечая вошедшего юношу. Свет фиолетового оттенка тут же разливается по всему помещению, позволяя старшему, наконец-то, более-менее отчётливо увидеть лицо друга. И без того бледная кожа юноши выглядит сейчас, словно у мёртвого. – Ого, твои волосы стали совсем белыми, – блондин удивлённо подходит со спины к младшему и, аккуратно зарывая пальцы в чужие локоны, перебирает их наощупь. – Выгорели за лето на солнце, – небрежно взлохмачивая чёлку, отмечает юноша, между тем укладывая срезанные цветы в таз, стоящий под ногами. – Скоро в седину пойду такими темпами. – Тебе и она подойдет, – не раздумывая, произносит Хосок. – Ну, спасибо, – Минхёк от такой поддержки лишь вздыхает, хотя самому приятно слышать комплимент в свою сторону. – Слышал, твоего отца повысили до звания офицера? – не отрываясь от своего занятия, интересуется младший. – Уже в курсе? – хмыкая, качает головой студент. – В этом городе слишком много языков, любящих растрепать на всю округу. – Смирись. Считай, мы живём в деревне, – хихикает блондин. – Да уж… – Кстати, мне всё же звонили с больницы, – вспоминая, меняет тему разговора Ли. Шин тут же переводит внимание от разглядывания помещения на друга. – Как я и предполагал ранее, – слыша известие, Хосок переводит остекленевший взгляд на синие цветы, которые сейчас собирает юноша. – Как думаешь, что теперь будет с городом? – С ним когда-то что-то было? – с некой издёвкой задаёт встречный вопрос младший, отсмеиваясь в ладонь. – Очень смешно, – Хосок нервно поднимает голову на собеседника. – Очень, – холодно отзывается Ли, срезая под корень гнилой стебель и машинально кидая его в кучу с сорняками. – Здесь всё равно никто никогда никого не слушает. Слишком самовлюблённые, оттого и помирают, – констатирует факт парень. Шин на это отмалчивается, для себя отмечая с какой неприязнью произносит слова Минхёк. – К сожалению, очень скоро в этом городе люди сами выроют себе могилу, – младший кидает печальный взгляд на сидящего рядом Хосока. – И мы с тобой, не исключение.***
– Дедушка, – смотря куда-то в цветы, тихо произносит Минхёк, останавливаясь у клумб с дельфиниумом, расположенных в самом дальнем углу сада. – Дедушка! – повторно теперь уже вскрикивает юноша, пугая этим действием старшего, идущего рядом. После чего Ли, резко разворачиваясь на пятках, сломя голову уносится в сторону дома. – Минхёк! – озадаченно зовёт друга блондин, но тот не оборачивается. Парень впереди бежит, не смотря под ноги, то и дело натыкаясь на голые ветви деревьев или поскальзываясь на грязи. – Что произошло? – Хосок, задыхаясь, вбегает в дом следом за другом и направляется за макушкой, мелькнувшей перед ним в дверном проёме. – Минхёк, чего ты…. – Нет, дедушка! – слышит пронзительный вскрик младшего Шин и бежит к комнате. – Хён, нужно вызвать скорую, – крепко сжимая бледную ладонь в морщинах, панически вертит головой парень со слезами на глазах. – Успокойся, глупый, – хрипит старик, устроившись в любимом кресле-качалке, и тепло улыбается детям. – Не нужно никого вызывать. – Но ведь, – начинает было Хосок, но старший перебивает его. – Не в том я возрасте, мальчики. Она уже не поможет, – по-доброму смеётся старик и раскрывает руки для объятий плачущему внуку. Минхёк тут же аккуратно обнимает любимого дедушку, внимательно слушая, что тот скажет. – Милый, ты даже Хосока всполошил. Не стоило так бежать. – Дедушка, цветы в саду… – шмыгая носом, произносит младший, роняя слезы с новой силой. – Знаю, мой хороший, знаю, – старик легонько похлопывает по дрожащей детской спине и заботливо улыбается, слегка покачиваясь из стороны в сторону. – Моё время пришло. Ничто не вечно. – Не хочу, – внук поднимает голову, протестующее заглядывая в глаза взрослого. – Пусть забирают кого другого. Не надо тебя. – Не говори глупостей, – мужчина недовольно хмурит лоб, укоризненно поглядывая на дитя. – Не таким плохим словам я тебя учил, пока воспитывал, – старик щелкает слабыми пальцами по чужому носу, заставляя мальчишку поморщиться, опустив голову. Подняв голову обратно, ребёнок встречается с тёплым любящим взглядом старшего. – Прости меня, – Ли побито смотрит на старика, заключая дрожащую ладонь в свои собственные. – Конечно, прощаю, – дедушка Ли гладит внука по серебряной макушке, после чего поудобнее усаживается в кресле, полностью расслабляясь в нём. – Хосок-а, подойди ближе, – мягко произносит взрослый, пока Минхёк перекладывает голову на чужие колени. Шин тут же подходит ближе, и присаживаясь на корточки рядом, берёт чужую ладонью в свою. – Какие же вы у меня красавцы выросли, – мужчина пробегает по юношеским лицам взглядом. – Помню, как вы, пятилетние, помогали мне пересаживать незабудки, да мешали землю вскапывать. – глаза старика наполняются слезами от воспоминаний, но тот быстро берёт себя в руки и по-доброму улыбается, глядя на мальчишек. – Ты для меня такой же родной внук, как Минхёк, – обращаясь к Шину, произносит мужчина, заставляя парня прослезиться. – Не плачьте, мои хорошие, – старик, заботливо улыбаясь, высвобождает ладони и проводит по влажным детским щекам. – В жизни много трудностей, но вы их преодолеете. Главное берегите и цените друг друга, – откашливается мужчина. – А теперь, шагом марш из моей комнаты. Не хочу, чтобы вы лицезрели, как старик усыхает. – Дедушка, – начиная было протестовать, подаёт голос Минхёк. – Выходите, да поскорее. И не заходите ко мне до утра, – довольно строго произносит взрослый. Шин аккуратно поднимает на ноги плачущего младшего, заставляя того пойти вместе с ним за дверь. Парень пропускает не перестающего оборачиваться назад юношу вперёд, и до того, как сам скрывается в проёме, старший Ли окликает его. – Хосок, – тихо произносит дедушка. Шин тут же останавливается в дверях, поворачиваясь на голос, и внимательно слушает. – Прошу, присмотри, пожалуйста, за этим нелюдимым мальчишкой после моей смерти. Он безумно тебя любит и всегда слушает только тебя. Хосок с пару секунд молчит, смотря на изнурённого недугом старика, а затем, почтительно прощаясь, в последний раз произносит: – Обязательно. Обещаю вам.***
Проснувшись с утра в одной постели с Минхёком, Хосок аккуратно выбирается из объятий, стараясь не разбудить юношу. Прошедшей ночью младший ревел навзрыд на чужой груди, не в силах побороть эмоции. От долгого плача, устав, юноша так и уснул в убаюкивающих объятьях старшего. Накрыв ребёнка одеялом, Шин выходит из комнаты. Бодренько спустившись на первый этаж, прямиком к комнате старика, Хосок неуверенно останавливается у двери. Прикрыв на мгновение глаза, юноша хватается за ручку, поворачивая замок, и, отперев его, заходит в помещение. Дедушка Ли так и остался неподвижно сидеть в кресле, укутанный в шерстяной плед. Студент делает пару шагов в направлении к остывающему телу и останавливается, встав напротив. Лицо мужчины было крайне спокойным, даже с небольшой тёплой улыбкой на губах, которой он любил одаривать мальчишек. Огромные букеты с цветущими ещё вчера синими дельфиниумами, словно прочувствовав несчастье в доме, до последнего лепестка осыпались за ночь на пол. – Я присмотрю за вашим внуком, как и обещал. Отдыхайте спокойно, там, на небесах, – тихо произносит юноша, закрывая за собой дверь с другой стороны, дабы не тревожить сон старика. Похороны дедушки Ли удаётся организовать уже на следующий день. Природа, будто близкий родственник, скорбит вместе с юношами и льёт слёзы на землю. Обычаи города уже несколько столетий велят проносить гроб с умершим к кладбищу через весь город. Потому, в данный момент, Хосок идёт рядом с младшим и придерживает того за локоть, чтобы, не дай боже, не упал. Молодые люди молча идут позади нерасторопно ступающих мужчин в чёрных костюмах и с телом в руках. Гроб украшают, как и каждый раз при обряде, синие дельфиниумы, выращенные семейством Ли в садах и подвязанные траурными лентами. Впереди всех идёт женщина в возрасте, неся в руках рамку с фотографией умершего, делясь таким образом со всем городом печальной вестью. Вечером, после церемонии захоронения, когда молодые люди будут собираться расходиться, Минхёк неуверенно попросит старшего остаться с ним. Хосок, ни слова не произнеся, возьмёт младшего за руку и, переплетая пальцы, поведёт через пшеничное поле, прямиком к дому. Пройдя так небольшое расстояние, молодые люди очень скоро уменьшат свой шаг и будут идти, думая каждый о своём. – Знаешь, – первый нарушит тишину Минхёк, обращая внимание старшего на себя, – мы идём с тобой, словно во сне. – В смысле? – В тот день, когда я впервые с тобой познакомился, мне снилось, будто мы неспешно идём, держась за руки через бескрайнее пшеничное поле, а вдали, на границе неба с землёй, собирается ураган. – Хосок удивлённо вскидывает брови, слушая рассказ друга. – Жалко только, улыбаться сейчас не могу, как в том сне, – грустно хмыкает юноша и замолкает. Молодые люди доходят уже до реки, когда Хосок решает ответить. – Мне снилось тоже самое в детстве. Минхёк недоверчиво хмурит брови, поворачивая голову к старшему. – Вот, не ври, – гримасничает парень. – Я серьёзно, – немного обиженно отзывается Шин. – Не веришь мне? Не очень-то и хотелось, – старший показательно пытается рассоединить ладони, но блондин тут же сжимает ладонь Хосока крепче, не позволяя разорвать контакт. – Верю-верю, – заглаживая вину, Минхёк виснет на руке старшего. Ли одаривает парня озорной улыбкой, какую любил показывать в детстве, заставляя Хосока довольно продолжить путь. – Только больше не капризничай.***
Незаметно для всех, как и для самих мальчишек, проходит год с похорон старика Ли. Погода, как и в прошлом году, не радует фермеров и садоводов своими капризами, губя растения. Всеми делами по саду и заказами теперь занимается лично Минхёк. Изо дня в день юноша кропотливо выращивает синие дельфиниумы, которые, в буквальном смысле, становятся цветком смерти. За последнее время в городе от неизвестной эпидемии умирает четверть населения. Врачи заученными словами произносят причину смерти родственникам, именуя её «гриппом». На самом же деле, никто наверняка не берётся указывать настоящую причину. Болезнь, если её можно назвать таковой, проявляется неожиданно, словно обычная простуда. По рассказам близких, вначале заболевания человек чувствует лишь небольшую усталость, а уже на следующий день у того поднимается температура. Жар мог держаться неделями, мучая людей от обезвоживания, но исход был один. Два месяца назад, когда по такой причине за неделю скончалось восемь человек, жители с опаской говорили о гуляющей по городу эпидемии гриппа и просили о помощи. Но, когда через неделю умирает ещё десять, и половина из них без каких-либо преждевременных проявлений, вышестоящие оцепляют город железной решёткой, запрещая людям покидать территорию. Каждого, кто решается перешагнуть за забор, мгновенно расстреливают. В городе начинает твориться хаос. Минхёк в тот день безэмоционально смеётся, обращаясь к идущему рядом Хосоку. – Я же тебе говорил. Молодые люди уходят с главной площади до того, как отец старшего взывает горожан свергнуть правительство. Люди, словно одержимые своими мечтами, с пеной у рта выкрикивают каждый свою идею в поддержку, не вслушиваясь в смысл слов. Устои, традиции и обычаи теперь идут не в счёт. В газетах и интернете про таких обычно пишут – фанатики: только что обряды не проводят. Но и до этого не далеко. Хосок понимает к чему всё идёт, но не озвучивает. Мать скорее всего ревёт дома в одиночестве, сгребая разбитые отцом бутылки. – Скорее помрут, – произносит Шин, желая как можно скорее очутиться дома, скрываясь от настигающего в прогрессии безумия.***
Город тонет уже в привычном для него тумане, каждый раз питая себя новыми серыми красками. Если всмотреться в часы, то стрелки покажут не раньше половины пятого утра. Ночное небо в это время всё ещё властвует над городом. И если раньше оно было усыпано звёздами, то сейчас их еле видно. – Они умирают вместе с нами, – смеётся, задрав голову вверх, младший, в надежде увидеть старые красоты. Хосок на эти слова хмыкает, соглашаясь с седовласым юношей. Молодые люди сидят на лавочке у дома Ли, укутавшись по горло в огромный плед, который, к слову, парень подарил Минхёку на совершеннолетие. Хосок поинтересовался бы ещё и про цветы в саду, которые приходится вёдрами помогать выкидывать днём. Стебли растений гниют, заражая почву вокруг себя, и юноши не знают, что с этим делать. Казалось бы, гнилое растение, выкинули или даже удалили грядку полностью, но зараза перебирается дальше. Хотя блондину порой кажется, что Ли это не сильно и беспокоит. Молодые люди сидели бы так ещё, но старший обещал матери прийти до рассвета. Перед уходом Шин укутывает ребёнка до ушей своей частью пледа, нарекая долго не засиживаться. Минхёк, смотря, заливисто смеётся и торопит парня в сторону выхода. Уже дойдя до своей улицы, Хосок слышит постоянный в последнее время пьяный голос отца и решает ускорить шаг. Дверь в прихожей оказывается незапертой, потому юноша старается незамеченным нырнуть в помещение и тихо повернуть защёлку. В коридоре, под висящим на гвозде ружьём, валяются стопки книг с какими-то извращёнными названиями о Боге и том, как его призвать. – Пьяный маразматик, – скептически произносит блондин, оглядывая их, и ступает к лестнице на второй этаж. Подходя к кухне, юноша, матерясь, чуть не сносит ящики со спиртом. Стекло бутылок звенит, ударяясь друг о друга, но его, к счастью, не замечают на общем шуме в доме. Перед тем, как подняться к себе, Хосок заглядывает через немного отворившуюся дверь и чувствует, как злость закипает в нём. Пустые и несколько разбитых бутылок разбросаны по помещению. Мать сидит, буквально забитая в угол, и пытается из последних сил прикрыть своё исхудавшее тело руками, в то время как пьяный в хлам и разгневанный чем-то муж избивает её ногами. – Если одно растение умирает, то его нужно скорее вырвать вместе с корнем, иначе погибнут остальные, – почему-то отчётливо всплывает сейчас в голове студента голос Минхёка. Хосок не особо понимает, как в ту же секунду хватает первую попавшуюся под руку на его пути бутылку со сбитым донышком. Приблизившись вплотную к спине мужчины, он со всей своей юношеской силы заводит руку для удара. Шин-старший чуть поворачивается на раздавшийся грохот, и в тот же момент раскрошенное стекло прилетает ему чётко в область печени. Хосок на эмоциях пронзает отца бутылкой несколько раз и не перестаёт бить до тех пор, пока не видит хлынувшую кровь. Женщина всё это время сквозь слёзы смотрит, как её любимый сын, в конечном итоге, не выдерживает смотреть на вечные ссоры и, чувствуя себя виноватой, пытается теперь держать себя в руках. – Хосок, уже всё, – из последних сил цепляясь за ногу ребёнка, взвывает женщина. – Прекращай! Хосок! Блондин останавливается, только когда мужчина бездыханно падает на пол, и оценивающе смотрит на то, что сделал. Стекло тут же летит из рук, разбиваясь о плитку, и неприятно ударяется о ноги. – Мама, давай уйдём отсюда, – парень пытается аккуратно поднять мать на ноги, стараясь не сделать ей ещё больнее. У него дрожат руки, а в глазах отчетливо читается страх. Видя испуг, дама, не смотря на острую боль по всему телу, обнимает ребёнка, опуская разодранные ладони на его спину и шепчет. – Ты должен бежать один, мой хороший. – Но мам, – юноша пытается сделать шаг в сторону выхода, но дама упрямится, не желая двигаться, и заставляет поднять взгляд. – Ты же уже давно заметил, что я заболела, – женщина тепло улыбается, смотря, как у ребёнка выступают слёзы. – Спасибо, что приносил мне травы и помогал мне держаться с отцом. Не стоило пачкать свои прекрасные ладошки об этого мужлана, – она тыльной стороной ладони заботливо проводит по детской щеке. – Думал, я не замечу, как ты под шумок убирал его погромы? Парень, закусывая губу, опускает голову на хрупкое плечо, пряча слёзы, и цепляется за кофту: – Прости, мам. – Ну-ну, моё солнышко, – женщина поглаживает дрожащую спину сына. – Всё будет в порядке. Не переживай, – она аккуратно кладёт ладони на щёки, заставляя поднять голову и посмотреть на неё. – Ты справишься с любыми трудностями, – дама смотрит в глаза ребёнку со всей ей присущей материнской нежностью и невесомо целует в нос, чуть приподнимаясь на носочках. – Уходи отсюда и не оборачивайся, – на щеках её появляются мокрые дорожки, пока она пытается развернуть сына. – Уходи, скорее. Юноша резко оборачивается обратно, сгребая в объятьях ревущую теперь у стены мать. – Извинись, пожалуйста, от моего лица перед Минхёком. Он очаровательный мальчик и не заслужил такого плохого отношения со стороны остальных, – женщина проводит ладонью по выкрашенной детской макушке, опускает на щёки и затем поправляет съехавший на бок свитер. – Хосок-а, – обнимает за талию. – Я люблю тебя, мой хороший. – И я тебя люблю, мам, – юноша обнимает так отчаянно и вкладывая столько чувств, сколько может. Дама отстраняется, разглядывая ребёнка. и проводит напоследок пальцами по широкой груди. Её малыш вырос таким красавцем. Женщина чувствует, что, если сын скажет ещё что-то, она никуда его не сможет отпустить и оставит на погибель, потому отворачивается и достаточно строго произносит. – Уходи. Хосок чувствует настроение матери. В последний раз кидая печальный взгляд на хрупкий, беззащитный силуэт, юноша выбегает из дома, хватая до этого ветровку с вешалки, и несётся, надевая её на бегу. Блондин бежит, не оборачиваясь, слыша только далеко позади неразборчивые выкрики жителей. Хосок спотыкается у оврага на пшеничном поле, кубарем скатываясь по вымороженной земле к реке и поднимая за собой пыль. Впереди остаётся последнее кукурузное поле, в конце которого его молчаливо ожидает солнечный Минхёк. Юноша пробегает половину пути, когда до обоняния доносится запах гари со стороны, откуда он прибежал. Хосок зажмуривает глаза, ускоряя бег, желая как можно скорее пересечь оставшееся пространство. Утренняя природа, словно подшучивая, одаривает печальный город первым снегом с ураганным ветром, бьющим в лицо. Снежинки неприятно забиваются в нос и уши, заставляя прятать лицо за руками. – Хён! Слышится впереди взволнованный голос младшего, бегущего, по-видимому, навстречу парню. Початки то и дело врезаются острыми листьями сквозь одежду юношам, возможно, оставляя даже царапины. Шин слышит приближающийся шелест впереди себя и буквально через несколько мгновений, не успевая затормозить, врезается в Минхёка, снося того на землю. Молодые люди лежат на холодной земле, стараясь отдышаться. Младший крепкой хваткой обнимает Хосока за дрожащие плечи, чувствуя, как слёзы старшего холодят кожу на шее. – Она буквально сказала мне бросить её, – захлебываясь в слезах, хрипит парень, пряча нос в чужом тепле. Минхёк на это ничего не говорит, как и на окровавленные руки блондина, лишь прижимает крепче и шмыгает носом, понимая, что сам начинает плакать. Он и так всё знает. Цветы сказали ему об этом, когда эпидемия только началась, но рассказать новость старшему было слишком сложно. Молодые люди так и продолжают лежать посреди поля, не в силах разорвать объятий. Минхёк, поглаживая хёна по спине, смотрит в небо. Видя, как на краю полей вздымаются высоко вверх чёрные, как смоль, клубы дыма, идущие с горящего здания, младший тихо произносит: – Каждый день в городе увядает новый цветок.