Времена меняются, а вместе с ними меняется и общепринятая точка зрения. К. Дж. Сэнсом. «Горбун лорда Кромвеля»
Январь 1901. — Тужьтесь, госпожа, тужьтесь. Все суетились вокруг Каролины Лейтон. Это были уже третьи роды. Ее свекровь по этому поводу выражала беспокойство. Только сама Каролина знала, что ею движет. Она мечтала о мальчике, которого будет любить и ради которого сделает невозможное. Он получит все: земли, счета в банке, заводы, а ее первенец, Виктор, не получит ничего. Раздался плач младенца, молодая служанка, бледная, как мел, выбежала из спальни, чтобы сообщить господину о рождении сына. Сьюзи медленно шла по узкому коридору, думая, что сказать мистеру Лейтону: тот явно не будет рад. У него уже есть наследник, есть дочь, которую можно будет выгодно отдать замуж, но что делать с этим ребенком? Она тихо вошла в мрачный кабинет, чей хозяин сидел в кресле и смотрел, как медленно падает снег. Эдвард Лейтон был типичным ирландцем с рыже-золотистыми волосами, тонкой белой кожей, голубыми глазами, в которых была холодная сдержанность. Летом ему исполниться двадцать семь, и уже трое детей. Обычно в это время его сверстники только вступают в брак, а он уже давно был связан ненавистными узами. Сьюзи посмотрела на его гордый профиль, и тут он заметил ее: — Ребенок родился? — спросил он, в глубине душе боясь ответа: что, если это сын, что делать тогда? Лучше бы он умер. Да, это грех, и все же так будет лучше. Уже двести лет, прожитых на этой земле, у них, лордов Холстонов, не рождалось двое сыновей. Именно столько лет никто не устраивал войн за наследство. Теперь древнее правило нарушилось. — У вас сын. Миледи ждет вас, — прошептала Сьюзи, он встал и побрел за ней. «Зачем Каролина сделала это? Она же знает, как важно для нас сохранять единство. А может, она не врет, когда говорит о том, что все это сказки насчет свойств мешочка трав для предотвращения беременности? Чему же верить?» — думал Эдвард по дороге в спальню жены. В комнате было светло, окна не зашторены. Он сел на край постели. Супруга была красивой, этого не отнять, только душа ее была черна, словно демон вселился в нее. Эдвард никогда не любил жену, даже в ту минуту, когда она подарила ему сына. Тогда он, кроме чувства долга, больше ничего к ней не испытывал. Эдвард знал и о ее чувствах к нему. Она не хотела его любить и замуж вышла за него лишь только потому, жених был сказочно богат. С ним она мечтала вкусить все радости светской жизни, менять наряды каждый день, сверкая в свете, пускай даже в Антриме — только этого она хотела. Когда отец сообщил о предстоящей помолвке, она испытала настоящую радость: все подруги выходили замуж за стариканов, а она — за молодого лорда, да еще и богатого. Разве это — не успех? Внешне она привлекла его: тоненькая, миниатюрная, с великолепной матовой кожей и блестящими темно-рыжими кудряшками. Только не сложилось у них ничего. Первое время он приходил к ней, чтобы зачать сына, а после рождения Виктора, стал делать это все реже и реже, а с появлением Марии почти забыл, как выглядит ее спальня. Только девять месяцев назад, он как безумец накинулся на нее. Наверное, под действием каких-то трав, больше он никак не мог это объяснить. Новость о беременности он воспринял как нечто обычное. Эдвард никогда не хранил верность жене, и Каролина знала, что у него есть пара содержанок в Антриме, но, как любая жена, держала язык за зубами, делая вид, что ничего не знает. — Я назову его Руфус Алан Патрик Лейтон, — начал он. — Виктор получит заводы и счета, замок и землю, ему я отдам малую часть денег и земли. — Но… — Виктор — мой наследник, это было и не изменится, — он вышел из спальни. Каролина стиснула в руках подушку, готовая кричать от переполняющего ее гнева: — Виктор не получит ничего! Он ничего не получит! — цедила сквозь зубы она. Как же она ненавидела его и Марию, из-за них она потеряла своего любимого кузена, Френсиса О’Минса. «Это все из-за них, все из-за них», — твердила она на похоронах. Это было обычное лето, обычный день, когда Френсис приехал в Холстон-Холл. Виктору в ту пору было четыре, а Марии — три. Френсис взял детей на озеро, чтобы научить плавать. Ребята заигрались, и Мария чуть не утонула. Виктор бросился спасать и сам чуть не ушел на дно. Френсис утонул, вытаскивая ее детей на берег. Настоящая мать бы радовалась, что дети ее спасены, и недолго бы горевала из-за кузена, но Каролина скрыла эмоции. В ночь после похорон она решила, что родит еще одного мальчика, Виктора сделает изгоем, Марию отдаст замуж за деспота. Откуда такая слепая любовь к кузену? Что на самом деле крылось за этим всем? За день до несчастья она сидела в тени сада, в самом укромном уголке поместья, и целовалась с Френсисом. Она давно пылала к нему чувствами и мечтала о нем, только сейчас он ответил взаимностью. Он не был Эдвардом, и все было так волнующее, что она совсем потеряла голову. Каролина знала его с детства, они вместе росли, и она обижалась, когда, ухлестывая за молодыми девушками, кузен не смотрел в ее сторону. И ничего не сказал, когда она выходила замуж за Эдварда Лейтона, только пожал плечами да обронил одну единственную фразу: «Может, ты будешь счастлива, Каро». Только он ее так называл, и больше никто. Но он приехал, страдая от несчастной любви и все больше понимая, что девчонка, что превратившаяся в леди, любит его, и в воспарившем сердце все прежнее всколыхнулось. — Приходи ко мне, — прошептал он. Она загадочно улыбнулась, сжала его руку и лишь одними губами сказала «да». Они сговорились встретиться на этом же месте под светом полной луны. Вечером ее задержал Эдвард, он рассказывал о планах, успехах на полях и заводе, а Каролина нервно теребила белый платочек с кружевом, постоянно смотря на часы. Она опоздала на встречу, Френсис пошел в дом, и они столкнулись в дверях Зимнего сада, ведущего в потаенный садик. Он украдкой поцеловал Каролину и отложил встречу на завтра, распаляя ее еще больше. Ночь она провела в состояние ожидания, как ребенок в предвкушение чуда. Днем произошло самое страшное: трое рыбаков вытащили из озера бездыханное тело ее любимого. Каролина упала в обморок. Только утром он целовал ее, а сейчас его тело несли в дом. Услышав рассказ сына, вместо того, чтобы успокоить ребенка, она дала ему оплеуху. «Из-за тебя, из-за тебя и из-за Марии все это произошло!» Она поклялась, что лишит детей всего, как они лишили ее единственной любви, она ведь так и не познала ее радость. Месть матери оказалась велика, но в эту снежную ночь появилось еще одно обещание. Наверное, с этого-то и начнется наша длинная история.***
Они смеялись, читая сказки. Детская примыкала к огромной библиотеке. Столетиями каждый лорд Холстон считал своей обязанностью приобрести с десяток новых книг, теперь многие стоили, как дорогие драгоценные камни. Их комната была домом в доме. Стены гостиной, где они играли, обитые изумрудным муаром с кленовыми вставками, создавали уют, но иногда казалось, что живут тут не дети, а юная леди и юный лорд. По полу ездила железная дорога, стояли круглые столики с крошечным фарфоровым сервизом, расписанным их дедом, где они устраивали импровизированные чаепития; на стульях сидели куклы в шелковых и атласных платьях, плюшевые зайцы и медведи смотрели с полок, и белый рояль у стены, на котором играла гувернантка мисс Анри. Сегодня ее не было — она находилась вместе с хозяйкой, вместе Тревором Йорком, бароном Уэсли, другом Эдварда Лейтона, их крестным отцом. Он привел с собой своего сына Артура. Виктор засмеялся, отбрасывая в сторону книгу. Ему недавно исполнилось пять, но для своих лет он был очень смышленым мальчиком. Он бегло читал, хорошо считал, правда, не умел рисовать, но уже тогда в нем наблюдалась склонность к тайнам трав и врачеванию. Марии в апреле должно было исполниться четыре. Внешне они не были похожи друг на друга. Его ярко-рыжие волосы искрились в лучах зимнего солнца, на бледном лице с пухлыми щечками сияли ярко-голубые глаза, полные губы постоянно выгибались в милой улыбке. Мария же, обладательница более темной кожи и волос, во многом походила на мать, но в тоже время чем-то напоминала Фелисите Лейтон. Артур Йорк, ровесник Виктора, сын англичанки и ирландца, больше походил на первых, нежели на вторых: с темной копной волос, карими глазами и английской душой, отражающейся в них. Его мать давно умерла, и Тревор растил сына один. Он часто ездил в Англию, и дети с жадностью слушали его рассказы о далеких для них краях. — Дядя Тревор, а расскажите о Лондоне, — попросил Виктор, устроившийся рядом с мужчиной и прижимавшийся к его руке щекой. — Пожалуйста. — Да, расскажите, дядя, — Мария поддержала рвение Виктора. — Лондон — большой город, дети мои. Там красивые улицы, парки и скверы. Ночью зажигают на улицах фонари, и огни красиво отражаются в речной глади Темзы. Это самое красивое место на земле, особенно музеи. Это надо видеть, дорогие мои. Картины, древние экспонаты и памятники... — он замолчал, а потом добавил: — По утрам город наполнен различными ароматами, а по вечерам везде звучит музыка. Многие ходят в оперу или театры, а потом в клубы, где играют в карты или просто общаются. Там все восхитительно, начиная от простого домика и заканчивая Собором Святого Павла. — А вы были на балах? — как и любую девочку, Марию волновали такие вопросы. — Конечно. Дамы в платьях по последней моде, модная музыка... — он вздохнул. — Жаль, что я там не был, — Виктор посмотрел на крестного. — Еще все впереди, — Тревора прервал Эдвард, он был мрачнее тучи. — Что случилось? — Тревор резко встал. — У меня сын, это конец всему, — сказал Эдвард. — Пап, можно к маме? — Мария и Виктор потянули его за рукав рубашки. — Да, да, — пробормотал он. Они весело бросились в коридор. Пробежавшись по картинной галерее, прошлись по огромной Кленовой гостиной, названной так из-за кленовой отделки, до другого крыла замка, где была комната матери. Мисс Анри открыла дверь, и они, как вихрь, пронеслись к кровати роженицы. — Мамочка, — Виктор улыбался, а у Каролины было только одно желание: задушить мальчика. — О, мама, — Мария погладила пальцы матери. Как же она ненавидела своих детей! У нее могла быть любовь, а они отняли ее, и теперь она отнимет их будущее. — Уходите! — она оттолкнула их, в голосе скользило неприкрытое презрение. — Мама, — жалобно протянула Мария. — Идите, я не хочу видеть вас! Мисс Анри, заберете их, пока не случилось ничего плохого. — Но, миледи… — Делайте, что велят! – зло прошептала Каролина, Виктор поймал ее взгляд и съежился. Их гувернантке Ипполите Анри было чуть больше двадцати, у нее были изысканные манеры и хороший французский, но родители ее обеднели, и потому ей пришлось идти работать. Она быстро вывела детей из комнаты обратно в детскую. — Мама нас не любит, — проговорил Виктор. — Мы виноваты в смерти дяди Френсиса. — Не говорите так, — отругала Ипполита. — Это ужасно. Просто она плохо себя чувствует. — Нет! Когда я вырасту, я уеду отсюда, навсегда, я поеду в Англию! — заявил Виктор. — Я тоже, я поеду с тобой! — Мария посмотрела на Ипполиту. — Это все глупости, — возмутилась мисс Анри. — Это просто минутный каприз. — Я так решил, — Виктор открыл дверь в свою спальню, и, бросившись на кровать, стал мечтать о будущем. В эту ночь он твердо решил, что когда-нибудь уедет в Англию, и никто и ничто его не остановит.***
Эдвард посмотрел на спящих детей. Ночь действительно выдалась тяжелой, особенно для него. Завтра мать будет ругать, обвиняя во всех грехах. С самого рождения молодым лордам Холстонам объясняли простую истину: один сын — один бизнес. А что теперь? Он, конечно, мог отдать все Виктору, но в глазах общества выглядел бы скупым, не любящим родных детей. Сейчас у него был Руфус, и он обязан вырастить и воспитать его как еще одного лорда Холстона. Он прикрыл дверь, пропустив мисс Анри, она посмотрела на него своими фиалковыми глазами, опуская лицо, вспомнила, как год тому назад он принимал ее на работу. Ей только исполнилось восемнадцать, месяц назад в пожаре погибли ее родители: отец спасал лошадей, а мать его самого, крыша конюшни обвалилась, и они оба погибли. Все, что ей оставалось делать, так это искать работу. Многое она не умела, но тут ей рассказали, что один местный лорд ищет гувернантку своим детям. Правда, ходили слухи о его репутации, прошлую мистрис со скандалом выгнала хозяйка замка, улучившая мужа в интимной связи с прислугой. Все знали, что супруги друг друга не любят, но блуд, как заявила миледи, терпеть в своем доме она не собирается. Ипполита влюбилась в лорда, хоть и знала о его крутом нраве и деспотичной натуре. Он не терпел возражений, заставлял делать то, что хотел. Она прятала чувства, боясь, что Эдвард заметит это и воспользуется, чтобы затащить в постель. — Птичка, — только отец имел право так обращаться к ней. Эдвард схватил ее за руку, останавливая. — Вы очень привязались к ним. — Да, милорд, — прошептала она, не смотря на него. Она боялась. — Вы так красивы, — его пальцы гладили ее запястье. — Вы пьяны, — ответила она на комплимент. — Я опьянен вами. Неужели вы не понимаете, эта ледышка не способна на любовь, — сказал он, имея в виду жену, — а вы другая. Вы — ангел. — Глупости, — отмахнулась девушка. — Пустите, я пойду в свою комнату. — А что, если я не разрешу, — он решил воспользоваться силой, — что тогда? — она смотрела на него расширенными от ужаса глазами. — Я ведь могу сделать все. — Вы ведь не сделаете, — он привлек ее к себе. — Я могу все, потому что я — лорд Холстон, король Ирландии. В ту же минуту его губы сомкнулись вокруг ее рта, она чуть задохнулась от наглости. Он подхватил ее на руки и до самой спальни он не отпускал. В этой комнате Порция оказалась впервые. Тяжелый балдахин над большой кроватью символизировал языки пламени, напоминая о грехе; такого же цвета были шторы. Тяжелые кованые подсвечники как-то зловеще мерцали, а над готическим камином весела картина, где обнаженные мужчина и женщина занимались любовью. Она могла бы уйти, но что-то крепко ее держало. Эдвард подошел, быстро скидывая жилетку. У девушки дрожали ноги, внутри разгоралось паническое чувство, желание бежать далеко отсюда, но все же она была уже во власти греха. Лорд расстегнул маленькие пуговки на белой блузе с красивым накрахмаленным жабо, снял коричневую юбку. Она не заметила, как отлетело в сторону нижнее белье, как он сам разделся. Все, что она видела — его мерцающие голубые глаза. После всего Эдвард встал, подавая ей одежду: — Если Сьюзи узнает, что ты здесь, это дойдет до ушей миледи, и она выгонит тебя, так что уходи, — она вспыхнула, но все-таки ушла, подавив возмущение. Что они натворили? Только сегодня госпожа родила ему сына, и он сразу же завел себе любовницу. Зачем она позволила толкнуть себя на грех? Она легла спать, а утром подумала, что все это ей привиделось. Так ей казалось до того, как ночью она снова не оказалась в постели лорда Холстона. Что ж, если так хорошо ей будет всегда, то пусть будь что будет.***
Королева Виктория умерла, и в стране объявили траур. Вместе с ней ушла целая эпоха, а что несла следующая, еще предстояло узнать. Шла «преступная война»[1], Англия осваивала свои колонии, приумножая господство и влияние в мире. Виктория много сделала для страны, и народ вскоре назвал ее правление «золотым». Эдвард Лейтон был согласен с этим. Мир готовился к войне, чей дым уже ощущался по всей Европе, он витал где-то в воздухе, но никто в это не верил. В то утро он пил чай со своей матерью, прошло уже две недели со дня рождения Руфуса, и Фелисите Лейтон впервые посетила дом сына. Она давно жила отдельно. С тех пор, как умер ее муж, она решила перебраться в городской дом, что Дезмонд построил для нее. Их поженили родители, когда он вернулся из Китая, одурманенный новой идей. Он был ветреным романтиком, а она циничной девушкой, и из этого мало что могло получиться. Как и все леди того времени, она отвергала мысль о супружеской любви, на первом месте стоял долг, и неважно, в чем он выражается — в сопровождении мужа в свет или в ублажении его в постели. Она исполнила свой долг, во всем и всегда поддерживала мужа, воспитала сына и дочь, и теперь продолжала поддерживать образ благополучной леди из благовоспитанной и успешной семьи. Дезмонд умер всего два года назад, для Фелисите это было сильное потрясение, ведь ее сыну было тогда всего двадцать пять, и он должен был возглавить дело своего отца. — У твоей жены нет головы, — начала она, когда Сьюзи подлила им чай. — Почему? — Эдвард, конечно, знал, что его жена настоящая мегера. И почему только ее выбрал отец? — Потому что умная женщина так не поступит. Прошло то время, когда нужно было рожать много детей, а то вдруг совсем не останется наследников! И то Лейтоны не делали этого, как наши многие соседи. Нельзя рушить создававшееся веками, — Фелисите говорила с пылом, сбивчиво, отчего Эдвард порой не поспевал за ходом ее мысли. — Мама, я сделаю все, что в моих силах, — ответил он. Фелисите была маленькой женщиной, но сила и уверенность в себе читались в ее блеклых глазах. Годы не испортили ее, наверное, это черта всех жен лордов Холстонов: с годами они не дурнеют, а, как хорошее вино, становятся только прекраснее. Из угловатых леди они превращаются в царственных особ. — Что ты делаешь? Позволишь разрушить все, что мы создавали веками? — она убрала непокорную прядь седых волос со лба. — Мама, Виктор получит все, чего ты так переживаешь, — старался ее успокоить Эдвард. — Хорошо, если это будет так... — она замолчала. — Доброе утро, — услышала она слащавый голосок Каролины. — Как у вас дела, миссис Лейтон? — Очень хорошо. Поздравляю, — в ее голосе скользило явное недовольство. — Хотите увидеть внука? — Каролина сузила глаза, думая, что эта старая ведьма злится, радуясь, что кому-то тоже плохо. — Да, — Фелисите встала и направилась в комнату невестки. Она слышала позади шаги и все же испытала момент настоящего триумфа, когда поняла, что Каролина настоящая дрянь. Осталось только узнать, что на самом деле за этим всем скрывается. Она отворила дверь, ребенок находился на руках кормилицы. Он был очень тихим и спокойным. Его брат был другим. Тому постоянно надо было что-то искать и чего-то добиваться, он был охотником, а Руфус, скорее всего, вырастет простым обывателем. Возможно, Виктор приумножит семейное богатство, а с Руфусом все придет в упадок. Кто знает, как жизнь сложиться, еще ничего не решено. Каролина триумфально улыбнулась, она нанесла несколько ударов сразу: лишила будущего сына и дочь, выбила из колеи свекровь и вывела из блаженного состояния собственного мужа. Она почти отомстила им всем, вот она, сладкая победа. — Хороший мальчик, — но это были всего лишь вежливые слова и не более того. Фелисите молча вышла из спальни, она сказала сыну, что уезжает. Ее охватило смутное предчувствие, что когда-нибудь привычный мир семьи рухнет. «Лишь бы я не дожила до этого момента», — подумала Фелисите, задергивая шторки кареты, что медленно ехала в Антрим. Она не выносила быстрой езды.