Кто, если не ты?

      Цвет ободранных обоев никогда ещё не казался мне столь отвратительным. Да и потолок с ними не гармонировал совершенно. Краска на дверях совсем облупилась и валялась серыми хлопьями на добела выгоревшем линолеуме.       Короче говоря, поистине древний ремонт квартиры мог только разочаровать людей в жизни, что, собственно, он и делал.       Я как-то решил, что моя вечная апатия может вполне законно этим оправдываться, и, очередной раз опоздав на работу, написал в объяснительной, что «с вечера был слишком расстроен состоянием дверных косяков на кухне, поэтому, чтобы не видеть их, выпил двойную дозу снотворного, вследствие чего утром не услышал будильник». Ежи Олегович, начальник отдела, сказал, что если это не ребячество, то мне срочно нужен психиатр, и ушёл писать приказ об увольнении.       Теперь я целыми днями дома: лежу на диване, любуясь на засиженное мухами окно, и слушаю мамины причитания. А причитает она обо всём: каким хорошим мальчиком я рос, как красиво рисовал, а так же каким непутёвым вырос, обленился, семью не завёл, а теперь ещё и безработный, повис на её шее.       Я люблю свою маму. И она меня любит. Наверное, поэтому до сих пор не выгнала на улицу. Спасибо ей за это.       С утра до позднего вечера я смотрю в окно; вид избитой временем квартиры осточертел мне. Наверное, в мире не осталось ничего, чем бы я хотел заняться.       Хотя, есть для меня одно утешение. Пустячок, но всё же.       Посуда. Старый набор столовой посуды, подаренный невесть сколькиюродной тёткой матери на свадьбу. За годы пользования не потерялся ни один ножичек, ни одно блюдце. Так вот и используем его до сих пор.       Иногда мама приводит гостей в нашу квартиру, похожую на бомбоубежище. Кто приходит впервые - стоят несколько минут в ступоре, а те, кто уже стал друзьями семьи, только тяжело вздыхают и идут следом за мамой на кухню, где при виде идеально вычищенного столового набора забывают об убогости прихожей и поломанных косяках. Посуда действует на них чарующе.       Почти всегда «новички» спрашивают, где мама купила средство, которое так качественно моет приборы. А мама улыбается и говорит, чтобы записали адрес, и диктует адрес городского роддома.       Да, хотя бы в этом деле я преуспел.       Недавно встретились с Игорем, моим старым другом. Узнай я в детстве, что он, разгильдяй и непоседа, станет главой крупной городской компании, а я, тихоня и умница, маргиналом, никогда бы не поверил.       Мы стояли и курили на общем балконе в тот момент, когда я закончил рассказ о своем бессмысленном существовании. И он сказал:       - Слушай… Ты чувствуешь себя таким бесполезным… Обуза для матери и общества. Тебе не хочется умереть?       Я долго думал и ответил:       - Нет.       На том и разошлись.       Как-то вечером мама принесла к окну чай и тихо села рядом. Я спросил, очень ли она расстроена, что все её ожидания на мой счёт канули в Лету? Она ответила: "Да". Тогда я спросил, не лучше ли мне умереть? Она испугалась, но, сдерживая шквал эмоций, всё же ответила: "Нет". Я просил почему?       Она начала причитать, как обычно. Начала издалека и долго-долго говорила. А я слушал, мне было приятно слушать мамин голос. Она говорила, что всё ещё верит в меня, что я исправлюсь, что придут лучшие времена.       Когда речь кончилась, и слёзы были вытерты вышитым платком, она добавила:       - Если умрёшь, кто посуду так старательно намоет? Кто, если не ты?       А я всё смотрел и смотрел в окно.